День пирайи (Павел II, Том 2) - Евгений Витковский

Но это было далеко не единственное и, конечно, не самое знаменательное из событий, учинившихся на белом свете в эти исторические дни. Происходило и многое другое, в частности, чего только не творилось с островами, которые ко времени описываемых событий почти во всех океанах от большого ума подобивались независимости, вне зависимости, нужна им была таковая или нет, понезависимствовали годок-другой, и теперь видели сны наяву о том, как бы от нее, распроклятой, избавиться. Иные из островов подумывали о постройке большого корабля, чтобы погрузиться на него и уплыть куда глаза глядят, однако же глазам тоже никуда смотреть не хотелось, до того было тошно в цепях независимости. Другие подумывали о покупке какого-нибудь крупного самолета чтобы погрузиться на него и улететь ко всем чертям собачьим. Самые же дальновидныискали вариантов создания какой-нибудь федерации, лучше добровольного присоединения к любой державе из числа небедных. В деле этого предварительного объединения островные лидеры возлагали главные надежды на челночную политику знаменитого скандинавского путешественника Хура Сигурдссона. В послевоенные годы Сигурдссон очень разбогател на получившей всемирное признание гипотезе: он предположил, что все западные народы происходят прямиком от народов восточных; хорошо нажившись на гипотезе, он с помощью трех наиболее верных сотрудников срубил в Калифорнии большую секвойю, выдолбил ее, спустил на воду и поплыл в ней на запад, решив доказать, что туда можно не только плыть, но и доплыть. Вскоре он оказался так далеко на Западе, что это уже был Восток, сперва Дальний, потом Ближний, все возможные гипотезы Сигурдссон уже доказал, но остановиться в своем неуклонном доказательстве он уже не мог, секвойя у него была крепкая, он провел ее Магеллановым проливом и пошел на второй виток. Потом на третий и на четвертый; Хур перестал приставать к берегам материков, а посещал только Богом забытые острова, иной раз останавливался на них на зимовку, в продолжение которой давал тысячи интервью перелетным журналистам, а по весне — если только не ошибался полушарием и не попадал сразу на вторую зимовку — плыл дальше, между делом извергая на планету поток географических мемуаров, отчего даже заслужил прозвище «Хур Дикий». Ко времени описываемых событий изрядно постаревший Хур завершил уже девяносто два витка вокруг света, только что перезимовал у негостеприимных антарктических берегов острова Новая Южная Армения, отшвартовал секвойю от айсберга и пошел в девяносто третий виток, поклявшись, что и сто витков ему нипочем, а местное население, если оно вообще было, с изумлением глядело ему вслед. Посетив за последние годы целый ряд обездоленных независимостью островов, Хур уже способствовал их объединению в кое-какие федерации, но дело шло крайне замедленно из-за полного неприятия путешественником всех видов почтовых сообщений, кроме голубиной, соколиной, бутылочнобросательной и еще какой-то почты, — а легко ли голубю тащить рукопись в пятьсот страниц? — да еще большинство островов, как убедился путешественник, угрюмо желало не федеративного объединения, а прямого прислонения на любых условиях к южноамериканской республике Сальварсан, а к ней, как ни бейся, Сигурдссон подплыть не мог: республика не имела никакого выхода к морю, кроме нефтепровода, а плыть по нему на секвойе путешественнику было боязно. О том, что Федерация Клиппертон-и-Кергелен уже стала законной сальварсанской территорией, Хур еще не знал: почтовые голуби со свежими газетами из Тасмании к нему только-только вылетели, бутылки с такими же газетами были для Хура в воду на Соломоновых островах только-только брошены; а даже и подплыви Хур прямо к ступеням губернаторского дворца на Клиппертоне или на Кергелене, новоназначенный метис его все одно не принял бы: на радостях усосавшись президентским коктейлем с ископаемым льдом и ужравшись президентскими бобами с арахисовым маслом, Эльмар Туле, по слухам, почивал в обоих дворцах одновременно. Так что в описываемое время челночная дипломатия Хура Сигурдссона никакого влияния на ход мировых событий, тем более на дело реставрации Дома Старших Романовых в России, оказать не могла.

