Вектор атаки - Евгений Филенко

– Да, сегодня мне об этом уже говорили.

– Тогда вам должны были разъяснить, что Тиллантарны – это не миф, не страшная сказка, а вполне реальные эхайны, и их родовые поселения можно обнаружить где-нибудь в окрестностях древнего города Оймкнорга, что на Деамлухсе. Вы изучали в колледже высшую генеалогию?

– Барышня, – криво усмехаясь, сказал мичман. – Мой курс обучения включал несколько иной набор дисциплин…

– Тиллантарны – весьма старинный и высокочтимый род, – не смутившись, продолжала дева. – В прошлом веке они были близки к тому, чтобы подарить Черной Руке очередного гекхайана, но не слишком удачно разыграли свою партию в придворных ингригах. И для справки: Тиллантарны – чистокровные этнические нталирри. Когда-то доминирующий этнос Деамлухса, в наше время фактически растворившийся среди ксухегри, пеллогри или тех же арарэйби.

– Вы думаете, этот юноша направлялся именно туда?

– Наверняка. Все, что от меня требовалось, – это объяснить ему, как добраться до космопорта «Хоннард-Хаттара» и каким рейсом отправиться на Деамлухс.

– На его тартеге был мемоглиф, указывающий на принадлежность владельца к келументари?

– Не понимаю вас.

– Допустим… Вы сделали юному Тиллантарну непрямой массаж сердца и больше никогда с ним не встречались?

– Никогда.

– Но ведь вы исправили свою ошибку?

– Я всего лишь пыталась оказать помощь невинно пострадавшему. Возможно, по моей вине. Впрочем, в моем вмешательстве не было необходимости – сердце билось ровно…

– Я не имею в виду массаж сердца.

– А что же тогда, янрирр мичман?

– Любопытно: вы так сдержанны и малоречивы, когда речь заходит о самом инциденте, и необыкновенно меняетесь, становитесь откровенны, воодушевляетесь, говоря о келументари.

– Быть может, я хочу рассеять некоторые ваши предрассудки.

– Каким образом вы помогли ему скрыться?

– Сударь, вы забываетесь.

– Прошу простить мне солдатскую прямоту, сударыня. Но я убежден, что юный келументари, – мичман произнес это слово со всей выразительностью, на какую был способен, – покинул территорию космопорта с вашей помощью.

– Нет, это поразительно! – принужденно рассмеялась она. – Не так давно вы признались, что считаете келументари страшной сказкой. А теперь стараетесь меня убедить в том, что молодой аристократ из рода Тиллантарнов, попавший в непростую ситуацию, возможно – не совсем душевно здоровый, на самом деле является тем самым сказочным келументари?!

– Вы уходите от ответа, дамочка.

– Не трать на него время, Алестегг, – услышал мичман позади себя.

И лопатками ощутил смертельную опасность.

Он медленно обернулся.

В нескольких шагах от него стоял немолодой, но самых впечатляющих статей егерский офицер в полной боевой выкладке. В его присутствии мичман сразу ощутил себя низкорослым, тщедушным и вульгарным. В руках у офицера был скерн, судя по индикатору заряда – совершенно готовый к употреблению, а на лице застыла гримаса глубочайшего отвращения к происходящему.

– Вот я, к примеру, полковник Силхарн, – сказал он медленно. – А вы кто такой, мичман? Впрочем, это не имеет значения…

– Отец, – проронила девушка в некоторой растерянности.

– Прости меня, птичка, – сказал полковник Силхарн бесцветным голосом. – Мне сообщили с непростительным запозданием. Встать, мичман.

– Что вы делаете, полковник? – спросил Нунгатау с недобрым весельем.

– Как что? – сдержанно удивился тот. – Выбираю, куда выстрелить, чтобы вы умерли не сразу, а по возможности в мучениях.

Прицел скерна блуждал где-то в районе полового аппарата, и мичман физически, кожей ощущал эти неприятные эволюции.

– Неужели вы готовы прикончить такого же солдата, как и сами?

– Солдата? – фыркнул полковник. – Я не вижу перед собой солдата. Но вижу наглое полевое насекомое, которое зарвалось и утратило всякие представления об уважении. Если у вас есть что-нибудь вроде мозгов, то подумайте, долго ли я намерен стоять здесь с оружием в руках без того, чтобы пустить его в ход.

Нунгатау хотел продолжить дискуссию, дабы потянуть время и принять какое-то решение. Но худое, обтянутое пергаментной кожей лицо полковника не выражало ни единой эмоции, на которой можно было бы сыграть. Он вдруг понял: бывают те, кто грозит оружием и не стреляет, но этот – выстрелит. От такого понимания моментально свело живот. Да, этот выстрелит, и ничего ему не будет. Потому что он – офицер, из высокородных, и гранд-адмирал ему не указ. Разве что пальцем погрозит, и то в шутку… Нунгатау же будет умирать долго и мучительно, а потом его зароют на ближайшей свалке, и никто не вспомнит, что-де был один такой мисхазер, мечтал выбиться из грязи в князи, да рылом не вышел, зарвался, попер на рожон, жил подлец подлецом, и погиб самым подлым образом.

