В объятиях дождя - Чарльз Мартин

– Местные жители называют его Уэверли, – и, щурясь, я исподлобья окинул его взглядом, – а мы – те, кто здесь живет, – прозвали его «чистилищем».

– Ну, если чистилище на том свете выглядит так же классно, то я бы хотел здесь немного пожить. Запишите меня на очередь.

– Вам надо было бы видеть этот дом раньше, – возразил я, прислонившись к машине, – вы бы тогда наверняка изменили свое мнение!

– Но, может, я смогу быть вам чем-то полезен? – поинтересовался он, потирая руки.

Этот человек явно был непоседой, он все время суетился и дергался, но эта суетливость не производила впечатления нервозности, нет, это была суетливость деловитая. Он сам прервал паузу: начал перечислять свои товары и цены на них, наверное, им самим же и установленные.

– У меня есть тянучки, фруктовое желе, мороженое в ореховой присыпке и без нее, эскимо, – он оглянулся назад, словно еще что-то хотел вспомнить, – а еще есть двадцать семь видов жвачки и леденцов, которые пользуются большим спросом. Кроме того, есть еще всякие смузи, и другие сорта мороженого, и шербет, и прибор для выдувания воздушных мыльных пузырей. А если вы сторонник здоровой пищи, как и я сам, то могу предложить вкусные обезжиренные йогурты.

Он снова потер руки и вытаращил глаза, предвкушая неминуемые покупки.

Я уже собирался поинтересоваться, а известно ли ему, который сейчас час, но вдруг услышал шаги, медленные, тяжелые и целеустремленные. Мне и оборачиваться не надо было, я и так знал, кто это идет.

Мэтт обошел машину торговца, тщательно, чтобы не ускользнула от внимания ни одна мелочь, разглядывая ее. На руках у него были резиновые перчатки, а из кармана торчала бутылка чистящей жидкости. Он вытащил ее, сбрызнул переднее оконце грузовичка и почистил его, затем перешел к другому и тоже сбрызнул и начал оттирать тряпкой.

– Спасибо, приятель, – приветствовал Мэтта паренек, – даю тебе на все мои товары пять процентов скидки.

Мэтт достал из кармана горсть четвертаков[25].

– Хочу купить два эскимо, два сдобных рожка с бананами и упаковку леденцов «Большие и красные».

– Обычных или особо подслащенных? – спросил паренек стремительно.

– И тех и других, – немного подумав, решил Мэтт.

Паренек быстро облил жидким шоколадом два больших конуса на палочках, полил их сиропом, посыпал орехами, завернул каждый в салфетку, достал из корзинки над головой сгущенку коричневого цвета и замороженные банановые кружочки. А у меня тем временем от выхлопных газов уже начала кружиться голова.

Паренек, высунув руки из окошка, подал Мэтту его покупки и в уме подсчитал:

– Учитывая налог с продажи – с вас 7 долларов 80 центов.

Мэтт высыпал горсть четвертаков в ладонь клоуна и сказал:

– А вы мне должны четырнадцать центов сдачи.

– Спасибо, приятель. – и паренек, порыскав в кармане, вручил Мэтту пять центов и пенни. Мэтт отошел на пару шагов, сел на нижнюю ступеньку лестницы и начал аккуратно, не торопясь, облизывать со всех сторон шоколадное эскимо. Я повернулся к пареньку, который теперь, получив тридцать два четвертака, улыбался еще шире и уже собирался предложить мне ассортимент своего грузовичка, когда вдруг послышались еще шаги: кто-то шел легко, припрыгивая, а тот, кто рядом с ним, – медленно, но тоже легко.

К нам подбежал Джейс, вскочил на заднее колесо, подтянулся к оконцу и лег подбородком на самый край:

– А я тоже люблю шоколадное, и без присыпки, и… – но тут он потерял равновесие и непременно упал бы, если бы я не подхватил его на лету. Однако, даже глазом не моргнув, он завершил пожелание: – И с вишневой поливкой. – А когда я поставил его на землю, он вежливо поблагодарил: – Спасибо, дядя Так!

Кэти стояла с пятидолларовой бумажкой в руке. Клоун протянул ей в окошко пакет со сладостями, которые приглянулись Джейсу:

– И что-нибудь для вас, мэм?

– Вы сказали, что у вас есть прибор для мыльных пузырей?

Паренек кивнул и сноровисто вытащил из специального отделения коробку. Да и вообще он без труда мог достать из разных укромных мест все, что было угодно покупателю, даже не вставая: все в автомобиле было в пределах досягаемости. Он, наверное, сам спланировал самое удобное для себя оперативное пространство, очевидно, изучив специальное руководство по наиболее оптимальному использованию места и времени.

– Спасибо, – поблагодарила Кэти, но он обратился ко мне:

– С вас 3 доллара и 79 центов, сэр.

– О, да, да, верно. – и я сунул руку в карман, но там было пусто, и я поискал деньги во втором, но там их тоже не оказалось, а Кэти рассмеялась и подала пареньку пятидолларовую бумажку и отрицательно махнула рукой, когда он пытался вручить ей сдачу: доллар и какую-то мелочь.

