Волшебная сила любви - Патриция Мэтьюз

Опять же, не вдаваясь в подробности, скажу лишь, что однажды я совершил, мягко выражаясь, очень большую глупость. В чем она заключалась, не стану описывать, упомяну только, что это было оскорбление бога Шивы, которое легло позорным пятном на честь и репутацию нашей семьи. Имя, которое я здесь ношу, не подлинное. Я был опозорен и обесчещен и, поддавшись панике, бежал из Индии. После долгих странствий судьба наконец прибила меня к этим далеким берегам.

У меня абсолютно не было никаких средств, но не это главное. Я, потомок раджей, аристократ в десятом поколении, из-за цвета кожи оказался здесь парией и неминуемо должен был погибнуть. Вопрос состоял только в том, когда и как. И в этот момент меня нашел Эдуард Молино. Будучи человеком образованным, он сразу же распознал во мне того, кем я являюсь на самом деле, и предложил сделку. Он взял с меня слово быть ему абсолютно преданным. Взамен он давал мне убежище в своем доме и работу в качестве слуги, но не обычного. Во всяком случае, он обещал, что рабом я считаться не буду. Вот каким образом я появился в этом доме.

Он замолк.

– Но это определенно не все из того, что вы намеревались нам рассказать! – нарушил тишину Арман.

– Нет, сэр, – вздохнул Дупта. – Далеко не все. Поэтому, с вашего разрешения, я продолжу. Следует начать с того, что ваш отец очень мне доверял, и я был посвящен во все его тайны – вернее, почти во все, – о которых больше не знал никто. Он был уверен, что я никогда его не выдам, и поэтому говорил без опаски. Известно, что каждому человеку необходимо выговориться, особенно когда он несет такую тяжелую ношу, какую тащил на себе Эдуард Молино.

Он часто рассказывал о своем детстве, которое было у него… хм… весьма необычным. Он много страдал, и причиной этих страданий были его родители. В детали он не вдавался, но главное я понял: эти ужасы, которые он пережил в детстве, все еще витали над ним, являясь в снах. Именно из-за этого он пристрастился к гашишу, а потом начал употреблять и другие, более сильные наркотики. Все для того, чтобы забыться.

Причем если гашиш его умиротворял, успокаивал, в общем действовал почти благотворно, то другие средства, к которым, к глубокому сожалению, он пристрастился в последнее время, делали его диким, необузданным, подвигая порой на грань безумия. Именно под влиянием наркотиков он предпринимал походы по тайной галерее, этому темному лабиринту своего детства. Он уверял меня, что в семье о тайном ходе больше никому не известно.

– Значит, вы знали, что это был он! – вырвалось у Ребекки.

Дупта с достоинством кивнул:

– Да. Не могу отрицать. Но вмешаться во что-либо я был бессилен. Мне бы очень хотелось, чтобы вы это поняли. Договор требовал от меня абсолютной преданности и беспрекословного подчинения только ему, Эдуарду Молино. Я сожалею, что вам пришлось из-за этого пережить несколько неприятных моментов, но ничего сделать было нельзя.

– А если бы он нас с Маргарет убил? – вспыхнула Ребекка. – А если бы той ужасной ночью у меня в спальне он добился успеха? Вы что, сочли бы сейчас достаточным просто извиниться – и все?

Во время этой тирады Дупта стоял с опущенной головой, не двигаясь. Ребекка почувствовала на своей руке ладонь Жака и успокоилась, поняв, что любые слова сейчас не имеют никакого смысла.

Дупта поднял голову и продолжил, как если бы она ничего не говорила.

– В такие моменты он обычно не спал всю ночь и очень любил слушать игру на старинных инструментах, которые его отец привез из Китая. В молодости мне довелось изучать музыку, и я обнаружил, что эти инструменты не сильно отличаются от нашего ситара. Поэтому освоить их мне было нетрудно.

– Выходит, вот что это была за музыка, которую мы тогда слышали! – воскликнула Маргарет. – Значит, Ребекка была права, когда подозревала, что играете вы!

– Да, моя леди.

– Но почему все держалось в таком секрете? – спросил Арман. – Зачем отцу было нужно скрывать, что вы умеете играть на этих инструментах?

Дупта пожал плечами:

– Затрудняюсь ответить на ваш вопрос, сэр. Эдуард Молино был очень сложным человеком. Может быть, это имело какое-то отношение к его детству, может быть, потому, что на этих инструментах играл его отец… Не знаю. Вообще Эдуард Молино любил игры. Он забавлялся ими, как ребенок.

– Игры! – усмехнулась Ребекка. Дупта спокойно посмотрел на нее:

– Я убежден, моя леди, что, несмотря на все его действия, слугой дьявола он не был. Напротив, это был слабый человек с изуродованной психикой, с жуткими воспоминаниями детства. Это был глубоко несчастный человек. Таково мое мнение. В мои обязанности входило следить за ним, особенно в эти темные периоды, когда его душа странствовала по лабиринтам детства. Но даже мне он не открыл всех своих тайн. Иногда он вдруг начинал избегать встреч со мной, но чаще удалялся в какое-то неизвестное мне место, которое называл своим потайным кабинетом.

– Потайной кабинет? – проронил Жак. – Что это такое?

– К сожалению, я не знаю, сэр. Думаю, это должно быть в той галерее, по которой он путешествовал; возможно, там есть какая-то потайная комната. Мне известно только, что он туда ходил. Один. А когда возвращался, ему надо было выкурить несколько трубок с гашишем, чтобы успокоиться. Я много раз спрашивал его, почему он продолжает ходить туда, з это место, которое доставляет его душе так много боли, но он отметал все мои вопросы. Видимо, в его натуре все же было что-то темное, приводимое в движение неведомой силой. Оно-то и принуждало его к подобного рода действиям. Впрочем, все мы влекомы своей судьбой.

Наступило долгое молчание, в течение которого Дупта стоял, как будто чего-то ожидая.

– Спасибо Дупта, – проговорил наконец Жак, – и за то, что вы были отцу верны, и за то, что рассказали нам все это. В конце концов ваш рассказ облагородил образ отца, и теперь его поведение стало более понятным.

Дупта улыбнулся:

– У нас говорят: понять – значит простить.

– Вы сказали, что желаете возвратиться на родину. Выходит, проблема, из-за которой вы были вынуждены скрываться, уже разрешена?

Дупта снова улыбнулся, но на этот раз только слегка скривив губы.

– Увы, нет, сэр. Проблема не изменилась, изменился я. Это моя судьба – возвратиться и искупить свою вину. И совершенно не важно, что со мной будет после возвращения. Самое главное – город Хаши, что в переводе означает «город света», будет спасением моей души.

– Спасением вашей души? – спросил Жак.

– Да. Понимаете, мы, индусы, верим, что человек, умерший в городе Хаши, или Варанаси, достигает освобождения и заканчивает цикл реинкарнации путем соединения с вечным. Смерть в Варанаси означает достижение абсолюта. Я возвращусь, чтобы совершить погружение в воды Ганга, нашей святой реки. Затем я безропотно приму судьбу, какую для меня уготовил Шива. Имя Бога – правда.