Башня Нерона - Рик Риордан

или проломить стену, и огонь – чтобы расплавить лицо Гунтеру в следующий раз, когда он принесет сэндвичи без корочек.

Мне не нужен сон.

И все же… Кое в чем Лу права. Сны подобны колесницам.

Как бог прорицаний я часто посылал видения тем, кто в них нуждался, – предостережения, проблески грядущего, намеки на то, какие я предпочитаю храмовые благовония. Я направлял сны прямо в головы людям. Но, став смертным, я потерял уверенность. Я позволял снам везти меня, вместо того чтобы брать в руки поводья, как делал это, когда управлял солнечной колесницей. Мои огненные кони всегда чувствовали, если возница слаб или не уверен в себе. (Бедняга Фаэтон узнал это на собственном опыте.) Сны были такими же своенравными.

Мне нужно увидеть, что происходит с Мэг. Нужно увидеть стража, охраняющего императорские фасции, чтобы понять, как его уничтожить. Нужно узнать, в порядке ли Нико, Уилл и Рейчел.

Что случится, если я возьму поводья собственных снов и крикну «Но!»? В лучшем случае меня ждут тревожные сновидения. В худшем – мой разум может оказаться по ту сторону Скал Безумия, и я больше никогда не проснусь.

Но друзья на меня рассчитывали.

Поэтому я поступил как герой. Я закрыл глаза и заснул.

Глава 23

Вперед, колесница сна!

С дороги, я бог!

Бип-бип! Вжух!

Поездка на колеснице сновидений прошла не гладко. Если бы сновидческая полиция вышла на дежурство, меня бы остановили и выписали штраф.

В первый же миг в мое сознание сбоку ударил порыв сверхъестественного ветра. Я провалился сквозь пол и полетел через лестницы, кабинеты, кладовки, закружился по внутренностям башни, словно меня смыло в космический унитаз. (А он, кстати, отвратительный. Его никто никогда не чистит.)

«ВВЕРХ, ВВЕРХ!» – приказывал я сновидению, но никак не мог найти поводья.

Я шлепнулся прямо в чан с греческим огнем. Это было что-то новенькое. Рухнул в туннели под Манхэттеном, заозирался по сторонам, отчаянно пытаясь заметить хоть какие-то признаки моих друзей и троглодитов, но я летел слишком быстро, кружась как вертушка. Провалился в Лабиринт, где меня потащил в сторону поток раскаленного воздуха.

«Я смогу, – сказал я себе. – Это все равно что ехать на колеснице. Только без коней. И без колесницы. И без тела».

Я приказал сновидению нести меня к Мэг – той, кого больше всего хотел увидеть. Я представил, как вытягиваю руки, хватаю поводья. И стоило мне вообразить, что я взялся за них – как обстановка вокруг меня стабилизировалась. Я снова оказался в Дельфийских пещерах, где воздух пропитан вулканическими газами, а в тени тяжело двигался темный силуэт Пифона.

– Вот ты и снова у меня, – злорадно прошипел он. – Ты погибнешь…

– Сейчас у меня нет на тебя времени. – Мои слова изумили меня почти так же, как и рептилию.

– Что?!

– Мне пора. – Я хлестнул поводьями сновидения.

– Да как ты смеешь! Ты не можешь…

Я взмыл обратно вверх, словно привязанный к резинке.

Почему спиной вперед?! Ненавижу сидеть спиной вперед в движущемся транспорте, но, видимо, сновидение по-прежнему пыталось показать мне, кто здесь главный. Словно на американских горках я пронесся назад сквозь Лабиринт, туннели смертных, лестничные пролеты башни – и вдруг остановился. Желудок скрутило, и меня вырвало… ну, какой-то бесплотной призрачной дрянью, которой может вырвать в мире снов.

Голова и желудок кружились в неистовом хороводе, как вихляющие планеты из лавы. Оказалось, что я стою на коленях в вычурно обставленной комнате. Из окон от пола до потолка открывался вид на Мидтаун до самой реки Гудзон. К счастью, город еще не сожжен.

Мэг Маккаффри громила комнату. Даже без клинков она отлично крушила все вокруг ножкой стула, которой с размаху дубасила все подряд. У единственного выхода, загораживая дверь, с невозмутимым видом стоял, сложив руки на груди, германец. Женщина в старомодной черно-белой форме горничной закатывала глаза и морщилась при каждом «БАБАХ!». На сгибе локтя у нее висело что-то очень похожее на праздничные платья.

– Мисс, – сказала горничная, – прошу, выберите наряд на вечер. Возможно, если вы перестанете… Ой. Ой, это была античная вещь. Ничего страшного. Я принесу другую… ОЙ! Хорошо, мисс, если вам не нравится это постельное белье, я могу… Не нужно рвать его, мисс!

Гнев Мэг сильно улучшил мне настроение. «Давай, подруга! – подумал я. – Устрой им Тартар!» Мэг кинула ножку стула в лампу, схватила целый стул и подняла его над головой, готовясь швырнуть в окно.

Тихий стук в дверь заставил ее замереть. Германец отошел в сторону и поклонился, пропуская в комнату Нерона.

– О, милая моя, мне так жаль. – Голос императора источал сочувствие. – Иди посиди со мной. – Он степенно подошел к кровати и сел на край, похлопав по смятому одеялу рядом с собой.

Мысленно я умолял Мэг садануть ему стулом по голове – он был совсем рядом. Но я понял, что задумал Нерон: показать Мэг, что он в ее власти. Выставить все так, будто бы это она выбрала путь насилия. И если она все-таки это сделает, он сможет ее наказать.

Она поставила стул, но к Нерону не подошла, а отвернулась от него и сложила руки на груди. У нее задрожали губы. Мне очень хотелось быть рядом, защитить ее. Хотелось проехаться колесницей сновидений прямо по лицу Нерона – но я мог лишь наблюдать.

– Я знаю, что ты ужасно себя чувствуешь, – продолжал Нерон, – после того, что ты сделала со своим другом.

Мэг резко развернулась:

– После того, что Я СДЕЛАЛА?! – Она снова схватила стул и швырнула его через всю комнату – но не в Нерона. Он с грохотом ударился в окно, оставив след, но трещины по стеклу не пошли. На лице императора промелькнула довольная улыбка – но она тут же вновь уступила место сочувственной маске.

– Да, милая. Ты злишься, потому что чувствуешь себя виноватой. Это ты привела сюда Аполлона. Ты понимала, что это значит и чем закончится. Но ты все равно это сделала. Наверное, это так больно… знать, что ты привела его к смерти.

У нее затряслись руки:

– Я… нет. Ты отрубил… – Мэг замолчала, не в силах договорить. Она смотрела вниз, на собственные кулаки, которые сжала с такой силой, что казалось, если оставить их без внимания, они улетят с ее запястий.

– Не стоит винить себя, – сказал Нерон, но в его тоне почему-то слышалось «Это все твоя вина». – Лугусельва сделала неправильный выбор. Ты это знаешь. Ты должна была понимать, что случится. Ты слишком умна, чтобы не