Гром над городом - Ольга Владимировна Голотвина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Думаешь, его кто-то... знакомый? От кого он не ждал беды?
– Скорее всего. Или опоили чем-то, и он не понимал, что с ним делают. Жаль, не могу вскрыть его желудок.
– И не думай даже! Это тебе не бродяга с улицы. Осматривай как следует, тело сегодня же надо отдать Шеркату.
– Шеркат уже знает про находку?
– Конечно. Я сам ему и сказал, зашел по дороге в Дом Стражи. Выпросил немного времени для осмотра тела.
– Как он держится?
– Спокойно. У него отличная выдержка. Главный-то удар он уже перенес – там, в театре... Еще что-то ты нашел?
– Да, есть одна странность. На лице у Арризара – следы какого-то жира. Под засохшей кровью.
– Жир? Что еще за жир?
– Есть у меня одно соображение... Надо достать образец и сравнить, но я уже сейчас почти уверен...
– Говори.
– Это театральный грим.
– Что-о?
– Да. Сын Клана мазал лицо театральным гримом.
– Погоди-ка... Мирвик рассказывал, что кузены-Лебеди любили розыгрыши. Арризар однажды в девицу переоделся. И гримировался, да... Значит, в миг убийства он был в гриме?
– Нет. Грим до убийства был стерт с лица, оставалось совсем чуть-чуть. Он, наверное, не заметил...
Сверху послышались голоса:
– Десятник, можно?
По каменной лесенке в подвал спустился Алки, за его спиной держался Мирвик.
– Ну, командир, с крышей – это ты здорово придумал, – бодро сообщил Алки. – Сломали мы замок, вылезли на крышу, поползали по птичьему помету, еле отчистились потом...
– И что? – оборвал его Ларш, которому было не до шуток.
Алки понял это, посерьезнел:
– На краю крыши нашли вот это. Зацепилось за острый край обломанной черепицы. У покойного Лебедя как раз такой плащ, верно? И было это над самыми зарослями крапивы, над тем закутком!
На ладони Алки лежала длинная нитка.
Фагрим подхватил ее, нагнулся к плащу Арризара:
– Точно! Один цвет!
Ларшу захотелось застонать, еле сдержался. Все еще больше запутывалось.
– Мирвик, – спросил он с надеждой, – на крышу есть другой выход?
– Нет, только через ту дверцу, где замок приржавел.
– А следы на крыше были, на птичьем помете?
– Может, и были, да ночью дождик прошел, размыло.
– Так. А чего ты сюда заявился? На Дом Стражи изнутри поглазеть?
– Я с новостью, – обиженно откликнулся Мирвик.
– С новостью? Ну давай, добивай меня.
– Утром явились плотники, так один скандалит. Говорит, что вчера они осмотрели весь театр, составляли список, что надо менять. Перила, ступеньки, скамьи. Сегодня приходят – а перила балкончика сломаны. А вечером еще были целы.
– Балкончика?! – рявкнул Ларш.
– А то! Балкончика, на который можно выйти из кладовой.
Ларш ладонями стиснул виски:
– Послушай... если встать на эти перила, можно дотянуться до края крыши?
Мирвик помолчал, припоминая.
– Нет, – сказал он твердо. – Крыша хоть и близко, а все-таки немного не дотянуться. У меня глаз верный, воровской... А что там ваша девчонка говорила про трупы, которые летают?
Возможно, Мирвик получил бы от Ларша по уху. Но тут без стука вошел Шеркат, спустился по лестнице. Коротко поклонился Ларшу, остальных просто не заметил. За Лебедем вошли двое слуг, остановились на ступеньках.
На господине был темный плащ, расшитый узором в виде серебряных еловых веточек. Ель – траурное дерево. Такую одежду надевали лишь тогда, когда в доме горе.
Шеркат, склонившись над железным столом, долго и пристально вглядывался в мертвое лицо двоюродного брата. Все почтительно молчали. Алки и Мирвик вжались в стену и постарались стать незаметными.
Наконец Шеркат обернулся к Ларшу:
– Вот я и остался в своей Ветви один. В Ветви Белого Пера. Ты же меня понимаешь...
На стоящего рядом с Ларшем Фагрима он даже не глянул. Фагрим для него сейчас не существовал. Равный говорил с равным, Лебедь – со Спрутом.
Ларш кивнул. Он вполне понимал Шерката.
– В Погребальной балке все готово, – продолжал Лебедь. – У брата будет богатый погребальный костер. Вот только надо переодеть Арризара в хорошую, дорогую одежду. Раньше он запрещал мне покупать для него вещи, но теперь-то не возразит...
Лицо Шерката разорвала горькая, жесткая улыбка:
– Он гордый был. Понимаешь, Ларш, гордый. Что на пирушках я за двоих платил – то ерунда, кто из родни с этим считается? А кроме этого – ни-ни! Смеялся: хватит, мол, того, что я твой единственный наследник. А вот как дело обернулось: мне от него наследство принимать! Вон оно лежит, наследство-то: грошовая серебрушка да окровавленный плащ!
Шеркат бережно поднял и сложил плащ, на котором болталась застежка. Выговорил глухо, истово:
– Я, Шеркат Крылатое Копье из Клана Лебедя, Ветвь Белого Пера, принимаю наследство от двоюродного брата своего, Арризара. Никогда не прикажу стирать этот плащ, пусть эта кровь будет памятью мне о родном человеке.
И кивнул слугам:
– Берите. Да осторожно.
Слуги поспешно спустились с лестницы, с почтением подняли тело Арризара и понесли вверх по ступеням. За ними двинулся Шеркат со свертком окровавленной ткани в руках.
* * *
Оставив мертвецкую, Ларш поднялся на второй этаж. Хотел у себя в кабинете, в тишине, обдумать окружавшие его тайны.
Но это ему не удалось.
Дверь его кабинета была распахнута настежь. Двое «крабов» под командой старого слуги заносили туда огромную вазу.
– Вишур!!! – рявкнул Ларш так страшно, что стражники едва не выронили свою драгоценную ношу.
Под взглядом высокородного господина старик съежился и забормотал:
– Ну не успел я с утречка, не успел... проспал, виноват, потом замотался... Ох, что ты на меня так страшно смотришь?.. Не тут же было с мелом и суконкой грязь разводить? И кто же почистит серебро, как не я!
* * *
Этой ночью лавочнику Вилирату снился ужасный сон.
Вилират стоял на утесе. Внизу море било в острые скалы, похожие на зубы дракона. В спину, под лопатку, упирался острый клинок – как тогда, наяву. И тот же мерзкий шепот: «Шагни вперед, иначе убью тебя!»
Проснулся Вилират сам не свой. Вышел умыться у бочки с дождевой водой. Через невысокий забор его окликнул сосед. Вилират попытался поддержать разговор, но, видимо, отвечал невпопад, потому что собеседник пристально в него вгляделся
