Записки разведчика - Иван Бережной
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У каждого из этих разведчиков свои последователи, которых они берут с собой на задания. Однажды из дальней разведки возвратилась группа Коли Гомозова. Докладывая о результатах разведки, Коля решительно заявил мне:
– Больше с собой на задание Степу Фомиченко не беру.
– Почему? — удивился я. — Степа хороший разведчик.
– Не спорю, но не в моем духе…
– А в чем дело?
– Выполнили задание, возвращаемся домой. Надо спешить – сами видите, сведения срочные. А он, понимаете ли, есть захотел. Кишки марш заиграли, — говорил с возмущением Гомозов. — Кругом в селах полно немцев, а наш Степа заладил: «Зайдем в дом, есть попросим». Я ему говорю, что можем попасть на засаду, перебьют и сведений некому будет доставить. Потерпи, не у одного тебя кишки марш играют. Так он лег на дороге и ни с места. Хоть убей!
– Что же вы сделали?
– Да что? Не бросать же! Пришлось осторожно огородами войти в село и попросить хлеба… Женщина ужаснулась, увидев нас возле своего дома, в котором полно немцев. А всего их в селе было более трехсот человек. Хорошо, что все благополучно сошло. Подкормили Степу, и вот прибыли… Это с ним не первый случай, только я терпел…
После этого много пришлось Степе постараться, чтобы вновь попасть в группу Гомозова…
Здесь же, в Глушкевичах, к нам пришло несколько человек пополнения. Среди них лейтенанты Владимир Осипчук и Владимир Богданов, замполитрука Семен Рыбальченко, черноморский моряк Иван Цебынин. Эти товарищи сразу прижились в нашей среде,
В конной разведке, которой командовал Миша Федоренко, собрались самые лихие ребята. Среди них особенно выделялись бывший бухгалтер Саша Ленкин, Олег Фирсов, Костя Руднев, Иван Мизерный, Иван Семенов, Миша Фомин…
Частым гостем разведчиков был секретарь партийной организации соединения Панин.
– Удивительный человек этот Яков Григорьевич, — говорил мне политрук роты, — до всего ему есть дело и везде успевает.
Да, это так. Панин относился к типу людей, которые не могут сидеть без дела. Болезненный на вид, он обладал тем не менее большой трудоспособностью. За тридцать пять лет жизни Панину много довелось испытать. Родился в бедной крестьянской семье Владимирской области. Рано остался без отца. С одиннадцати лет пошел в люди. Пас скот, батрачил… В 1926 году поступил на стройку. Днем работал, а вечерами учился в школе для взрослых. Дошел до мастера… После окончания профшколы, в 1933 году, по мобилизации ВЦСПС был направлен на работу в Черниговскую область. Последние годы перед войной работал инструктором и заведующим орготделом райкома партии в Путивле… В партизанском отряде с первых дней его организации.
Припоминаю наши первые переходы из Брянского леса. Тогда Яков Григорьевич все время шел с третьей и тринадцатой ротами в голове колонны, сразу же за разведкой. Мы тогда не знали, что это был его маневр. Оказывается, Панина хотели оставить на Сумщине, а он, не желая расставаться с отрядом, ушел с нами, и лишь на третьем переходе показался на глаза командиру и комиссару. Тогда же, вспоминая осень 1941 года, Панин говорил:
– Никогда не забуду первый бой. Немцы начали нас обстреливать из пулеметов. Засвистели пули, и я залег. Когда смотрю, мимо бежит вот он, Федя Карпенко и кричит: «Эй, Яша, какого лешего валяешься на земле, когда пули летят намного выше головы!» Елки с палкой, я чуть сквозь землю не провалился от стыда. Думал, что все уже постиг, а оказывается, в военном деле я полный профан. Снова надо было учиться.
Так вот и учился вместе со всеми…
Теперь за плечами Якова Григорьевича годовая школа партизанской борьбы и большая закалка. Он уже не всякой пуле кланялся. Душевным и чутким отношением к товарищам завоевал уважение партизан. Вскоре Панин стал признанным всеми секретарем партийной организации.
Яков Григорьевич всегда находил время, чтобы побеседовать с бойцами. Чаще всего его можно было увидеть среди автоматчиков третьей роты и разведчиков. Вот и сейчас он пришел, чтобы вручить листовки с текстом праздничного приказа народного комиссара обороны, посвященного двадцать пятой годовщине Великой Октябрьской социалистической революции, для распространения среди населения.
– Несите слово правды в народ, — напутствовал Панин.
