Летучий голландец, или Причуды водолаза Ураганова - Альберт Иванов

— Райцентр, — хмыкнул толстяк Федор.

— Чья б мычала, — мягко возразил Валерий. — О городе надо судить не по количеству населения, а хотя бы по жилому фонду, то есть по числу зданий. А то ведь в один барак можно и тысячу человек набить при желании.

— Если ты на мой барак намекаешь, — обиделся кучерявый детина Глеб, — то у нас там не тысяча, а всего триста два человека. А, кроме того, он последний в Марьиной роще остался — скоро снесут.

— Лет через пять! — захохотал толстяк Федор, да так, что аж прослезился.

— Чего ржешь-то попусту! Отольются тебе твои лошадиные слезы! — вконец разобиделся Глеб.

— А почему мне? — вскипел Федор.

Еле мы их уняли. Жилищный вопрос — острый. Тут надо быть деликатным. Ураганов тоже хорош, вылез со своим бараком. Если уж сравниваешь, то подумай вначале. В конце концов тем же канадцам все их благополучие не с неба свалилось, сами же строили, да еще им украинцы помогали. Французы тоже старались. Никто ничего не растаскивал по своим национальным углам. И потом, им, канадцам, нетронутая природа досталась, а у нас цари до революции понастроили черт-те чего! Сносить не успеваем. А у них? Любому ж известно, что на голом месте строить значительно легче.

— Так будете слушать или нет?.. — сказал Валерий. — Я вам про одного канадца украинского происхождения хочу рассказать…

Тарас — так звали того канадского украинца — держал небольшой магазин, точнее — лавку рыболовных снастей на припортовой улочке. Там мы и познакомились. Его предки переселились в Канаду еще до революции. Впрочем, они из Западной Украины перебрались. В отличие от них фермером Тарас не стал, пошел по торговой части. Ясно, что английский язык он знал, как родной, а родной, украинский, — как я английский. Было ему лет тридцать пять. Бездетный холостяк.

Рыболовные магазины — это, пожалуй, единственные торговые точки, мимо которых я не могу равнодушно пройти, будь то у нас дома или за границей. Для меня такой магазин — все равно что для женщины обувной. Обязательно загляну. А уж у Тараса было на что посмотреть: спиннинги «Дайва», безынерционные катушки, жилки всех диаметров и любого цвета, блесны, мушки, крючки и так далее. Кстати, я у него леску на поводки купил — 0,18. Разрывная прочность — 2,5 кэгэ. Даже не купил, он так подарил, узнав, что я русский. Земляк земляка… Сами понимаете. Да и русские в городе Виктория редко бывают, как и покупатели — в лавке Тараса. Конкуренция.

Ну, и пошли тут с ним разговоры за кофейком. Он сам кофе смолол. Они почему-то растворимый не признают.

У них, на Западе, не принято спрашивать, сколько кто зарабатывает. Зато у наших они всегда бесцеремонно спрашивают и про зарплату, и про цены. Тарас тоже не был исключением из международных правил. Поинтересовался.

Но я стреляный воробей. «У советских собственная гордость», — как говорил поэт, очевидно подразумевая тем самым, что это единственный вид собственности, которым мы располагаем. У меня на каверзные вопросы всегда наготове наезженный ответ: зарплату называю в старом исчислении (ну, когда еще рубль десяткой был), а цены — сегодняшние.

— Почти как у нас, — удивленно сказал мой канадский украинец.

Все они так удивляются. Как говорится, беспроигрышная лотерея. А если попадется знаток, можно и выкрутиться с легкостью необыкновенной: «Ах, пардон, невольно спутал! Привычка, понимаете ли». Советую взять на вооружение всем, выезжающим за рубеж.

На стене лавки висел портрет симпатичной девушки.

— Милая акварелька, — сказал я, — случайно не ваша родственница? Или, поздравляю, невеста?

Он рассмеялся.

— Этой «невесте» сейчас было бы 175 лет! Лора Секорд — национальная героиня. В 1813 году она пробежала 30 километров лесом, чтоб сообщить англоканадскому ополчению о вторжении американских войск!

На это я скромно заметил, что однажды, с рюкзаком и удочками, пробежал 50 километров тайгой, чтоб предупредить о надвигающемся пожаре. Но никто национальным героем меня не объявил. Причем мне было труднее, чем канадской героине. Она-то могла хоть секунду передохнуть, а я — нет. Огонь буквально наступал на пятки, и я прибежал в поселок одновременно с пожаром.

Тарас тоже вспомнил про один пожар. Необычайная у него вышла история…

Я все не перестаю себя спрашивать, почему мне первые встречные порой самое сокровенное рассказывают?.. Наверное, потому, что я не глазливый. Этот не сглазит, — правильно считают они. А если потом вдруг и растрезвонит, то, мол, по-доброму. Да и кто ему — мне — поверит?.. Правда?

