Цветы, пробившие асфальт: Путешествие в Советскую Хиппляндию - Юлиане Фюрст
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
ВОЗРОЖДЕНИЕ
Когда первый шок после провала демонстрации 1971 года прошел, жизнь хиппи в Москве стала набирать обороты. Появилось много новых людей, некоторые из них станут потом легендарными фигурами. Вскоре после июньских событий Анатолий Калабин, не по годам развитый 15-летний подросток, начал тусить с хипповской компанией в центре города. Через пару лет он превратился в Азазелло, одного из самых известных хиппи в столице (если не в стране). Сеня Скорпион, хиппующий и по сей день, присоединился к Системе в 1972 году, после случайной встречи с «волосатыми» на улице. В тот же год Константин Оськин познакомился в психиатрической больнице с Шекспиром и из сиониста превратился в хиппи, обретя прозвище Манго. Мария Арбатова в 1973 году начала собирать хипповскую компанию в своей квартире на Арбате. К середине 1970‐х московское сообщество хиппи пополнилось множеством новых лиц и свежих умов. Хипповская Система собиралась теперь в двух разных местах, что отражало определенную степень территориального, а также идеологического разделения. Солнце и его компания тусили на Пушке, очень популярном месте, куда первым делом стремились приезжие хиппи. В расположенном на Бульварном кольце, недалеко от Пушкинской площади, кафе «Аромат», которое получило неформальное прозвище «Вавилон», собирались хиппи с более интеллектуальными запросами. Сюда приходили Офелия и ее друзья из арт-коллектива «Волосы», а также Юра Диверсант и, конечно, Кестнер, который и «открыл» это место, проживая в том же доме № 12 по Суворовскому бульвару. Лучшим другом Кестнера был Азазелло. Они вместе писали сказки — искусно замаскированные аллегории хипповской жизни, полной радостей и тягот. Люди, стремившиеся создать альтернативную культуру, находились в центре сообщества кафе «Аромат», чью роль как места интеллектуального и художественного вдохновения помнят все, кто сидел на его шатких стульях. Отсылка к многоязычному Вавилону уже говорила о том, что слова здесь имели большое значение. Летом люди выносили стулья на улицу, а затем перебирались на обсаженную деревьями центральную пешеходную аллею Бульварного кольца, где рассаживались на ближайших скамейках.
Ил. 22. Кафе «Аромат» — легендарный Вавилон (на переднем плане — спешащие по своим делам москвичи), Москва, август 1979 года. Фото из архива Н. Мамедовой (Музей Венде, Лос-Анджелес)
Молодежь, приходившая сюда, больше интересовалась поисками смысла жизни, чем алкогольным куражом. Крепленому вину они предпочитали маленькую чашку черного кофе, хотя многие из них были не прочь ощутить эффект, производимый наркотиками, с которыми они широко экспериментировали[394]. Большинство, если не все, из тех, кто представлял Вторую Систему, социализировались в мире хиппи через Вавилон, оставляя Пушку желающим попьянствовать. Как можно заметить из описания, оставленного Александром Дворкиным, новое молодое поколение хиппи довольно безжалостно оценивало своих старших товарищей:
На Стриту появились новые действующие лица, в основном мои сверстники. Юру постепенно забывали. Ныне его часто можно было увидеть одного, в состоянии сильного подпития, все еще не верившего, что так быстро его минула земная слава. Теперь он сам приветствовал давних знакомых, неизбежно прося у них денег на очередную бутылку. <…> Для нас, называвшихся Второй Системой, те, первые, воспринимались слишком грубыми, вульгарными, примитивными. Мы-то видели себя гораздо более утонченными, причастными искусству и настоящему западному образу жизни[395].
Рита Дьякова, хиппи, которая начала приходить в «Аромат» в то же время, с Дворкиным согласна, но объясняет разницу в стиле и местоположении с практической точки зрения:
Система, в принципе, делилась на две такие неравные части: одна часть любила выпить, поэтому они больше времени проводили в центре; им надо было раздобыть денег, им нужно было купить выпивку, им нужна была компания. А вторая часть практически не пила, ну или это была трава, но больше было интеллектуальных бесед, больше музыки. Поэтому мы не всегда были в центре, чаще это были квартиры, на которых мы собирались[396].
Не все разделяли презрение к первому поколению хиппи. Кестнер, присоединившийся к сообществу уже после 1974 года, критиковал так называемых «пионеров», которые без всякого почтения относились к «старшим» хиппи и не ценили, через что тем пришлось пройти и чего они смогли добиться. Он тоже был из тех, кто наблюдал Солнце уже исключительно клянчащим деньги на ступеньках кафе, но при этом Кестнер знал и о демонстрации, и о том, какую роль в ней сыграл Юра Бураков. Он считал, что тот заслуживает признательности, хотя уважаемый лидер «был очень-очень далек от того, кем он когда-то был»[397]. Солнце очень хорошо осознавал подобное к себе отношение. В эти дни он много и отчаянно писал. В его коротких рассказах много суицидальных мыслей (которые он приписывал, как водится, своему главному герою), там чувствуется ощущение неминуемой беды, переживания из‐за неверно выбранного пути и напрасно потерянных жизней.
Ил. 23. Сергей Москалев, 1978 год. Фото из личного архива С. Москалева
Даже в середине 1980‐х, когда Григорий Казанский познакомился с московскими хиппи, раскол внутри сообщества все еще существовал, и это раздражало людей.
«Между нашими тусовками произошли разногласия», — высокомерно ответил Красноштан, а Шмельков матерно заругался. Красноштан продолжил: «Это было в 1976 году, когда Москалев и иже с ним ушли в Вавилон (имелось в виду, я знал, кафе «Аромат»…), а наша пьяная тусовка осталась здесь. Не понравились мы им, понимаешь ли. Интеллигенция, блин…»[398]
Упомянутый Сергей Москалев был тогда совсем юным (1958 года рождения). Он родился на Арбате и чуть ли не с детства восхищался хиппи, которые собирались в квартире по соседству. Скоро он стал одним из лидеров и организаторов
