«Мы одной крови». Десант из будущего - Юрий Валин

00.30.45

…Рация, падла, куда-то в бок тянула. Алексей споткнулся о корни, устоял, в рытвину какую-то оступился, на колени шмякнулся. На поле многоголосо орали, потом вновь врезала зенитка. Мелькали над полем трассеры, алым отсвечивал пожар на той стороне…

Прогалина… Алексей с трудом перепрыгнул через канаву, вломился в кусты. Нет, так не догонишь. Левее призывно манил простор вырубки, что вдоль взлетной идет. Выскочить? А толку? И Марихе не поможешь, и сам…

Тут тропка подвернулась. Правильно вроде бы ведет. Алексей старался дышать ровнее, бок резало болью, рация грузно моталась на спине, ведь лямки старший лейтенант под себя подгонял. Ох, черт, и кто ж ее такую угловатую выдумал?

Гремел финский крупнокалиберный — рядом где-то… Просвет…

Алексей увидел траншею между пеньков — полузасыпана близким разрывом бомбы, вокруг рыхлый желтый песок. Дальше бревенчатый обвод орудийного окопа — несколько бревен встали дыбом, сбитые взрывной волной… Неподвижное тело в светлой форме… пулемет со здоровенным барабаном, кто-то рядом возится… дальше простор летного поля…

Нет, не догнал. Кусты опушки словно вышвырнули из-за себя фигурку, — пухлую, мягкую в пятнистом балахоне, она замахнулась, нелепо занося локоть…

Гранату Алексей не увидел — уловил, как падает на землю старшина, плюхнулся сам — гадина-рация жестко двинула по спине. Трофимов застонал — стон слился с хлопком «лимонки». Вроде добросила Мариша…

Свистнули осколки, с сосен, уже облысевших от взрыва бомбы, хиленько посыпалась хвоя. И завыли — там вдалеке, — закричали люди. Финны в атаку поднялись, что ли?

Черт его знает, что там с атакой, но влупили по опушке крепко. Пулемет, да, похоже, не один. Это по Марихе — финны видели, как выскочила…

Алексей полз к опушке — над головой свистели пули, тукались в стволы. В пулеметном окопе кто-то стонал. А старшина распласталась почти на открытом. Что ж она? Отползала бы…

Трофимов со стоном свалился в крошечный окопчик — наблюдатель у финнов здесь, должно быть сидел. Котелок, песком закиданный, газеты какие-то…

Марина стреляла, головы поднять не могла — просто строчила в сторону, где блеклые огоньки вспыхивали. Да там метров двести, разве достанешь?

— Сюда ползи! Слышишь?

Трещит ППШ старшины — очередь длинная, безрассудная. Смолк автомат, донесся голос Мариши: кричала, повторяла одно и то же матерное.

Не услышит. Не в себе.

Алексей, качнувшись — рация все тянула назад, останавливала, — оперся локтями о низенький бруствер. Поймал на прицел огонек побольше — дергался левее алых всполохов пожара. Надо бы экономнее, эх, забрал лейтенант диск…

На очередь сзади старшина обернулась. Алексей махнул:

— Это я. Отползай, прикрою…

Сообразила, заелозила быстро, но неловко. Тьфу, совсем их не учат. Загнали бы, как положено, в запасной полк…

— К кустам давай, не сюда! Прижмут… — Алексей бил коротенькими. Пусть сюда смотрят, отвлекутся…

Ползла… капюшон сбился, в волосах иглы сосновые, щеки блестят, глаза распахнуты:

— Леха, я…

— К кустам, к кустам, давай! Уходим!

Отвлек, однако — очередь легла близко, звякнула пуля о ведро с пустыми гильзами. Собирали пустышки финны, экономные…

— Лешка! — трещали кусты. Нет, это не старшина, а медведик какой-то.

— Иду. — Алексей выбрался из окопчика. Пригибаясь, уберегая горб рации, побежал к ельничку. Несильно стукнуло в спину…

00.31.19

…Когда Шведова швырнула гранату и упала, Женька прикусил губу. Не добросила, точно. Зенитный автомат, хоть и был заметен только по факелу из ствола, где-то чуть дальше должен был стоять. Но тут граната лопнула, на миг озарив бревна окопа…

Женьке казалось что орут все: и финны вопили что-то невнятное, и Коваленко ревел, и стрелять сразу начали от машины, и с той стороны полосы.

— Бегом, марш! — пронзительно взвыл Попутный.

Двое из финнов метнулись в сторону, к грузовику — майор выстрелил в спину одному, второй задрал руки и с невнятным криком побежал правильным курсом — к опушке. Женька пихал автоматом своих:

— Im Laufschritt, marsch, marsch![103]

До опушки было рукой подать. Но кто-то падал, кто-то орал и катался по умятой траве… Через него перепрыгивали… Свистели пули…

Женька проломил еловые лапы, рухнул, рядом падали финны. Трое… Левее тоже были живые. Хрипел на кого-то Торчок:

— Куда, курицын сын! Отож ползи, убьют…

…Ползли, Женька, финны… Еще один аэродромщик прибился, с рассеченной щекой. Столкнулись с Торчком — ефрейтор двоих сохранил: пухлый финн, похожий на учителя младших классов, кашлял и вытирал слезы, второй зажимал кровящий нос.

