Конфидентка королевы. На службе Ее Величеству - Нордье Софи

— Вы, молодой человек, не имею чести вас знать, нуждаетесь в хорошем оружии? — с пугающей вежливостью уточнил де Дрё; только подергивающееся веко, как обычно, выдавало его сильное волнение. Шевалье, с трудом подбирая слова, попытался сказать что-нибудь в свое оправдание, но граф уже обратился к барону де Куси: — У меня к вам предложение, ваша милость. Если можно, я хотел бы побеседовать с вами без свидетелей.

— Извольте, — с напускной бравадой согласился тот.

Робер знал, что его кузен привык всегда быть первым, и завидовал его славе женского любимца. Ангеррана дамы почему-то не жаловали, хоть он и был высоким и статным и имел привлекательное лицо с широкими скулами и орлиным носом. Такой тип нравится женщинам. Но в де Куси женщин, очевидно, отталкивал высокомерный взгляд и снисходительное отношение к ним. Робер же всегда демонстрировал уважение к дамам.

— Настойчиво советую вам извиниться за оскорбления в адрес баронессы д’Альбре. То, что предметом вашего пари был и я, — прощаю!

Они уже выходили из парадного зала и со стороны напоминали приятелей, беседующих о погоде.

— С какой стати? Вам не понравилось, что я назвал ее кобылкой? Так я всех жен…

— Выбирайте оружие! — Робер прервал этот поток высокомерных слов. Он был весьма красноречив в дамском обществе, но на дух не переносил мужской болтливости.

— Меч! — Ангерран закусил удила.

— И без щита!

— Согласен, — с заминкой ответил опешивший де Куси. Драться без хауберка и щита с де Дрё, слывшим великолепным воином и унаследовавшим таланты отца и дяди?.. Но барон не привык отступать. — Кого мы пригласим в свидетели?

— Никого — я на этом настаиваю. Мы в гостях у короля; негоже омрачать его радушный прием.

И, приказав оруженосцам принести мечи, бретеры направились в Большой внутренний двор, где поздним вечером было безлюдно.

Даже самому себе Робер не смог бы объяснить, зачем ввязался в ссору, ведь оскорбление было довольно надуманным. В мужской компании можно услышать и более крепкие выражения. Но Ангерран попал в точку, и граф разозлился. Ему и вправду пока не удается… как он там сказал? Оседлать кобылку! Вчера вечером де Дрё хотел увидеться с Сабиной, однако ее служанка ответила, что госпожи нет дома. Возможно, это действительно было так, но Робер чувствовал — баронесса его избегает. Подобного афронта с ним еще не случалось. Но и это не главное! Граф сознавал, что эта женщина мила ему, как ни одна другая. Он влюбился в нее горячо, беззаветно! Новое, непривычное чувство злило его, но было божественным.

А потому, ощутив в руке приятную тяжесть любимого меча, де Дрё ринулся в атаку первым и сделал несколько запальчивых выпадов. В таком состоянии легко было совершить роковой промах. Ангерран с улыбкой контратаковал его. Брызнули яркие искры, высекаемые сталью; оруженосцы, освещавшие факелами бой с двух сторон, едва поспевали за господами.

Робер с трудом отразил мощный удар, приняв его на грань возле самой гарды, и пришел в себя. Так и меч можно испортить, и головы лишиться. А потому он отбросил мысли о Сабине, сосредоточившись на клинке и бое. Это ему помогло: он начал теснить барона. На полпути перехватывая лезвие противника, Робер делал один стремительный выпад за другим. Нанося удары с разных сторон, он загнал неистово оборонявшегося Ангеррана в нишу между коновязью и телегой с сеном, которую не успели разгрузить днем. Оценивая свое положение, барон на биение сердца отвлекся. Этого оказалось достаточно. Молниеносным подкручивающим движением меча Робер выбил клинок у него из рук и, тут же перевернув оружие рукоятью вперед, в запале нацелился ему в лицо. Но рука вовремя скользнула вниз, и удар пришелся в плечо. Барон с глухим шлепком врезался в стену. Подобный финал вмиг отрезвил бретеров, с которых, несмотря на мороз, стекал обильный пот.

— Я удовлетворен, — кивнул головой запыхавшийся Робер и покинул двор через неприметную калитку в воротах.

— Надо было выбрать боевой топор, уж с ним бы я не проиграл, — потирая горевшее огнем ушибленное место, шептал раздосадованный де Куси. — Благородства захотелось… Осел!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Как это ни удивительно, он не затаил на графа злобу. Ангерран уважал сильные чувства, а горячность, с коей его кузен бросился отстаивать честь дамы, доказывала, что Робер влюблен не на шутку. А еще барон скрыл, что на нем тонкая, помещающаяся в кулак, но очень прочная кольчуга без рукавов, не позволившая графу мощным ударом навершия разрубить его плечо. Привычка надевать этот шедевр оружейников уже не раз спасала жизнь де Куси.

