Москва криминальная - Борис Борисович Солдатенко

давно сказали, что, мол, ты не отчаивайся, все-таки герой Приднестровья. Смешно. Да обо мне там уже давно забыли. Звонил друзьям, так мне сказали, что в моей квартире живет уже кто-то другой.

На этот громкий монолог из основного зала выскочила официантка и с укоризной посмотрела на нас.

— Вы не переживайте, мы сейчас все уберем, — попытался отвертеться я. — С другом давно не виделись. Сплошные эмоции. Вчерашний орденоносец волею судьбы оказался не у дел.

— А не стыдно этому офицеру каждый день торчать с протянутой рукой возле перекрестка, — вскипела официантка, — а потом, вот здесь сидя, жаловаться на свою неустроенную жизнь?! Мол, не понимают его. Что, без водки поставить все на место слабо?

— Заткнись, сучка, — грубо прервал ее Руслан, — ты вообще ни хрена в своей жизни не видела, кроме чаевых. Чем ты лучше меня? Если я стою на паперти по необходимости, то ты сделала попрошайничество своей профессией. Так что вот, подавись…

Он бросил на стол сторублевую бумажку и на коляске отъехал к выходу.

Мы расстались на ступеньках его подъезда.

— Скомканная у нас встреча получилась, — как бы оправдываясь, сказал он. — Но земля круглая. Еще увидимся. Ну, ни пуха ни пера, капитан.

Видимо, в его памяти я тоже остался тем молодым капитаном, которым приехал в полыхающее Приднестровье.

…Следующий раз мы встретились с ним спустя почти год. Рано утром, в районе проспекта Мира. Он сидел за рулем небольшого импортного микроавтобуса. Увидев меня на остановке, он притормозил и движением руки пригласил в кабину.

Микроавтобус был полон… инвалидами. Причем все они, как один, были одеты в камуфлированную военную форму, и кое у кого, как раньше у Руслана, на кармане висели медали или орденские планки. Сам же водитель на этот раз был без формы, в обыкновенном костюме. На вид бизнесмен средней руки.

Увидев на моем лице недоумение, он махнул рукой, мол, позже поговорим. На каждом перекрестке он высаживал двоих инвалидов, и они, поправив форму, выходили на «работу».

— Теперь я у них что-то вроде бригадира, — грустно улыбнулся Руслан, — собрали их не без моей помощи, по заказу приобрели для них камуфляж, у нумизматов взяли штампованные медали. Это помогает разжалобить. Теперь вот под моим контролем не только север, но и часть северо-востока столицы.

Оказалось, что, втянувшись в работу, Руслан уже другой для себя жизни не видит. Да и нужна ли она ему? На «инвалидные» пожертвования он сумел, как и говорил хозяин, построить себе кооперативную квартиру, выдал сестру замуж, сам женился, купил машину и ныне не бедствует.

— И из кого же ты набираешь себе «гвардию»? — не удержался я.

— Начнем с того, что лично я никого не набираю, — поправил он меня. — Мне передают уже всех готовых. Но я знаю, что кто сам приходит, кого приводят, как в свое время меня. Но есть и такие, которых просто-напросто крадут из больниц.

Больше полугода они у нас не задерживаются, — продолжил Руслан. — Многие «сгорают на производстве». Кто спивается, кто умирает от болезней, а кто и сбегает. И моя задача вновь из новичков созда-вать бригады лжеафганцев и расставлять их по перекресткам Москвы. В мою же обязанность входит и отгонять от наших мест всех чужих. А также собирать дань с моих инвалидов и передавать деньги хозяину.

Когда мы прощались, он поймал меня за рукав куртки.

— Знаешь, мне очень стыдно за то, чем занимаюсь, — в сердцах сказал он. — Как, впрочем, стыдно и за государство, которое меня к этому вынудило. Здесь мне предоставили крышу над головой, дали денег. А государство не дало ни хрена. Так что, пожалуйста, если будешь писать, меня не называй. Пусть мои сослуживцы считают, что у меня все хорошо.

Через несколько месяцев после этого разговора он собрал вещи, взял беременную жену и перебрался в Приднестровье. Уже после его отъезда в редакционной почте я обнаружил адресованное мне письмо.

Старший лейтенант запаса Руслан Чижов писал, что, помня о нашем разговоре, он решил порвать с прошлым, в первую очередь из-за того, чтобы его родившийся сын не знал, что его отец попрошайка. И возвратиться в Тирасполь и еще раз попробовать начать жизнь заново. Накоплений хватит на покупку квартиры, а потом он сумеет заработать. Да там никто и не знает о его «послевоенной» жизни.

…Буквально на днях на Сущевском валу я вновь увидел инвалида в камуфлированной форме. На костылях он передвигался от одной автомашины к другой, рассовывая по карманам мятые рубли. Чуть невдалеке его ждал знакомый мне микроавтобус. За рулем сидел незнакомый мне мужчина в костюме. В салоне уже сидело несколько инвалидов в камуфляже.

Старший лейтенант Чижов со своим бизнесом покончил, но вот его дело продолжает жить…

Глава 4

ПОСЛЕ АМНИСТИИ

Под амнистию 1998 года попало около тридцати пяти тысяч человек. Это, в первую очередь, женщины, осужденные за преступления по неосторожности или отбывшие треть срока, беременные и имеющие несовершеннолетних детей. Мужчины старше шестидесяти и женщины старше пятидесяти пяти лет. Инвалиды 1-й и 2-й групп. Лица, принимавшие участие в Великой Отечественной войне, воины-интернационалисты, участники ликвидации аварии на Чернобыльской АЭС, а также имеющие государственные награды. Освобождению подлежат и несовершеннолетние, осужденные на срок до трех лет и ранее не отбывавшие наказание.

Но из числа перечисленных категорий зону оставили не все. Не подлежали освобождению осужденные за тяжкие преступления, отбывавшие наказание за умышленное преступление и совершившие его вновь, признанные особо опасными рецидивистами, а также ранее освобожденные по амнистии, но вновь совершившие преступление

СЕДОЙ

…Седого забирали в отделение милиции уже четвеотый раз. Милиционеры патрульной группы, с которыми я заступил на ночное дежурство, сразу же разглядели своего давнего подопечного в толпе бомжей, обживших за зиму сырой подвал сталинского жилого дома в нескольких кварталах от «плешки» у трех вокзалов.