А пока я с озадаченным видом стоял у оконца, торговец достал из-под сиденья зеленый термос, взял у меня пустую чашку и налил кофе.

– У вас выдался знатный денек! – сказал он, прыгнув на скрипучее сиденье впереди, завел мотор и тронулся с места в карьер. Осыпав наши ноги мелкой галькой и наполнив наши легкие угарным газом, он укатил, а мы вчетвером уселись на ступеньке главного входа и принялись лизать, сосать, пить всевозможные лакомства и вообще наслаждаться жизнью, вдыхая уже чистый воздух. За всю мою бытность в Уэверли я никогда еще не видел, чтобы машина с мороженым осмелилась въехать на нашу подъездную дорогу, однако трое из нашей четверки вели себя так, словно такое случается ежедневно.

Мэтт прикончил одну порцию мороженого и начал снимать обертку с бананового десерта.

– Доброе утро, Мэтт, – обратился к нему я, но он даже не взглянул в мою сторону, так был поглощен своим занятием. Он мог простудиться, жуя холодный десерт, к тому же он сразу отхватил половину, словно это был кусок бифштекса, хотя от него, наверное, даже зубы мерзли. Откусив три-четыре раза, он быстро доел его.

Поднеся ко рту последнюю порцию холодного лакомства, Мэтт помедлил и, скосив взгляд в сторону, заметил, наконец, прижавшегося к его боку Джейса. Он посмотрел на меня, потом на Кэти и отодвинулся от мальчика дюйма на три влево, но Джейс, не обратив на это никакого внимания, опять придвинулся к Мэтту, продолжая слизывать шоколад со своего мороженого. Мэтт опять быстро взглянул на Кэти, потом на меня и, наконец, на Джейса, и лицо его исказилось: теперь оно выражало беспокойство и страх. Пока Джейс размазывал по щекам шоколад, Мэтт встал, переступил через мои ноги и сел подальше, а Джейс, увлеченный тем, что можно было назвать завтраком, расправил пошире плечи и с аппетитом вонзил зубы в шоколадную плоть рожка. Кэти подсела к Джейсу, оперлась спиной о вторую ступеньку, посмотрела вслед клоуну, покидавшему пределы Уэверли, а потом опустила соломинку в бутылочку с газировкой.

Покончив с едой, Мэтт собрал в охапку все обертки. От него пахло амбаром, но я не знал, как ему сказать о дурном запахе, исходившем от него.

– Послушай, Мэтт, – наконец сказал я, – давай принесем новый нагреватель воды для амбара. Мне все равно придется туда идти. Да и вообще там надо будет кое-что взять.

Мэтт подозрительно оглянулся, кивнул и пошел со мной мимо дома, стягивая на ходу резиновые перчатки. Я не врач, но уже понимал, что он катится по наклонной плоскости, с каждым днем становясь все более замкнутым. На его лице все чаще на длительное время появлялось выражение страха. Гибби ведь предупреждал меня об этом, но я еще пребывал в некоторой растерянности и не знал, что предпринять.

Джейс уплел завтрак за обе щеки и побежал искать велосипед, а Кэти стала пускать мыльные пузыри, иногда поглядывая на меня, и пузыри роились вокруг в своем воздушном танце. Некоторые опускались на дорожный гравий, другие садились мне на ноги, а один, прежде чем взмыть вверх, в объятия кипариса, коснулся моей щеки. Кэти замурлыкала себе под нос какую-то песенку, а пузыри летели все выше и выше.

Я долго не видел Мэтта после завтрака и со временем начал беспокоиться. В два часа дня я отправился в амбар, где Кэти и Джейс играли в салочки, но и там Мэтта не оказалось. Я накинул поводья на шею Глю, и мы с ним совершили тайную экскурсию на пастбище. Никого не было и в ущелье, а также у подножия креста, сооруженного Мэттом, и в церкви Святого Иосифа, так что мест, где бы он мог находиться, осталось раз-два и обчелся. Я сделал передышку, чтобы как следует поразмыслить: на северной стороне пастбища кроме собачьих конур стояла еще старая скотобойня. Заросшая диким виноградом, разнообразными сорняками и высокой, до пояса, травой, она практически исчезла из виду, и различить можно было только белую цинковую крышу на четырех деревянных столбах – под ней находился котел, достаточно большой, чтобы в нем, лежа, мог уместиться человек. Котел был вмонтирован в кирпичное основание примерно около четырех футов в ширину, восемь – в длину и в три фута высотой. Все это представляло собой довольно удобный резервуар, пригодный для мытья, если, конечно, вас не смущала мысль о его прежнем предназначении. Внизу, в кирпичном фундаменте, находилось углубление, где можно было развести огонь и согреть воду для мытья свиных туш. Мы с Мэттом детьми иногда играли в этом резервуаре, но редко. Независимо от того, насколько тщательно его мыли, в нем все равно сохранялся запах мертвечины. Таков уж этот запах, неподвластный мытью, он существует вечно.