Тайна Святой Плащаницы - Хулия Наварро
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И как вы поступите?
— Ты меня об этом спрашиваешь? Ты же знаешь, что Мандилион принадлежит не мне и что при всем желании я не смогу передать его своему дяде, славному королю Франции.
— Вы могли бы попытаться уговорить епископа отдать Мандилион.
— Это невозможно! Я потратил бы на это несколько месяцев, и все равно ничего бы не вышло. А я не могу больше ждать. Скажи мне, что еще я мог бы отдать в залог? Нет ли у нас еще какой-нибудь ценной святыни, которая была бы достойна внимания моих кузенов?
— Есть.
— Есть? Какая?
— Если вы убедите епископа, чтобы он отдал вам Мандилион…
— Он никогда этого не сделает.
— А вы его просили?
— Он ревностно хранит Мандилион. Эта святыня чудесным образом пережила нашествие крестоносцев. Ему ее передал его предшественник, и епископ поклялся, что будет защищать ее даже ценой собственной жизни.
— Но вы же император!
— А он — епископ.
— Он — ваш подданный. Если он не будет подчиняться, пригрозите, что ему отрежут уши и нос.
— Какой ужас!
— Вы погубите империю. Это полотно — священное, и тот, кто им владеет, может не бояться ничего. Попытайтесь сделать это.
— Хорошо, поговорите с епископом. Скажите ему, что вы пришли от моего имени.
— Я это сделаю, но, если он не станет меня слушать, вам придется поговорить с ним самому.
Император в отчаянии заломил руки: он боялся спорить с епископом. Да и что он мог ему сказать, чтобы убедить его отдать Мандилион?
Он отпил глоток вина гранатового цвета и жестом показал Паскалю де Молесму, что хочет остаться один. Ему нужно было подумать.
* * *Рыцарь в задумчивости ходил по морскому берегу под шум волн, накатывающихся на прибрежную гальку. Его конь — верный друг, побывавший с ним во многих битвах, — стоял непривязанным поодаль и терпеливо ждал.
Слабый свет вечерних сумерек освещал Босфор, и Бартоломей дос Капелос чувствовал в красоте окружающей его природы дыхание самого Господа.
Его конь навострил уши, и он, заметив это, оглянулся и увидел, как, поднимая дорожную пыль, к нему приближается всадник.
Бартоломей — жестом скорее инстинктивным, чем осознанным, — положил руку на рукоять меча и впился взглядом во всадника, пытаясь рассмотреть, этого ли человека он ждал.
Приехавший слез с лошади и стремительными шагами подошел к кромке берега, где его с нетерпением ждал португалец.
— Вы опоздали, — сказал Бартоломей.
— Я был с императором вплоть до самого ужина. У меня не было возможности покинуть дворец раньше.
— Ладно. Что вы хотите мне сообщить и почему именно здесь?
Прибывший мужчина был толстым, небольшого роста, с желтоватой кожей и крысиными глазами. Он внимательно посмотрел на рыцаря-крестоносца и решил, что с таким, пожалуй, нужно обращаться поосторожнее.
— Господин, я узнал, что император собирается попросить епископа отдать Мандилион.
Бартоломей дос Капелос даже и глазом не моргнул, как будто то, что он сейчас услышал, его абсолютно не интересовало.
— И откуда ты это узнал?
— Я слышал разговор императора с господином де Молесмом.
— И что император хочет сделать с Мандилионом?
— Это последняя ценная святыня, которая еще осталась у него, и он хочет отдать ее в залог. Вы же знаете, что император вот-вот разорится. Он отдаст Мандилион за плату своему дяде, королю Франции.
— Ладно. Возьми вот это и уходи.
Тамплиер дал мужчине несколько монет, и тот, вскочив на свою лошадь, мысленно поздравил себя с удачей: рыцарь щедро оплатил его услуги.
Он уже несколько лет шпионил во дворце в пользу тамплиеров. Он был уверен, что у рыцарей красного креста есть и другие соглядатаи, но не знал, кто они.
Тамплиеры были единственными богатыми людьми в этой обедневшей империи, а потому многие местные жители, включая знать, предлагали им свои услуги.
Португалец внешне никак не отреагировал на известие о том, что император подумывает отдать Мандилион в залог. Человек с крысиными глазами решил, что тамплиеры, скорее всего, уже узнали об этом от кого-то из своих соглядатаев. Ну и что, это уже было не важно, ему ведь неплохо заплатили.
Бартоломей дос Капелос прискакал к укрепленной крепости, которой владел в Константинополе орден тамплиеров. Эта крепость представляла собой расположенное неподалеку от моря и окруженное мощной стеной здание. В нем жили более пятидесяти рыцарей, а еще слуги и конюхи.
