Браслет - Владимир Плахотин

       Та поначалу только молча переводила взгляд с одной доски с выжиганием на другую, что висели по стенам, лишь изредка кивая головой в такт беседе.

       - Это всё его работы, - кивнул Санька в мою сторону, когда заметил, что Настя без должного энтузиазма разглядывает одну из моих последних "картин". Я-то был в курсе, что она их видит не первый раз и потому в её глазах не наблюдалось восторга первого впечатления, но Саньку это покоробило.

       "Не рубит, - довольно громко подумал он, чем привёл мою Настасью в ещё большее замешательство. Чтобы лишить его такой возможности, я протянул ему дипломат:

       - Это тебе, - при этом я заметил испуганный взгляд Насти.

       "Без предисловия?"

       - Открывай-открывай! - подбодрил я замявшегося Саньку, а Насте протелеграфировал: "Всё нормально. Али мы не волшебники?"

       Санька, нерешительно поглядывая на меня, открыл защёлки и поднял крышку дипломата. Глаза его широко раскрылись.

       - О! Ты только посмотри! - обратился он к жене, равнодушно наблюдавшей за его манипуляциями.

       Настя бросила на меня беспокойный взгляд. Ей не было видно из-за поднятой крышки дипломата его содержимого, но Санькина реакция оказалась совсем не похожей на ту, как если бы он увидел в чемодане кучу денег.

       "Там пластинки, - пояснил я ей. - Те самые, что ты мне подарила. Только копии".

       Она чуть качнула головой:

       "А я уж, грешным делом..."

       Наша безмолвная беседа не ускользнула от внимания Санькиной жены, но виду она, конечно, не подала. Лишь громко прозвучала её неприкрытая никакими фильтрами мысль:

       "Ишь, как смотрит на него!..."

       А вслух вяло поинтересовалась у очарованного супруга:

       - Что там?

       - Нет, ты глянь! - Санька бережно взял в руки несколько пластинок и стал вслух читать их названия, напомнив мне меня самого в не столь отдалённом прошлом. - Это же мечта! - Он восхищённо сверкнул на нас своими затуманенными от предвкушения глазами. - Я поставлю? Хоть по чуть-чуть?

       - Они твои, - повёл я плечом. - Чего спрашиваешь?

       - Как это "мои"? - улыбка на его лице чуть погасла и он беспокойно глянул на жену. Она тоже с интересом воззрилась на меня, ожидая объяснений. - Это сколько же?.. Да я с тобой вовек не расплачусь!

       - Это подарок, - пояснил я, пряча улыбку. - На день варенья.

       - Да ведь день рожденья-то у него после Нового года! - хмыкнула супруга, моментально приняв боевую стойку.

       - Знаю, - невозмутимо ответил я. - Но это - чтоб плесенью не покрылись.

       Санька не верил своим ушам:

       - Так это что - моё?

       - Твоё-твоё! - Мне доставляло удовольствие видеть, как на его лице попеременно появлялись и радость, и нерешительность, и что-то сродни вожделению.

       Он поднял счастливые глаза на жену:

       - Это же надо непременно обмыть! Ты сообрази-ка чего-нибудь на стол! - И вдруг спохватился: - А взял-то ты их где?

       - Вот это как раз секрет, - ответил я, подмигнув ему незаметно от супруги, которая проявила к такому повороту в разговоре живейший интерес, поскольку знала, что одна такая пластинка на руках потянет на целую зарплату. - И, если можно, я его раскрывать пока не стану.

       Он с деланным равнодушием пожал плечами:

       - Как знаешь... - Потом взял из чемодана одну из пластинок и подошёл к проигрывателю. - Тьфу! - тут же сплюнул он с досадой. - Кина не будет! Совсем из башки вылетело на радостях: Юлька ж мне вчера иглу своротила!

       И он в расстроенных чувствах плюхнулся обратно в кресло.

       Я мельком взглянул на притихшую Настасью и подошёл к покалеченному аппарату.

       - Можно?

       - Да смотри... Толку-то? Покупать опять...

       - А ты точно знаешь?

       - Начисто сметена!

       С унылой физиономией он стал собирать пластинки. Я открыл крышку проигрывателя и взглянул на иглу. Да, сомнений быть не могло. Вырвано с мясом. Я сосредоточился и провёл пальцем по тому месту, где красовался обломок иглодержателя.

       - Ну-ка, глянь сюда! Ты что-то путаешь.

       Санька нехотя посмотрел снизу вверх и подпрыгнул:

       - Не понял!..

       Само собой, на проигрывателе красовалась новенькая иголочка.

       - Нинка! - закричал он ушедшей на кухню жене. - Иди сюда! - И подозрительно покосившись на меня, сказал вошедшей супруге: - Твоя работа?

       - Чего ещё? - наклонилась она над проигрывателем и пожала плечами: - Ради бога! Со своими игрушками ты уж как-нибудь сам...

       Санька перекрестье прицела навёл на меня:

       - С собой принёс?

       - А то! - хохотнул я. - Завсегда с собой таскаю. Мешками! - И переглянулся с Настей.

       Но Санька уловил этот взгляд и подступился к ней:

       - Скажите, это его работа?

       Настя улыбнулась:

       - Я в этом не разбираюсь. Может, и его. Он же у нас волшебник.

       Но тот понял её слова по-своему.

       - То, что он волшебник, - кивок на ближайшую из моих картин, - мне давно известно. Только сейчас не об этом речь.

       - Гос-с-споди! Чего спьяну-то не привидится? - вздохнула Нина и опять ушла на кухню, бросив напоследок: - Чай вот-вот поспеет.

       - С какого "пьяну"? - возмутился ей вслед Санька. - Уж неделю... Юлька! - позвал он дочку. - Ну-к, иди сюда!

       - Да ладно тебе! - сдался я. - Она здесь ни при чём. Это я принёс.

       Ну не стану же я ему прямо сейчас правду говорить!

       - Вот то-то! - Он победно хмыкнул. - А то тут уже собак навешивать стали! - Он гневно сверкнул глазами в сторону кухни. - Ну ты даёшь! - Он повернулся ко мне. - В два счёта! А я вчера и так, и эдак - гиблое дело! И Юльке вон тоже досталось, - он потрепал по головке двухлетнюю дочь, явившуюся на зов. Мордашка её по уши была вымазана в шоколаде. - Ты хоть "спасибо" дяде сказала?

       - Шкажала, - кивнула та кудряшками, продолжая уничтожать шоколадину. Размеры её были явно велики для малышки.

       - Ну давай, - напомнил я ему, - поставь чего-нибудь.

       - Ах, да! - встрепенулся он.

       Комнату заполнили низкие звуки ударов сердца и откуда-то издалека, набирая силу, послышались крики, стрёкот какого-то летательного аппарата, топот ног, суета и вдруг всё оборвалось на самом высоком накале мелодичным аккордом. Началась вещь! Величавая и размеренная, доставлявшая нам обоим неизъяснимое наслаждение. Я не знал, какие чувства вызывала эта музыка у Насти, но неудовольствия на её лице я не замечал. Она молча перелистывала журналы, которые услужливо подсунул ей Санька, дабы гостья не скучала.