— Отож шустрый, — отдуваясь, пояснил ефрейтор. — Бечь собрался, еж лесной. А я, Евгений, думал, уж хана нам.

— Похоже было, — согласился Женька. — Наши-то?

— Майор был цел. И морской наш тож. Стороной фиников гнали…

Через несколько минут командование обнаружили. По стонам. Страдал не Попутный, а очкарик-связист — насквозь ему ладонь прошило. Еще под опекой майора было трое пленных — все, что уцелело на взлетной и не сбежало из блиндажной добычи.

— Что вы там хрустите? — сердито поинтересовался майор. — Уходим срочно. На пятки сядут, стряхивай потом.

— А Коваленко? — растерялся Женька.

— У него спецзадание. Он меня, понимаете ли, предупредил. Морская душа, кобелиная порода. Все, стройте личный состав и маршируем…

В кронах сосен еще пощелкивали редкие пули. Тарахтел пулемет…

00.58

Приемы транспортирования раненых Марина помнила дурно. Впрочем, мертвые — не раненые, им спокойнее. Лешкин маскхалат трещал, но выдерживал — новый, крепкий, что ему… Стоптанные каблуки сержантских сапог тянули две параллельные борозды по хвое. И рация мешала. Вот сундук проклятый.

Старшина замерла на корточках, прислушиваясь. Шорох вроде слышала? Нет, показалось. Хрип собственных легких оглушал. Там, за спиной, стрекотал пулемет, постукивали винтовки. Утихает. Ушел кто-то из наших? Едва ли, там, на взлетной, все и остались.

Шведова потерлась о плечо мокрой щекой и ухватила мертвого за ворот. Поехали, Лешка…

Бороздили хвою сапоги мертвого. Как от дрезины след. Марина протащила еще, оставила тело. Пошатываясь, побрела затирать следы. Вот же, мать их, и веткой неудобно, а подошвами еще хуже. Громко хрустнуло за кустами. Марина упала на колени, лапнула автомат…

— Ты спокойнее, — приглушенно сказали из сумрака. — Свои.

Старшина сидела, выставив автомат, опертый диском о колени — ствол от вдохов-выдохов гулял в поллеса. Коваленко посмотрел, подал руку, помогая встать:

— Давай ствол, натаскалась.

— Это Лешкин, — зачем-то объяснила Марина, отдавая автомат. — Мой пустой был.

— Мой тоже. Бросил. Эх, коллекционная трещалка была, — старший лейтенант вздохнул.

— Там-то что? — Старшина мотнула дергающимся подбородком в сторону аэродрома.

— Мы ушли. Финнов сколько-то прихватили. Догонять майора нужно.

Стояли над мертвым радистом.

— Наповал, значит, — пробормотал Коваленко. — И агрегат не защитил.

— Две в спину. Через сердце одна прошла.

Старлей из заграничного Калининграда кивнул. Видно, понимал, что раз через сердце, значит, повезло.

Комары садились на лицо Лехи Трофимова — не поняли еще, что мертвый. Щеки впалые, бинт грязноватый — и правда как живой. Марина думала о том, что на катере нужно было парню повязку поменять. Забыла. Еще забыла, что некоторые после смерти красивее становятся. И это правильно. Уходят люди. Вот некоторые считают, что это так, вроде самого конечного конца у человека: «Вздохнул и умер». Старшина санмедслужбы Шведова иначе думала. Уходят люди, и им там хорошо. Не рай, конечно. То, про рай сусальный — кудрявая-облачная сказочка, она попами выдумана. Для верующих и прочего слабого характером народа. Жизнь там. Как здесь, только лучше. Без войны и госпиталей. Иные трудности имеются, да нам их отсюда представить сложно. Ну и не надо. Попадем, встретят, все расскажут. Там наших полно. Вот и еще одним хорошим человеком там больше стало.

— Я возьму, — Коваленко нагнулся, примерился. — Рацию осилишь?

— Донесу.

Старший лейтенант поднял тело, уверенно устроил на широком плече:

— Двинулись. Только вернемся малость. За вами, как за танком, просека. Свернем у ручья, попутаем фиников.

Марина кивнула. Никакого ручья она не помнила…

Ручей был. Забыла просто. Все забыла, работала. Неужели когда-то иная работа будет?

Шли по ручью. Хлюпали по холодной воде, волосы тоже были мокрые, ко лбу липли — дождик идет. Наверное, давно уже моросит…

Тулоксинский плацдарм

В ночь на 24 июня погода резко ухудшилась. Переброска 3-й бригады на плацдарм столкнулась с серьезными трудностями. Старые, со слабыми машинами, транспорты с трудом шли по штормящей Ладоге. Авиация действовать не могла. Пользуясь этим, противник подтягивал к плацдарму резервы и артиллерию.