– Извинения, полковник, – громко сказал мичман и самым быстрым шагом, на какой был способен, устремился к выходу.

Ему даже не было стыдно за свое отступление. Избежать глупой смерти на взлете – что в том постыдного?!

– Эй, мичман, – донеслось ему вдогонку. – Непреложность.

«Что это значит?!» – хотел было спросить Нунгатау, но не рискнул, а лишь прибавил шагу.

– Быдло, – сказал полковник Силхарн с невыразимой гадливостью. – Что здесь творится, Алестегг, птичка моя?

Беспечные беседы в экзометрии

Трансгалактический лайнер с незатейливым именем «Шаритхакраана», куда орбитальным челноком были доставлены Кратов и его спутница, а также два десятка иных путешественников, не отличался изысканными интерьерами и навязчивым комфортом. Все было скромно, уютно и рационально. То есть совершенно несравнимо с роскошью круизных многопалубных монстров, что неспешно плыли в пространстве от одного давно обжитого мира к другому, большую часть времени проводя в субсвете, вдали от всех мыслимых и немыслимых космических угроз, в стороне от нуль-потоков, кометных поясов и облаков темной материи, закутавшись в непробиваемые коконы защитных полей, услаждая взоры праздных туристов зрелищем черных бездн, чья бесконечность скорее будоражила фантазию, нежели изобиловала наглядностью.

Сиринга, конечный пункт прибытия, не могла пока считаться в полной мере обжитым миром, и потому туристов среди пассажиров было немного, а преобладали специалисты по освоению планетных пространств – «конкистадоры», как их называли дилетанты, сменный персонал действующих колоний, а также исследователи от всех научных сообществ, и даже из порядком отдаленных сфер. В центральной галерее не ко времени встречен был мастер-гастроном по имени не то Мартин, не то Манфред, зато с запоминающейся фамилией Крикливый, с которым Кратов имел приятность однажды тесно общаться на одном из ежегодных экономических форумов Центральной Азии, куда попал скорее по ошибке, нежели осознанно. Маэстро Крикливый разразился шумными, в полном соответствии с фамилией, приветствиями, сообщил, что прибыл самым первым челноком, то есть еще утром, и вполне здесь обжился, предложил свои услуги в качестве экскурсовода, на отказ не обиделся, а под конец пояснил, что летит на Сирингу, ибо ему обещаны были тамошними биологами новые вкусовые добавки, ни с чем прежде изведанным не сравнимые, но какие-то запредельно потрясающие воображение и чувства, и что особенно ценно – естественного, органического происхождения. С огромными нафабренными усами, расправленными параллельно бровям, в глухом кислотно-синем, с высоким стоячим воротником комбинезоне, оставлявшем свободными только пальцы рук, он привлекал всеобщее внимание. Адресуясь исключительно к Кратову, он возгласил:

– Сиринга – это наше будущее! Там нас ждут удивительные открытия, которых столь недоставало для нового гастрономического прорыва со времен прибытия в Европу каравелл Васко да Гамы! Я твой должник, друг мой, и уж поверь, непременно и с лихвою верну должок, когда мы вернемся на родную Землю!

Затем несколько экзальтированно откланялся и удалился, окруженный свитой из юных дев, не то почитательниц, не то ассистенток.

– Странно, что он не отпустил в ваш адрес ни единого комплимента, – сказал Кратов, переводя дух.

– Он меня не заметил, – пояснила Дези. И добавила с гордостью: – Я умею быть незаметной.

– Как такое возможно? – усомнился Кратов, красноречиво поглядывая на чудовищный колониальный шлем в ее руках.

– Этот человек во всем видит лишь самого себя. То, что не является его отражением, для него не существует. В девушках он усматривает себя обожаемого. В вас – себя несбыточного. В глубине души ему до жути хочется быть могучим, невозмутимым и самодостаточным, каким ему никогда уже не стать. – Кратов открыл было рот, чтобы возразить, но Дези приложила указательный палец к его губам: – Не ждите лишнего от этого блистательного господина. О том, что на самом деле у вас на сердце, какие демоны пожирают вас изнутри, он не знает и знать не желает, для него достаточно внешних проявлений, а у вас с этим все в порядке, то есть никак. Но во мне он не отражается вовсе. Я равнодушна к его мастерству и внешности. Я ничего не транслирую ему для ублажения его драгоценного эго. Следовательно, я не существую для его очень избирательных органов восприятия. Как видите, все просто… А почему он считает себя вашим должником за Сирингу?