Внук Петра Великого - Олеся Шеллина

– Если подходить к делу с этой стороны…

– Да с какой хотите стороны, с той и подходите, хоть доярок в ближайшей деревне… обследуйте, мне все равно, – откинувшись на высокую спинку стула, и, скрестив руки на груди, я продолжал разглядывать собеседника. – Для меня главное, чтобы вы получили результат, и он оказался бы весьма успешным. Ну и… если все получится, то этот способ вариоляции назовут вашим именем, потому что я буду первым, на ком вы испытаете этот метод, когда убедитесь в его эффективности, естественно.

– Хорошо, ваше высочество. Я сомневаюсь, что вам позволят испытывать что-либо на себе, ваше высочество, – Флемм сдался. Видимо, сильно хочет, чтобы что-то назвали его именем. – А теперь давайте все же вернемся к бренди.

– Ну что вам еще нужно от этого злополучного бренди? – я закатил глаза.

– Почему именно бренди? Почему не вино, например? Я видел, как вы, ваше высочество, делаете примочки, смачивая ткань бренди. И это наверняка было очень больно, мне было буквально видно, насколько вам было больно, но я все также не понимаю…

– Потому что он крепкий, что же тут непонятного? А чем крепче напиток, тем он сильнее выжигает всякую заразу, – я почувствовал, как заканчивается мое терпение. – И да, это чертовски больно, потому что выжигание идет в полном смысле этого слова.

– Это весьма странный и спорный момент, ваше высочество, – упрямо перебил меня Флемм. – Теодорих Боргоньони рекомендовал применять вино, именно вино, что действовало положительно и не вызывало столь сильных болей у больного. А Гиппократ писал, что руки должны быть чистыми, как и перевязочный материал и инструмент. Сам он, разумеется, крупных сечений не проводил, но излечил много переломов, и гнойных нарывов. Ибн Сина много сделал открытий в медицине, но использовать крепкие алкогольные напитки никто не предлагал, я, во всяком случае об этом не слышал.

– Да что вы такой упертый-то? – я потер лоб. – Отрежьте кому-нибудь ногу и поэкспериментируйте. Не думаю, что среди заключенных не найдется кого-то, кто вызовется пойти на эксперимент, хотя бы ради получения помилования. Только обезболить не забудьте перед экспериментом, а то испытуемый отойдет от боли в мир иной. Не думаю, что в этом случае результат эксперимента можно будет считать достоверным. У вас же так кстати настойка опия всегда под рукой, прекрасно можно болевые чувства уменьшить, – я даже поморщился, вспомнив свои собственные ощущения. – Только не переусердствуйте, в казематах не самые лучшие представители нашего общества находятся. Даже, если кто-то из них окочурится, пока вы проводите исследования, сомневаюсь, что по нему будут слишком рыдать. А подсадить подобные экземпляры на опий – то еще удовольствие, граничащее с самоубийством.

– Я читал статью Прингла, где он предложил использовать термин «антисептик», – Флемм просто отмахнулся от моих проблем. – Этот ушлый шотландец, связывает раневую лихорадку с процессами гниения, и считает, что необходимо влиять именно на этом процесс, чтобы при ампутациях больные не умирали так часто…

– Избавьте меня от подробностей, – я поморщился. – Я просто предложил вам попробовать крепкий алкоголь, чтобы попытаться не допустить этот самый «процесс гниения». Если вы сумеете найти что-то еще, то я только за вас порадуюсь. Но меня в каждый этап исследований посвящать не нужно. Здесь в Российской империи вы не единственный лекарь. К тому же могу вам порекомендовать химика – господин Ломоносов сейчас проводит опыты со стеклом, но скоро освободится, и можете попытаться гноить что-нибудь вместе с ним. Вдруг он заинтересуется? Ну а не заинтересуется, то вполне сможет посоветовать обратиться к кому-то еще, кому гниение интересно.

Дверь открылась без стука, и я едва успел вскочить и склонить голову, когда в комнату вошла Елизавета. Почему в последнее время все встречи происходят исключительно в моей спальне? Надо в таком случае халат велеть себе сшить и встречать всех лежа на диване.

– С тобой все в порядке? – тетка стремительно подошла ко мне, схватила за плечи и начала рассматривать лицо. – Я велела закладывать выезд, как только узнала о том, что произошло. Твой камергер уверял меня, что все обошлось, но мне нужно было удостовериться. Господи, кому в голову пришла такая дурная мысль? – она отпустила меня. – Я прикажу отслужить молебен о том, что все хорошо закончилось. А Сыскная экспедиция получила строжайший приказ – найти этих татей, и повесить их на ближайшем суку, который сумеет выдержать их вес.

– Ну будет вам, тетушка, – я смиренно склонил голову. – Мы больше переполошились, чем взаправду случилось страшное. И вы понапрасну взволновались, со мной находились в тот момент, как камень попал в окно, и фон Криббе, и Сафонов с Вяземским, которые, несмотря на возраст, проявили себя мужественно и стойко.

– И это делает им великую честь, – решительно кивнула Елизавета.

– Раз уж вы прибыли сюда ко мне, хочу представить вам доктора Давида Флемма. Он помог мне сейчас вынуть осколок из ранки, и рассказал, что хочет опробовать одну свою теорию, как предотвратить или облегчить заболевания оспой. Но для этого требуется ваше дозволение на то, чтобы он мог испытания на приговоренных к казни проводить. – Флемм, похоже, только что понял, кто прилетел сюда на всех парах и теперь старательно размышлял, ему вскочить и начать извиняться за что-нибудь, или же тихонько сползти на пол и не отсвечивать.

– Оспа, наше проклятье, посланное нам в виде испытаний свыше, – Елизавета оглядела комнату и внезапно обхватила себя за плечи. – В этой самой комнате когда-то умер император Петр второй. Его погубила эта ужасная болезнь. Он был такой молодой, чуть постарше тебя, такой красивый. Я не люблю здесь находиться, – она покачала головой. – Слишком много воспоминаний. Ежели доктор Флемм сможет сделать что-то, что остановить оспу, то так тому и быть. Завтра тебе, племянник, доставят разрешительные бумаги. – Она подошла к окну. Интересно, что она там видит? И какие демоны живут в этом дворце, который, похоже, проклял умирающий император. Ведь кроме него никто больше не мог здесь обосноваться надолго. Постоянно что-то случалось, и несколько раз дворец был почти разрушен. Никогда я не был суеверным, но сейчас почему-то даже меня пробила дрожь. Хотя, Груша вела себя во дворце нормально, быстро освоилась и не выказывала никакого беспокойства, а ведь давно известно, что именно кошки могут чувствовать разную потустороннюю жуть.

– Ваше величество,