Жизнь вопреки - Олег Максимович Попцов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но что произошло? Почему Лысенко оказался на ТВЦ, а затем столь же непонятно – почему он покидает ТВЦ? У нас не было никаких контактов по этому поводу. Для меня предложение Лужкова было неожиданным. Было ли оно неожиданным для Толи, я не знаю. Но встречаться со мною он не пожелал.
Когда я приступил к своей работе на ТВЦ, Толя, спустя несколько месяцев, высказался насчёт ТВЦ неприязненно – что, дескать, канал стал хуже (имеется в виду, чем он был при нём). Не стану рассуждать на тему, в каком состоянии я принял этот канал. Я проработал на ТВЦ почти семь лет без каких-либо трений с мэром Москвы. У нас было полное взаимопонимание относительно политических процессов, происходящих в России, как и отношение Ельцина в пору его президентства к Лужкову, как ответное отношение Лужкова к Ельцину. Лужков возглавлял Москву и был узнаваем – более того, любим москвичами. Он сам – москвич и чувствовал Москву, а это сверх-значимо. И то, что он был прекрасным хозяйственником и сумел обеспечить столице профицитный бюджет, что, ко всему прочему, и делало Москву экономически, да и политически достаточно независимой, в немалой степени раздражало президентское окружение, да и самого Ельцина.
Я это хорошо понимал, и практически при каждой встрече с Лужковым мы так или иначе касались этих проблем. Лужков был человеком идеи, замысла, и я предлагал его вниманию новые идеи, проекты, воспринимал его не как высокого начальника – от этого, как говорится, уже никуда не денешься, – а, в определённой степени, как соавтора идеи, в которую он непременно должен поверить, а это уже моя проблема. И такая надежда добавляла мне уверенности в претворении замыслов. С Лужковым было интересно работать. Я не рисковал в присутствии знающих Лужкова людей, а это по большей части были чиновники, проще говоря – власть в разном исчислении, позволить себе назвать Юрия Лужкова своим другом. Нечто подобное я испытывал и в отношении Евгения Максимовича Примакова, и Людмилы Ивановны Швецовой, и целого ряда других знаковых представителей власти, с которыми я был много лет знаком и дружил.
Атмосфера во властных коридорах – это особая атмосфера. Я бы сказал, что там, как нигде, нужен «хороший слух и хорошее зрение», потому как всё положенное следует разглядеть и всё возможное расслышать.
Оказавшись во главе ТВЦ, уже сложившейся структуры, я не стал, как принято говорить, заниматься чисткой. Я должен был присмотреться к людям и понять, на кого я могу рассчитывать с точки зрения творческого потенциала, а на кого нет. ТВЦ – это не ВГТРК, там я начал с нуля, с пустоты. Здесь было иное: уже сложившаяся и по-своему консервативная субстанция. Естественно, я при-шёл не для того, чтобы пойти в строю. Перемены всегда нужны, вопрос – какие. Во-первых, мне по-другому хотелось прочесть логотип компании: не ТВ-Центр, что по сути было правильно, но слишком очевидно – телевидение центра страны, чем, по сути, является Москва. Всё так, но нужно что-то своё, непохожее. И вот тогда возникла идея дать иную расшифровку логотипа. Телевидение вечных ценностей. И под эту аббревиатуру творить программное наполнение.
Первое, с чего я начал, – с изменения лица информационно-политического эфира.
Появилось своё название информационной программы. Если на ВГТРК я создал «Вести» как концепт, то здесь надо было нечто иное. Так появился другой информационный стандарт: «События. Время московское», но затем это добавление «Время московское» хотя и придавало индивидуальность идее, делало название программы излишне громоздким, поэтому я решил оставить «События». Всё получилось логично: на Первом канале – «Время», на ВГТРК – «Вести», на ТВЦ – «События». Однако временной рисунок терять не хотелось. Так, вечерняя информационная программа выходит уже, по сути, в полночь; появился логотип «25 час», в расширенном варианте – «События – 25 час». Бесспорно, это позволило создать по сути иной эфир, ни в чём не повторяющий информационные программы каналов конкурентов. Иными были и стиль, и ведение программ.
Специфика Московского канала заключалась в том, что еженедельно на нём присутствовал мэр Москвы. Задача, опять же, была всё та же: избежать привычного стандарта, что присутствует и на Первом, и на Российском канале, расширить диапазон рекламы первых лиц России. Сейчас это обрело тенденцию навязчивости, чего раньше не было. Некая схватка за президента – причём Путин сам тому ни в коей мере не способствует. Ему не надо об этом напоминать; они – я имею в виду хватких ведущих, как, например, Соловьёв, – придут сами. Потому как в общем информационном потоке информация о событиях, в которых принимает участие верховная власть, даётся в эфире с абсолютной одинаковостью, что бесспорно снижает интерес к этой информации. В этом очевидный просчёт профессиональных СМИ. В этом привычно обвиняют власть. Съёмки ведутся в одном и том же месте, с одной и той же точки, и никаких иных вариантов власть не разрешала.
Эта проблема была всегда. Мне вспоминаются мои годы работы во главе ВГТРК: где-то в начале 90-х мы делали большой материал, в котором фигурировал президент Франции Миттеран. После показа этого репортажа в эфире я сделал буквально разнос команде, осуществившей эти съёмки, потому как комментарии на ВГТРК, Первом канале и на НТВ были один в один. Я сказал: «Коллеги, неужели вы не могли изучить историю места, на котором Миттеран давал интервью по поводу происходящих событий? На этом месте было совершено одно из покушений на генерала де Голля, в то время президента Франции. Неужели вы не понимали, – сказал я коллегам, – используй вы архивную съёмку в вашем репортаже, это сделало бы материал не просто непохожим, а совершенно, в полном смысле сенсационным. Вот как надо работать, коллеги. У всякого события есть его вчера, сегодня и завтра». Обида от критики скоро прошла, а понимание осталось. Репортёры стали работать, используя фактор информационных неожиданностей.
Всё справедливо и точно, если вы хотите придать телевизионной концепции как таковой иной образ. А для меня, как человека, возглавившего в 2000 г. ТВЦ, это было приоритетной задачей: прежде всего реформировать концепцию информационного и общественно-политического вещания, потому что это направление на телевидении главенствует. Именно оно рождает доверие и интерес к каналу. Телевидение, радио, а по сути, все массовые СМИ страдают от одинаковости. Интерес слушателя, зрителя и читателя начинает сокращаться. Теряется эффект