Вернувшись в пиршественный зал, Ангерран едва заметно кивнул Роберу. Вскоре оба решили, что их поединок стал следствием слишком крепкого вина и романтического настроения в окружении прекрасных дам, и кузены предали забвению это неприятное происшествие.

***

Сабина ошибалась: Матильда уже давно была врагом Бланки — ненависть, которую графиня испытывала к Филиппу Августу, перешла на всех его потомков. Ее отец, плененный при Бувине, уже тринадцатый год пребывал в заточении. А отца Матильда боготворила — это была ее единственная любовь.

О Рено де Даммартене, прославленном воине, обладавшем геркулесовой силой, слагали легенды, как, впрочем, и о его жадности к чужим землям и богатствам. Он не гнушался обирать монастырские земли и путешественников, а однажды ограбил английского канцлера, некстати оказавшегося в поле его зрения. Даже его женитьба была необычной. К тому времени Ида Лотарингская уже дважды овдовела, к тому же она была старше Рено на десять лет. Однако невесте, за которой стояло богатое графство Булонь, подобные пустяки легко прощались. Рено посватался к ней. Но Ида, влюбленная в другого, ответила решительным отказом. Иной на месте графа отступил бы, но он не любил сдаваться! Рено попросту похитил невесту и отвез ее в свой замок. Все вокруг, от епископов до знатных вельмож, возмутились и запротестовали. Но не на того напали. Где уговорами, а где и угрозами Рено добился своего и вернулся уже графом Булони.

Единственного ребенка, Матильду, супруга родила ему, когда ей было сорок лет, и граф выплеснул на девочку всю свою нерастраченную отцовскую любовь. Он нечасто бывал дома, но в эти редкие дни проводил с дочерью много времени. И Матильде они запомнились как самые солнечные.

Однажды, когда ей было десять лет, они с отцом и небольшой свитой отправились на конную прогулку далеко за пределы замка. Проскакав не менее четырех лье, конь под Матильдой, вдруг чего-то испугавшись, взбрыкнул и сбросил с седла неопытную наездницу. Девочка приземлилась мягко, без ушибов, но очень испугалась. Она кричала сквозь рыдания, что больше не подойдет к этому чудовищу. Всполошившиеся служанки лишь усугубили ситуацию. Растолкав прислугу, Рено взял дочь на руки, словно она была совсем крошкой, и пешком отправился обратно в замок. Матильда тут же успокоилась. Отец всю дорогу рассказывал ей веселые истории, в конце которых лошадь обязательно спасала жизнь своим хозяевам. Под эти добрые сказки девочка сладко уснула на отцовском плече. Не меняя руки, чтобы не потревожить сон дочери, граф донес ее до самой кровати.

Очнувшись от воспоминаний, Матильда украдкой вытерла слезы и с презрением посмотрела на своего мужа Филиппа Юрпеля.

— Скоро Бове?

— Сейчас покажется на горизонте. Потерпите, мадам, — отозвался супруг.

Они верхом возвращались с парижского рождественского пира, и Филипп Юрпель, пытавшийся загладить свою вину, всю дорогу был очень любезен с женой. Но графиня лишь брезгливо передергивала плечами и вновь погружалась в свои мысли.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Всех, кроме отца, Матильда ненавидела, а некоторых еще и презирала. К числу этих людей принадлежала и ее мать. Вместо того чтобы добиваться освобождения плененного супруга, эта недотепа предпочла тихо умереть. После этого французский король легко взял под контроль земли, принадлежавшие графу де Даммартену, женив на его дочери-наследнице своего младшего сына Филиппа Юрпеля.

Узнав о предстоящей свадьбе, шестнадцатилетняя Матильда задохнулась от возмущения, но отказаться не посмела. Впрочем, ее согласия никто и не спрашивал. И тогда она решила, что не отдаст будущему мужу единственное, что принадлежало ей лично, — девичью честь. На одной из замковых пирушек она принялась отчаянно заигрывать с бывшим оруженосцем отца, довольно смазливым воином. (Тот попал в плен при Бувине вместе с Рено, а затем родственники его выкупили.) Миловидное лицо Матильды несколько портил крупный нос, но юность скрашивала этот недостаток. Порядком охмелевший Жан (так звали оруженосца) вскоре покорился ее чарам. Наутро, проснувшись в небольшом чуланчике на соломенном тюфяке, он увидел, что на него пристально смотрит обнаженная сеньора. Рядом с тюфяком валялась в беспорядке их одежда. Пятна крови на постели недвусмысленно подтверждали то, что произошло ночью. От страха лицо Жана покрылось испариной, глаза забегали. За то, что он обесчестил невесту принца, его ожидала унизительная и мучительная казнь с отрезанием гениталий. Матильда наслаждалась, наблюдая за безмолвным ужасом своего первого любовника.