Приют на свалке - Алена Даркина

— А может, это воспитатели, — парировал Левицкий.

— Марк, — укоризненно покачал головой сяньшень. — Вы мадам Байи заподозрили или Аревик Ашотовну? Большинство из наших воспитателей не способны противостоять вам. Или вы меня подозреваете?

Марк устало махнул рукой, задумчиво посмотрел в сторону.

— Я не хочу об этом думать, — наконец выговорил он. — Не хочу думать, что кто-то из моих лейтенантов ворует еду… Но если сегодня ночью, несмотря на сигнализацию, ворам удастся что-то украсть… я буду вынужден признать, что вы правы. Пойдемте на построение, сяньшень.

Вчера вечером Тимо приказал Нарэку переговорить со своими друзьями. Ара так и не понял, почему главарь не стал со всеми разговаривать сам, но решил, что надо быть осторожней.

По дороге в спортзал он будто случайно подошел к Мосе.

— Как наряд? — поинтересовался он с сочувствием.

— Нормально, — Моисей устало потер покрасневшие глаза. — Лучше наряд, чем когда по морде бьют.

— Не знаю. По мне, так что от голода сдохнуть, что к хищнику в пасть — одно другого не легче, — он быстро огляделся по сторонам, сказал на ухо. — А ты не хочешь, чтобы мы здесь банду сохранили. Мы бы тогда…

— Нет, — Мося сдвинул брови.

— А что так? — продолжал уговаривать Нарэк. — Неужели лучше перед Тендхаром пресмыкаться? Ты подумай…

— Нет, — повторил Моисей. — Ара, я в жизни уже многое попробовал. В семье жил, по подъездам скитался, в банде под Лифтером ходил… Хочу попробовать в город вернуться. Все только и говорят, что у Жманца скоро второй ребенок родится, и он квартиру получит. А если он получит, значит, и мы можем. Я хочу попробовать.

Нарэк открыл рот, чтобы возразить что-то, но заметил прищуренный взгляд старшего лейтенанта Аскестада и отстал от Моси. После сегодняшней ночи лучше не привлекать к себе внимание.

В спортзале построились по классам, но царило необычайное оживление — разговаривали только об Эрике. Когда майор вошел в спортзал, воспитанники притихли.

Левицкий окинул взглядом подопечных и почувствовал, что сегодня невозможно провести обычное построение. Дети замерили в волнении.

— Думаю, новости уже все знают? — начал он.

— Так точно, — пронесся разноголосый выдох.

— Я подумал, — Марк потер лоб. — Наверно, стоит помолиться за Алсу. Кто хочет?

— Можно я? — руку подняла Карангело.

Марк кивнул, и она вышла вперед. Он поискал глазами Клео, но не нашел. "Куда она делась?" Тут же одернул себя: "О девчонке не думать!"

— Дорогой Господь, — Александра молилась спокойно и проникновенно. — Благослови Алсу в эти минуты. Пусть роды пройдут благополучно, и ребенок родится здоровым и крепким…

Она еще не завершила молитву, как дверь распахнулась. В зал ворвался Эрик. Растерянно оглядел притихших воспитанников.

— Что? — спросил Левицкий.

— Сын. Все хорошо! — расцвел лейтенант.

— Ура! — крикнул Зверев. Все подхватили:

— Ура! — кто прыгал, кто смеялся и аплодировал, некоторые начали пританцовывать.

— Смирно! — гаркнул Марк через минуту. Воспитанники мгновенно угомонились. — Сегодня до обеда все по-прежнему расписанию. В обед отметим рождение малыша. В воскресение Эрик пойдет на ярмарку и сообщит о пополнении. После этого устроим проводы. Пока готовим подарки. Ясно?

— Так точно, — голоса детей слились в один.

— Разойтись!

Дети одобрительно загудели и помчались к Эрику. Через минуту лейтенанта подбрасывали к потолку. Марк стоял в стороне. Глядя на их радость, в его душе тоже что-то теплилось. Но он уже давно разучился так искренно выражать чувства. Может, это и плохо. "Куда же делась Клео?"

Словно услышав его, девушка появилась в дверях — счастливая, сияющая. Мельком глянула на майора и отвернулась. То же маленькое черное платье. При виде тоненькой спины, Марк тут же забыл о твердом намерении не обращать на нее внимания. Он с трудом проглотил ком в горле. "Почему ушла утром? Смущалась? Или я виноват? Надо бы поговорить с ней, но не сейчас. Позже. Без свидетелей".

— Витька! — с гневным криком Ира вбегает в детскую, но он предусмотрительно прячется под кровать. Здесь она его не достанет — руки коротки. Однако сестра, встав на колени, все-таки предпринимает бесполезные попытки: тянется, краснеет от натуги. Каштановые, как у отца волосы, скользят по полу. Витька на всякий случай вжимается в стену, показывая язык:

— Не достанешь!

— Достану! — зло кряхтит Ирка. — Не сейчас, так потом. Вечно не просидишь тут.

Он слышит, как открывается дверь.

— И что у вас тут происходит? — в голосе отца веселое любопытство.

Ирина тут же вскакивает, теперь видны только тонкие лодыжки. Так и хочется дернуть, чтобы она упала…

— Папа! — Ира задыхается от возмущения. — Ну сколько можно? Он опять испоганил мои краски!

— Ну-ну, не стоит так шуметь, теперь в поле зрения появились клетчатые тапочки отца. — Я куплю тебе новые.

— Но у нас нет на это еды, — всхлипывает сестра.

— Почему же? — теперь тапочки и босые ступни стоят близко-близко, наверно, отец ее обнимает. — Мы отложили еду на новые брюки Виктору, теперь придется ему ходить в старых.

— Нет! — вскрикивает он обиженно и как хищник вылетает из-под кровати. — Это несправедливо! — кричит он, на всякий случай не подходя близко к сестре. — За эту еду можно шесть пачек красок купить, — горестно восклицает он.

— Вот и купим шесть, — отец прячет улыбку. — Вдруг ты еще раз вздумаешь испортить сестре жизнь?

— Папа! — от обиды он готов расплакаться.

— А что мне еще остается делать, чтобы научить тебя не трогать чужие вещи? Оставить без еды?

Витька понуро опускает голову:

— Не надо… я же просто порисовать хотел!

— Порисовать он хотел! — возмущается Ира. — Всыпать ему надо, чтобы запомнил!

Отец ласково удерживает ее от расправы…

Вечером Виктор слышит, как мама увещевает отца на кухне:

— Ну, это уж слишком. Подумаешь, краски! Потерпит без них.

— Дело принципа, — голос отца становится жестче. — Его надо научить, что чужая собственность неприкосновенна!

Витька автоматически вытер со щеки неизвестно откуда набежавшие слезы. Тогда казалось, что это самый несчастный день в его жизни. Теперь он бы отдал все, чтобы вернуться туда. Теперь он бы на колени перед сестрой встал, чтобы она простила, и никаких брюк покупать не надо. Пусть бы папа выпорол, пусть мама лишила бы сладкой воды перед сном, а сестра натрепала бы уши. Он бы все, что угодно вытерпел, только чтобы все осталось как прежде. Чтобы, просыпаясь, он мог видеть потолок в своей комнате, а не дебильное лицо майора…