Генерал Слащев-Крымский - Олег Смыслов

Рассказав о роли авиации в управлении войсками в Юшуньском бою, генерал Слащёв странным образом, по какой-то причине, совершенно забыл рассказать о её работе. А она, безусловно, была.

В Крыму Якову Александровичу подчинялся 5-й авиационный отряд, вооружённый «Хэвилендами» (DN.9). Аэродром отряда располагался в непосредственной близости от штаба. По данным С. Покровского, «суровая зима 1920 г. (морозы доходили до 25 градусов на земле при сильном ветре) крайне затрудняла работу «Хэвилендов»: замерзали радиаторы, забивались маслопроводы, на подготовку машины к полёту требовалось несколько часов. Первый месяц вся тяжесть работы легла на старые школьные самолёты, изношенные вертушки которых не так боялись морозов, а молодые лётчики не считались ни с какими препятствиями». В это время работа белой авиации сводилась только к ближней разведке и исключительно одиночным бомбометаниям.

Что же касается Юшуньского боя, то всё тот же С. Покровский пишет:

«Юшунь является тактическим ключевым пунктом Крыма: дальнейших естественных рубежей, на которых мог бы задержаться обороняющийся, нет. Сбив противника с Юшуньской позиции, красные получили бы возможность двинуться непосредственно на Симферополь по почтовой дороге, одновременно выходя к железной дороге и тем самым отрезая правую группу войск со штабом обороны от тыла. У генерала Слащёва не было резервов на атакуемом участке. Для парирования удара был оголён правый боевой участок и брошены все наличные части, вплоть до комендантской команды штаба. Однако надежды на своевременный подход их к полю боя не было. Задачу задержать наступление красных взяла на себя авиация. С рассвета 25 февраля (8 марта) в течение всего дня непрерывно наблюдавшие за полем боя, сменявшие друг друга самолёты забрасывали скопившиеся в Юшуни войска и обозы бомбами и обстреливали пулемётным огнём. Результатом этого был беспорядочный отход менее устойчивых частей и обозов на север, и более активные части, ведшие густыми цепями наступление на Юшунь, остались без поддержек. Фланговым ударом (с юга) подошедшей белой конницы они были отброшены и, преследуемые ею, вышли за пределы Перекопского перешейка. Густой низкий туман не позволил самолётам на следующий день принять участие в преследовании.

В Юшуньском бою впервые выявилась могучая роль авиации как подвижного резерва старшего начальника. Имея лишь слабую возможность уничтожения живой силы противника (потери красных от действий самолётов выражались всего в нескольких десятках человек), она настолько потрясает психику войск, что заставляет их отказаться от активных действий. Наиболее чувствительными к воздушной атаке оказываются резервы в сомкнутых порядках, конница и обозы.

Исход Юшуньского боя произвёл сильное впечатление как на белое командование, так и на лётный состав. С него началась энергичная тактическая и техническая подготовка боевой авиагруппы к групповым действиям по наземным целям. Результаты этой подготовки сказались в последующих операциях».

Глава седьмая

Портрет генерала «Яши»

1

Одним из первых, кто попытался рассказать о генерале Слащёве, стал белый генерал Пётр Иванович Аверьянов (1867–1929). В эмиграции он собрал и переработал воспоминания о Якове Александровиче его современников и сослуживцев, написав в 1929 г. в Югославии очерк, который стал приложением к его собственным мемуарам «Страницы прошлого». В основу очерка легли рассказы полковника В.Ф. Фролова — начальника штаба корпуса, которым командовал Я.А. Слащёв, и капитана А.А. фон Дрейтера, начальника команды связи.

В предисловии к очерку Пётр Иванович писал:

«Я лично не знал генерала Слащова, даже никогда не видел его, но его сильная и яркая личность всегда интересовала и привлекала меня. Ещё в 1920–1921 гг., т. е. во время моего переезда из Константинополя в Югославию и в первое полугодие пребывания в этой стране, мне довелось много беседовать о Слащове с его бывшим начальником штаба, Генерального штаба полковником Владимиром Фёдоровичем Фроловым, ныне уже покойным. А в текущем 1929 г. о том же генерале Слащове мне рассказывал много капитан лейб-гвардии Литовского полка Александр Алексеевич фон-Дрейтер, с которым мне пришлось работать в одной комнате в тригонометрическом отделении Генеральной дирекции государственного кадастра Югославии, где он служил чертёжником, а я — вычислителем «координат точек триангуляционной сети». Боевой, сильно контуженный и семь раз раненный капитан фон-Дрейтер участвовал в обороне Крыма Слащовым и в качестве начальника команды связи часто находился в общении со Слащовым.

Кроме того, я никогда не упускал случая побеседовать о генерале Слащове с теми из его бывших подчинённых, с которыми мне приходилось встречаться в Югославии. Результатом всех этих бесед, а главное — рассказов о Слащове полковника Фролова и капитана фон-Дрейтера — является предполагаемая вниманию читателей несколько систематизированная сводка накопившихся у меня сведений о личности генерала Слащова».

Кроме Аверьянова свои воспоминания о Якове Александровиче оставили и другие его современники и очевидцы.

2

Князь Владимир Андреевич Оболенский очень хорошо запомнил самую первую встречу с молодым генералом в Симферополе:

«В условленный час появился Слащов, крайне поразивший меня свои внешним видом.

Это был высокий молодой человек, с бритым болезненным лицом, редеющими белобрысыми волосами и нервной улыбкой, открывавшей ряд не совсем чистых зубов. Он всё время как-то странно дёргался, сидя, постоянно менял положения, а стоя, как-то развинченно вихлялся на поджарых ногах. Не знаю, было ли это последствием ранений или потреблением кокаина. Костюм у него был удивительный — военный, но как будто собственного изобретения: красные штаны, светло-голубая куртка гусарского покроя и белая бурка. Всё ярко и кричаще-безвкусно. В его жестикуляции и интонациях речи чувствовались деланность и позёрство».

В следующий раз Слащёв лично попросил князя Оболенского срочно прибыть к нему в поезд на станцию Симферополь:

«Через пять минут я вошёл в салон-вагон поезда командующего военными силами Крыма.

— Подождите минутку, я сейчас доложу командующему, — любезно щёлкнув шпорами, сказал мне молодой штабной офицер, пропуская меня в общее помещение салон-вагона. В нём я увидел сидевшую на диване перед столом, заставленными недопитыми стаканами и с залитою красным вином скатертью, довольно миловидную, скромно одетую женщину.(…)