Дос Капелос вошел в зал, где в этот момент молились его братья. Андре де Сен-Реми, его начальник, показал жестом, чтобы он присоединился к молящимся. Прошел целый час с момента приезда Бартоломея, прежде чем Андре де Сен-Реми позвал его в свою рабочую комнату.
— Садитесь, брат. Расскажите мне, что сообщил вам виночерпий императора.
— Он подтвердил информацию, полученную от начальника императорской гвардии: император хочет отдать Мандилион в залог.
— Погребальный саван Христа…
— Он уже отдал в залог его терновый венец.
— Есть множество поддельных святынь… Однако Мандилион к их числу не относится. На этом льняном полотне — кровь Христа и его лик. Я надеюсь, что наш Великий магистр, Гийом де Соннак, даст разрешение выкупить это полотно. Несколько недель назад я направил ему послание, в котором объяснил, что Мадилион сейчас — последняя подлинная святыня, оставшаяся в Константинополе, и самая ценная. Нам обязательно нужно приобрести ее.
— А если у нас не останется времени на то, чтобы дождаться Гийома де Соннака?
— Тогда я сам приму решение, и, надеюсь, Великий магистр его одобрит.
— А епископ?
— Он не хочет отдавать Мандилион императору. Нам уже известно, что Паскаль де Молесм разговаривал с епископом и тот отказался отдать Мандилион. Теперь император лично будет просить епископа об этом.
— Когда же?
— В ближайшие несколько дней. Мы же постараемся сами переговорить с епископом, а еще я встречусь с императором. Завтра я скажу вам, что нужно будет сделать. А пока отдыхайте.
Еще не рассвело, когда рыцари завершили первую утреннюю молитву.
Андре де Сен-Реми составлял письмо императору, прося его об аудиенции.
Восточная Римская империя агонизировала. Балдуин был императором Константинополя и его окрестностей, не более того, и у тамплиеров сложились довольно сложные отношения с Балдуином, то и дело просившим у них денег взаймы.
Де Сен-Реми еще не успел убрать письменные принадлежности, как к нему в комнату стремительным шагом вошел брат Ги де Боже.
— Господин, с вами хочет поговорить некий мусульманин. Он пришел в сопровождении еще троих…
Старший тамплиер Константинополя не выказал никакого удивления. Он спокойно сложил свои бумаги.
— Мы его знаем?
— Неизвестно. У него закрыто лицо, и рыцари, охраняющие вход, не решились заставлять его открыть лицо. Он дал им эту стрелу, сделанную из ветки дерева. На ней есть зарубки. Он сказал, что вы узнаете ее.
Ги де Боже протянул Андре де Сен-Реми стрелу и тут же увидел, как затуманился взор его начальника, рассматривающего положенную на его ладонь ветку, которой была придана форма стрелы, и пять зарубок на ней.
— Пусть он войдет.
Через несколько минут в зал, где находился де Сен-Реми, вошел высокий крепкий человек. Он был одет довольно просто, однако по его одежде было видно, что он принадлежит к знати.
Де Сен-Реми жестом показал двум рыцарям-тамплиерам, приведшим мусульманина, оставить их одних, что рыцари безропотно и сделали.
Оставшись вдвоем, мужчины сначала впились друг в друга взглядами, а затем громко расхохотались.
— Робер, зачем же ты так замаскировался?
— Ты узнал бы меня, если бы тебе не передали эту стрелу?
— Конечно, узнал бы. Или ты думаешь, что я не способен узнать своего родного брата?
— Это было бы для меня плохим знаком, потому как означало бы, что я плохо замаскировался и совсем не похож на сарацина.
— Наши братья тебя бы не узнали.
— Вполне возможно, что нет. Во всяком случае, я проскакал верхом несколько дней и сумел добраться сюда через земли наших врагов, причем никто нас ни в чем не заподозрил. Я рад, что ты помнишь, как нам в детстве нравилось мастерить стрелы из веток, обламывая деревья. Я всегда делал пять зарубок, а ты три.
— У тебя по дороге были какие-нибудь проблемы?
— Нет. Точнее, не было таких, какие мы не могли бы решить вместе с юным братом Франсуа де Шарнеем.
— А сколько с вами было людей?
— Двое мусульманских оруженосцев. Здесь трудно проехать незамеченным.
— Скажи, какие вести ты привез мне от Великого магистра?
— Гийом де Соннак мертв.
— Как это? Что произошло?
— Орден тамплиеров сражался вместе с королем Франции, оказывая ему значительную поддержку. Именно благодаря этой поддержке удалось захватить город Дамиетта. Король горел нетерпением атаковать город Аль-Мансура, а Гийом де Соннак призывал его к благоразумию, стараясь не допустить, чтобы радость победы вскружила ему голову. Однако король был непреклонен, поскольку он дал обет отвоевать Святую Землю и горел желанием войти в Иерусалим.