Метроном. История Франции под стук колес парижского метро - Лоран Дойч

В конечном счете, выбор места для особняка Инвалидов на этом отдаленном пустыре Гренель королю, в общем, нравится. По крайней мере, этих калек не будет видно! Неужели этот сверкающий золотой купол имеет другую функцию кроме той, чтобы накрыть темным пологом страдающих людей?

В 1674 году Людовик XIV издает ордонанс, устанавливающий функцию зданий, строительство которых только что закончилось: «Королевский особняк, такой большой и просторный, чтобы он мог принять и приютить всех офицеров и солдат, искалеченных или старых и хворых, а также выделить фонды, достаточные для их проживания и лечения».

Король по необходимости проявляет заботу об увечных, ибо война, которая тем или иным способом продолжается на тех или иных землях, каждый день изрыгает очередную порцию калек. 11 августа этого года сорок пять тысяч человек под командованием принца де Кон-де бьются с шестидесятитысячной армией голландцев и испанцев Вильгельма Оранского. Семь тысяч французов убиты в этом сражении, которое длится один день и одну ночь рядом с Монсом, в пятидесяти километрах от Брюсселя. Но монарха тревожат не тела, оставшиеся на поле битвы, а тысячи выживших, которые возвращаются в королевство с отрезанными ногами, выбитыми глазами, вырванными руками.

Из восьми монументальных проектов, предложенных для убежища инвалидам, король выбрал проект Либераля Брюана, архитектора, который уже придумал и построил госпиталь де ла Сальпетрьер. Ибо дворцу Инвалидов, предназначенному для военных, соответствует в тот же период госпиталь де ла Сальпетрьер, открытый для гражданских лиц, дом призрения для приюта без разбора (и без особых церемоний) около сорока тысяч бродяг, нищих или больных, которые, по мнению короля, угрожают общественной безопасности. Ужасающая практика, которая напоминает, увы, другие эпохи… Вот главное наследие Людовика XIV для Парижа: город, открытый ветрам, освобожденный от бродяг, от увечных, свезенных подальше, в предместья.

Что касается дворца Инвалидов, проект прост, внушителен, очевиден: на десяти гектарах большой двор, окруженный другими поменьше, прямоугольные здания и в центре церковь, посвященная вере в короля и инвалидам.

В октябре 1674 года первые уцелевшие в боях входят в свой новый дом. Волнующая церемония: на поле гремят барабаны, когорту старых солдат встречает сам король, которого сопровождает Франсуа де Лувуа, военный министр. Инвалиды не злопамятны: они аплодируют Его величеству, вероятно, признательные за то, что отныне им обеспечены жилье и пропитание.

Жилье и пропитание — несомненно, однако не безмятежное существование… Ибо во дворце Инвалидов дисциплина остается очень жесткой: военные упражнения обязательны, вино и табак запрещены, посещение религиозных служб строго предписано. Бедные калеки, даже на пенсии они вынуждены исполнять слепые и требовательные армейские уставы!

Солдат размещают по четыре или по шесть человек в голых спальнях, тогда как офицеров размещают только по двое или по трое, и у них имеется камин. Дворец, призванный принять тысячу пятьсот жильцов, вскоре принимает уже шесть тысяч калек, несмотря на суровые условия допуска и все более строгий распорядок.

Когда проходишь сегодня по почетному двору, живо представляешь себя среди этих искалеченных войной людей, ибо ансамбль на удивление хорошо сохранился: лестницы с перилами, балки и коридоры здесь такие же, как в конце XVII века. Здание включает в себя столовые для солдат-инвалидов на первом этаже и дортуары на втором. В столовых теперь размещается музей армии, но можно и сейчас оценить их обширные размеры, а общая атмосфера тех лет чувствуется, когда с восхищением смотришь на фрески, прославляющие многие военные победы Людовика XIV.

Поднимаясь на второй этаж, попадаешь в бывшие спальни, выходящие окнами на галерею. Ступеньки лестницы очень низкие, и мы сразу вспоминаем, что здесь поднимались калеки. Наверху мы обнаруживаем имена и рисунки, выцарапанные на стенах, можно увидеть также следы многочисленных мелких занятий, призванных скрасить скуку инвалидов. Пойдите на северо-запад к коридору Кенуа и посмотрите на стену за статуей гренадера: вы увидите над правым парапетом изображение обуви с высоким каблуком, напоминающей о моде на красные каблуки, популярные у знати во времена Людовика XIV — это настенный рисунок Великого века. Есть и еще один сбоку, над правым парапетом в западном коридоре.