Продолжаю. Тарас тоже, как ни странно, любил рыбачить. Почему — странно? Да ведь так уж устроено: почти все бармены не пьют, многие врачи не принимают никаких таблеток, кондитеры не едят пирожных — примеры можно приводить без конца. Отчего же владельцы рыболовных лавок должны от них отставать?.. Работа и увлечение редко совпадают. Иначе не было бы никаких хобби.

Тарас был человеком одиноким, и рыбачить любил в одиночестве. В тот год он забрался аж на приток горной реки Фрейзер — Нечако. Это если от городишка Принс-Джордж взять налево, на запад. Вообще Фрейзер — самая дикая река в Канаде, а потому и самая красивая. Желтые бурлящие, ревущие воды, водопады, каньоны, каменные нагромождения, снежные пики скалистых гор — такое первозданное великолепие может только во сне присниться, и то не в каждом сне и не каждому. Если уж Фрейзер — река-дикарь, то Нечако — и подавно. Я имею в виду, что эта речка еще безлюдней. А так, по нраву, она поспокойней необузданного Фрейзера, тот уж больно свиреп. Многие золотоискатели сложили свои головы в его мрачных ущельях.

Главная рыбацкая добыча и на Фрейзере, и на его притоках — лосось. Когда идет нерест, мелкие притоки приобретают кровавый оттенок, а медведи обжираются лососиной так, что лежат по берегам, подставив пузо солнцу, чтобы быстрее все переварилось и можно было бы потрапезничать вновь. Ну, и другой рыбы там полным-полно. А вообще-то, если говорить о нерестовом лососе, то в устье Фрейзера он вкусней; пока дойдет до верховий, загнется — в прямом и переносном смысле. Загибаются челюсти, меняется окраска, худеет — и, отметав икру, выпустив молоки, гибнет.

У Тараса на Нечако есть свое долбленое индейское каноэ. После двухнедельной рыбалки он, уходя, обычно ставит его вверх дном под пихтами и закрывает полиэтиленовой пленкой. Так оно и ждет нового вояжа до следующего сезона: что с ним сделается?.. Но при вылазках в последние два года он стал замечать, что кто-то пользуется его лодкой, хотя и ставит затем на место. Ну, и ладно. Подумаешь!..

И вот, уже возвращаясь оттуда домой, Тарас заблудился в этот раз в тумане и очутился на краю какого-то ущелья. Как он не свернул себе шею, сам не знает. То есть, на языке акционеров, держал курс на понижение, и вдруг под ногами — пустота…

К счастью, пролетев несколько метров, сумел ухватиться за толстые ветки дикого винограда. Цепляясь за них, он стал спускаться вниз. Не полез вверх, благоразумно полагая, что сверху падать почему-то больнее. И все в густом тумане, почти наощупь. Ниже пошли склоны утесов, и стало легче. Здесь он нащупал ногами вытоптанную индейскую тропу — да-да, прямо в скалах. Я потом поинтересовался этим явлением и специально прочитал у путешественника Саймона Фрейзера: «… в тех местах проложена тропа, вернее, не проложена, она словно выдавлена в скалах ногами частых путников». Это ж сколько поколений индейцев ее вытаптывали из года в год! Века?..

Ну, спустился он, наконец, куда-то в низину. И видит — невдалеке огонек мерцает, так сказать, более светлое, дрожащее в тумане пятно. Да и запахом дымка потянуло.

Пошел туда. Человек у костра сидит. Фигура такая — в обвисшей черной шляпе. Поздоровались…

— Откуда принесло? — спросил незнакомец. Голос показался Тарасу смутно знакомым. Да тут вообще все было смутным. Туман…

Тарас ответил, что и как.

— Повезло, — сказал незнакомец. Нет, но голос-то, голос!..

— Еще б, не повезло. Запросто мог шею сломать.

— Да я не про то. Запросто мог изжариться. Там, куда ты шел, сейчас пожар бушует. Слышишь, трещит?

И правда, теперь Тарас различил отдаленный, с подвыванием, треск.

— А нас не…

— Стороной пройдет, — успокоил его незнакомец. — Вверху на краю деревьев нет, а не то жди на свою голову головешки.

Он подбросил сучьев в огонь. Теперь Тарас мог кое-как различить его лицо. Хотя тот и был бородат, но тоже ведь — черт возьми! — что-то знакомое проглядывало. Сбоку от незнакомца на большом рюкзаке виднелся приклад ружья и комель удочки.

— Охотитесь, рыбачите? Незнакомец, казалось, улыбнулся.

— Да вот уже пару лет, что хочу, то и делаю.

— Позавидуешь! — искренне сказал Тарас.

— А чего завидовать? Брось все, и живи!

— Легко сказать…