– Давайте больше листовок, — нападал на секретаря Журов. — Полтора десятка на группу – очень мало. Вы знаете, что жители за каждую листовку дают кувшин молока или десяток яичек. Я не к тому говорю, что молока захотелось, — спохватился разведчик. — Нам и так его везде дают. Тяга к правде у народа большая…
– А в одном селе такой случай произошел, — вмешался в разговор Костя Руднев. — Мы туда приехали в воскресенье, как раз в церкви служение шло. Так наша листовка пошла по рукам и дошла до попа. И что вы думаете? Священник зачитал ее перед всеми прихожанами…
– Выходит, батюшка-то идейный, — под хохот разведчиков выпалил Юра Корольков.
– Идейный, не идейный, а и он распознал звериное лицо фашизма, — ответил Костя Руднев.
– Надо, чтобы все люди поняли это, — вставил Панин.
А вечером три разведывательные группы ушли на выполнение заданий. На северо-восток к Ельску и Мозырю отправилась группа Осипчука, на юг к Олевску – группа Гапоненко, а на завод – в Глинное, Березово и Старое Село пошел Мычко со своим отделением.
ВАНЬКА ХАПКА
Парторгом в разведывательной роте был Иван Георгиевич Архипов. Разведчики любили его за храбрость, веселый нрав и простоту. Однако меня удивляло то, что в отряде ему присвоили множество прозвищ. Называли его «великим комбинатором», «виртуозным балалаечником», «шахматным чемпионом», «парнем-рубахой», а некоторые даже склонны были считать его врожденным артистом. Но прочнее всех приклеилась к нему кличка «Ванька Хапка».
Обычно, если предстояло выполнить рискованное задание, где нужна особая смекалка, политрук Ковалев говорил:
– На это дело пошлем Ваньку Хапку. Все сделает, как по нотам.
Когда я попытался узнать, почему Архипова называют «Хапкой», то не нашлось никого, кто бы мог толком ответить на этот вопрос. Даже не помнили, кто ему дал эту кличку. Одни говорили, что это дело Феди Карпенко, другие указывали на Черемушкина, третьи на Федю Горкунова.
Отвечая на мой вопрос, Ковалев сказал:
– Да он любит все делать напором, неожиданно, без тщательного обдумывания. Одним словом, действует на хапок. Отсюда и назвали его Ванькой Хапкой.
Но это было не совсем так.
Иван Георгиевич Архипов в партизанский отряд попал, как и многие воины в первый год войны, через бои, окружения, отступление. Но приход его к партизанам был необычным.
Однажды партизанская застава задержала высокого, чуть сутулого человека, лет двадцати трех. На нем была потрепанная куртка, измазанная мелом и красками. Через плечо – малярная кисть, на длинной ручке которой висело помятое жестяное ведро.
– Здравствуйте, друзья-приятели, — сказал задержанный, снял кепку с надорванным козырьком и слегка поклонился. Длинный чуб, цвета переспелой соломы, упал на глаза. Он коротким рывком откинул голову назад, и копна волос легла на прежнее место.
– Чего тут шляешься и куда держишь путь? - спросил один из партизан, подозрительно рассматривая незнакомца.
– Наше дело малярное. Ходим, деньгу заколачиваем. Там побелим, там подкрасим, гляди какая-нибудь молодуха самогоном угостит. А что еще мужику надо! — весело ответил задержанный, присматриваясь прищуренными глазами к партизанам.
– Деньгу он зашибает, бедный мужичок, — передразнил с презрением партизан. — Не иначе, как продался немцам, а теперь дурачком прикидывается, ходит, вынюхивает, где партизаны. Пойдем в штаб, там разберутся, что ты за маляр.
– В штаб мне как раз и надо, — растянул в довольной улыбке толстые губы маляр, обнажив крупные зубы с двумя металлическими коронками. — Можете величать меня Иваном Георгиевичем Архиповым, — представился он картинно.
Так появился среди ковпаковцев еще один партизан, которого на заставе приняли за немецкого шпиона.
– Зачем тебе потребовался этот маскарад? — спросил Ковпак, выслушав новичка. — Или ты на самом деле кумекаешь в малярном?
– Что вы! Я до войны учителем работал, — ответил Архипов. — А это мне посоветовал один дедушка. Бери, говорит, мои причандалы, иначе тебе не сносить головы. Взял. Представьте себе, проходил через села, где полно немцев, и ни один из них даже не остановил меня.
– Ну ты, брат, великий комбинатор! — засмеялся Ковпак.
Сообразительность новичка особенно понравилась Феде Горкунову, и он забрал его в разведку. Не раз Архипов выполнял рискованные задания с товарищами и в одиночку. Переодевался то сапожником, то жестянщиком. Ходил по селам, где располагались вражеские гарнизоны и выкрикивал:
– Кастрюли, ведра чиним!