Центральный вход, административные службы и квартира коменданта находились тогда в северном павильоне. И именно перед входом деревянная лошадь. Этот пыточный инструмент представляет собой наказание, которого боятся пансионеры. Ибо за малейший проступок, за самую легкую провинность карают, унижают… Деревянная лошадь — нечто вроде позорного столба, здесь многие часы проводит наказанный пансионер, над ним смеются товарищи и его разглядывают те, кто пришел с визитом. Ибо это место для визитов! Ибо прогулка ко дворцу Инвалидов очень полюбилась парижанам, сюда приходят, чтобы утешиться несчастьем других, чтобы послушать рассказы старых солдат о своих военных кампаниях и подвигах. В сущности, дворец Инвалидов — историческая книга, постоянно открытая, приглашающая к тому, чтобы ее перелистали. Молодые посетительницы напевают модный куплет…

Скажи-ка, красотка,Где твой муженек?Муж мой в Голландии,Попался голландцам в плен…

И старые бойцы вспоминают о сражениях в Голландии, о тех временах, когда готовы были умереть на польдерах[86] плоской страны или продырявить свою шкуру в войне против Англии с Голландией в качестве союзницы, ибо коалиции создаются и рассыпаются, затем снова создаются — и так без конца.

— Более восьмидесяти голландских кораблей и шестнадцать брандеров, груженных порохом, вступили в битву, — рассказывает безногий моряк. — Стволы пушек высовываются из бортов, матросы на брандерах подгоняют их вплотную к вражеским судам, поджигают порох и удирают на крохотных лодчонках, после того как воспламеняются их собственные суденышки! Все море полыхает пожаром, и в этой топке корабли сближаются, пушки палят, мачты рушатся… О милосердный Господь, вы можете мне верить, ядра летали повсюду, свисали гроздьями с лееров, и я почти оглох от ужасных воплей раненых…

Дворец Инвалидов был задействован во всю мощь, и там имеются не только дом призрения с госпиталем, но также и мануфактура по пошиву мундиров. Однако не хватает еще одного здания, которое должно завершить ансамбль — это церковь Сен-Луи[87]. Но архитектор Либераль Брюан все колеблется, медлит, не удовлетворенный своим проектом, который кажется ему недостаточно совершенным. Военный министр Лувуа раздражается, но в течение двух лет терпит. В конце концов, он посылает чудака к его химерам и заменяет одним из учеников. Это молодой человек, которому еще не исполнилось тридцати, его зовут Жюль Ардуэн-Мансар[88].

В сущности, Брюан оплошал не только в вопросе архитектурной эстетики, он не сумел разрешить проблему прерогативы и первенства: как выразить в одном культовом сооружении королевскую функцию и народное предназначение? Как почтить одновременно, но наглядно и Короля-Солнце, и самых скромных его служителей? Ардуэн-Мансар находит решение. Согласно его проекту, здание состоит из двух частей, соединенных в единый архитектурный ансамбль: неф — церковь, предназначенная инвалидам; хоры под куполом — материализация королевской часовни.

Лувуа берет дело в свои руки, предоставляет все более и более значительные кредиты для строительства, наблюдает за ходом работ. Почти каждый день он приезжает на стройку и приходит в отчаяние, ибо все идет слишком медленно. Нужно следить за мельчайшими деталями: переделывать фрески, выравнивать слуховые окна, корректировать репродукции воинских трофеев, изображенных в камне, добавлять геральдические символы…

— Поторопитесь, если хотите, чтобы я увидел собор завершенным, — тихо говорит министр архитектору.

Увы, он умирает в 1691 году, задолго до окончательного завершения работ.

ЧТО ОСТАЕТСЯ ОТ ЛУВУА ВО ДВОРЦЕ ИНВАЛИДОВ?

Людовик XIV занимает свое законное место: он сидит на лошади перед входом северного внешнего фасада дворца. Лицо было разбито во время революции, но полностью восстановлено во время реставрации.

Но маркиз де Лувуа нашел хитроумный способ оставить свое имя в виде ребуса на почетном дворе. Посмотрите на фронтоны крыш, составленные из воинских трофеев, олицетворяющих славу войны: на восточном фасаде, если встать спиной к статуе Наполеона, следует выделить шестой фронтон, ведя отсчет от императора… Контур слухового окна представляет собой волка, устремившего пристальный взгляд на двор! Вы поняли: «волк видит»[89]. Дражайший маркиз подписал архитектурное сооружение, которому посвятил большую часть своей жизни.