Другая страна - Джеймс Болдуин

положения, Эрик с усилием дотянулся до сигареты и закурил, надеясь, что дым отгонит зловредное насекомое. Черно-белый котенок Ива крался по саду, словно по джунглям, а то вдруг, затаившись за мимозой, совершал немыслимый прыжок.

Дом и сад выходили к морю. Далеко за крутым склоном и полосой песчаного пляжа, в грозной синеве Средиземного моря голова Ива то уходила под воду, то выныривала на поверхность. Потом он надолго исчез. Готовый бежать на помощь Эрик в испуге поднялся, вглядываясь в морскую гладь. Ив любил, задержав дыхание, подолгу плыть под водой, проверяя свою выносливость; Эрик же находил подобные опыты абсолютно бессмысленными, а в случае Ива – и опасными. Но вот голова Ива снова появилась на поверхности, забелели взлетающие в воздух руки. Несмотря на большое расстояние, Эрик почти видел, как посмеивается сейчас Ив, зная, что он следит за ним из сада. Ив поплыл к берегу, Эрик снова сел. Котенок сделал стремительный прыжок к нему и стал тереться o ноги.

Был конец мая. Они жили в этом домике больше двух месяцев. А завтра уезжают отсюда. И ему не придется сидеть в саду, глядя, как резвится в воде Ив. Когда они снова вернутся сюда? Может быть, никогда. Утром сядут в парижский поезд, а еще через два дня Ив посадит Эрика на корабль, отплывающий в Нью-Йорк. Сам он приедет к Эрику после того, как тот найдет квартиру.

Теперь, когда все уже решено и пути назад нет, у Эрика появились дурные предчувствия. Он смотрел, как Ив выходит из воды. Выгоревшие на солнце каштановые волосы юноши ярко пылали, стройное, худощавое тело отливало бронзой. Ив натянул старые джинсы, которые отобрал у Эрика. Они были коротковаты для него, но Ив не обращал на это внимания: американцев он не очень-то жаловал, зато любил их стиль в одежде. Теперь он уже поднимался к дому, красные плавки болтались в руке.

Ив никогда не говорил, что хотел бы поехать в Америку. Эрику и в голову не приходило, что у друга может быть такое желание. Оно появилось, или, во всяком случае, было осознано, когда возникла подобная возможность. Эрик, по приезде во Францию чуть ли не умиравший с голода, только со временем стал дублировать французские фильмы, а позднее и получать небольшие игровые эпизоды в американских фильмах, снимаемых за границей. После одного удачного эпизода его пригласили на английское телевидение, там его заметил нью-йоркский режиссер и предложил интересную роль второго плана в бродвейской пьесе.

Это предложение заставило Эрика размышлять над тем, о чем он старался не думать все три года. Принять его означало положить конец парижскому периоду, не принять – придать временному пребыванию за границей статус чуть ли не изгнания. С Ивом он был знаком более двух лет, и со дня их встречи дом Эрика был там, где находился Ив. Конечно, если говорить точно, жилище предоставлял Эрик, но вместе с тем каждый из них являлся для другого тем единственным человеком, с кем мыслился семейный очаг, на который ни один уже в глубине души не рассчитывал.

Эрик не хотел расставаться с Ивом. Когда же он открыл другу причину, по которой думает отвергнуть выгодное предложение, Ив с усмешкой взглянул на него и вздохнул.

– Тебе нужно было или сразу же отказаться, или никогда мне об этом не говорить. Ты показал себя сентиментальным человеком, а может, и немножко трусоватым, а? Во Франции тебе никогда не сделать карьеру, ты знаешь это не хуже меня. Ты состаришься, станешь желчным, ворчливым стариком, устроишь мне адскую жизнь, и тогда я уйду от тебя. А сыграв эту роль, ты сможешь стать звездой. Разве это плохо?

Он замолчал, улыбаясь, а Эрик, пожав плечами, покраснел. Ив рассмеялся.

– Ну и глуп же ты! – сказал он и прибавил: – У меня тоже есть мечты, о которых я тебе никогда не говорил. – Он улыбался, но в его глазах появилось выражение, которое Эрик уже видел раньше, – взгляд опытного и талантливого авантюриста, который размышляет, напасть ли на свою жертву немедленно или заманить ее прежде в западню. Подобные решения должны приниматься быстро, и потому такой взгляд встречается у людей, которые рвутся к цели, не считаясь со средствами, и всегда получают, чего хотят. Этот взгляд пугал Эрика. Он как-то не шел Иву – юноше, которому был всего двадцать один год, не сочетался с его открытой детской улыбкой, щенячьей игривостью, юношеским пылом, с которым тот поначалу принимал, а потом так же быстро отвергал – людей, учения, идеи. Этот взгляд старил его, в чертах появлялись несвойственные юноше коварство и злоба; истинная жестокая природа проступала в глазах, а глядя на высокий, аскетически суровый лоб, можно было предположить, каким тяжелым человеком он будет в зрелости и старости.

Ив слегка коснулся локтя Эрика – так привлекает к себе внимание взрослых маленький ребенок.

– У меня нет никакого желания оставаться в этой стране, которая давно превратилась в затхлый мавзолей. Давай поедем в Нью-Йорк вместе. Я там сделаю карьеру. А здесь для такого, как я, нет будущего.

При слове «будущего» Эрик слегка вздрогнул.

– Ты возненавидишь Америку, – с горячностью сказал он. Ив удивленно вскинул на него глаза. – Какое будущее ты себе там представляешь?

– Смогу чего-нибудь добиться, – упрямо заявил Ив. – Найду себе место. Не думаешь же ты, что я вечно буду под твоей опекой?

– Не знал, что тебе так неприятно находиться под моей опекой.

– Ne te fâche pas[11]. Все не так. Было бы неприятно, я бы давно сбежал. – Улыбнувшись, он прибавил мягко и рассудительно: – Но это не может продолжаться вечно: я ведь тоже мужчина.

– О чем ты? – Но Эрик знал, что имеет в виду Ив, и понимал, что тот прав.

– Хотя бы о своей юности, – сказал Ив. – Она не может длиться вечно. – Он ухмыльнулся. – Я был уверен, что когда-нибудь ты захочешь вернуться на родину. Лучше уж сейчас, пока ты еще любишь меня и захочешь взять с собой.

– Ты обольстительный попрошайка, – сказал Эрик, – этого у тебя не отнять.

– Тебя обольстить нетрудно, – произнес Ив с порочной ухмылкой, но тут же серьезно взглянул на Эрика. – Значит, решено. – Это звучало беспрекословно. – Наверное, придется повидать мою шлюху-мать и сообщить, что она меня больше не увидит.

Лицо его потемнело, а у губ залегла горькая складка. Когда немцы заняли Париж, его мать работала официанткой в бистро. Иву было тогда пять лет, отца он почти не помнил – тот давно исчез из их жизни. А вот то, что мать путалась с немцами, он помнил хорошо.

– Она была самая настоящая putain[12]. Я часто подолгу сидел в кафе и следил за ней. Она этого не замечала – взрослые часто думают, что