Происходило в мире и многое другое, в том числе и нечто куда более масштабное и кровопролитное. Отчаявшись вылезти из тисков мирового непризнания, из государственных долгов и целого ряда иных политических галош, известный всему миру пресловутый кровавый диктатор Хулио Спирохет, стоявший во главе одной из самых глупых по форме не правления, а начертания на карте стран мира, отчаялся и пошел на рискованный, хотя в чем-то едва ли беспроигрышный шаг. Перебрав в уме страны, на которые он мог бы напасть с достаточным шансом потерпеть быстрое и сокрушительное поражение, диктатор выбрал в качестве антижертвы своего великого северо-восточного соседа, а им, соседом этим, оказалась совершенно нераздираемая никакими противоречиями республика Сальварсан. Трудность нападения на республику заключалась в том, что между ней и нелепым государством Спирохета в качестве границы возвышался чуть ли не самый крутой и высокий хребет в мире — огнедышащая Сьерра-Путана. Не считаясь с затратами, диктатор в рекордно короткие сроки экипировал армию и через немногочисленные ущелья, в которых один человек с противотанковым ружьем вполне мог бы раздолбать целую дивизию, вторгся на сальварсанскую территорию. Но нейтральный Сальварсан, никому о своем нейтралитете не заявлявший, но тем не менее армии давно уже не имевший, — только личная гвардия президента, так это всего сто тысяч, — поступил в этот момент донельзя коварно. Ни единый человек не оказал сопротивления войскам Спирохета, и они, терпя неслыханные лишения, пробивались без боев в направлении города Эль Боло дель Фуэго, стремясь попасть под президентский ливень шаровых молний и одновременно отрезать столицу от главных запасов стратегической пирайи. Сальварсанские вооруженные соединения продолжали коварно не встречаться на пути диктаторских войск, к восьми часам вечера нервы убеленного сединами диктатора не выдержали: он отдал приказ о беспорядочном бегстве на свою территорию. Около полуночи он выступил по правительственному телеканалу, призвал население своей страны терпеть нетерпимые факты и объявил о безоговорочной капитуляции без каких бы то ни было условий. Прерывался его старческий голос самыми натуральными слезами, Спирохет волновался, ведь ему для полноты поражения нужен был еще и полномочный представитель победившего Сальварсана, и до утра диктатор промаялся в неизвестности: примут? Не примут? К утру Спирохет уже почти уверовал в провал своего плана, однако в шестом часу на столичном аэродроме приземлился доминиканский «Боинг-747», и по трапу спустился высокий, довольно молодой еще темнокожий мулат с прямыми волосами на пробор, с весьма длинным носом. Через посредничество незаменимого Долметчера президент Романьос принял условия капитуляции. Поскольку, полагал Романьос, хозяйство и экономика потерпевшего поражение страдающего агрессора полностью изнурены и разрушены тяготами войны, поскольку развитые страны всего мира не смеют оставить своей гуманитарной помощью несчастную страну, — сам же глава Сальварсана заявлял, что никаких претензий к ней не имеет, что «враг за свое злокозненное нападение и без того уж довольно бед испытал». ОНЗОН, то бишь Организация Неизвестно Зачем Освободившихся Наций, узнав об этой «шестичасовой», как ее назвали позднее, войне, как-то не понимала, чем она сможет помочь стране, которую за нарушение всего, чего возможно, исключила из всех своих подкомиссий. Но свалившийся с неба мулат уже варил на диктаторской поварне пирайевый суп, единственный раз в этот день в честь Спирохета поименованный «диктаторским», а страна, подвергшаяся нападению, никогда не входила в ОНЗОН, чтобы быть уж полностью неприсоединившейся, как, к примеру, и Швейцария, — так что чем, кто и кому должен помогать? Однако на утренней сессии внеочередного созыва ОНЗОН потребовал слова делегат еще одной сомнительной страны, Восточного Китая, явно надоумленный Романьосом, или, что менее вероятно, в кредит подкупленный самим Спирохетом. Под угрозой выхода из организации он потребовал, чтобы развитые страны, в первую очередь США, СССР и Западный Китай, приняли на себя сию же минуту бремя восстановления хозяйства пострадавшей страны. Сию минуту! К предложенной восточным китайцем резолюции неожиданно для всех присоединился и советский делегат Иван Пулярдов-Курочкин, которому из Москвы намекнули, что пускай-де Штаты раскошеливаются, мы им, пострадавшим, тоже поможем, медикаментами собственного производства, а они, брат, сам знаешь, какого качества и сколько на складах лежат, хранить их дороже. Резолюция прошла, хозяйство несчастного агрессора было мигом восстановлено за счет матерящегося на английском языке американского налогоплательщика, Восточный Китай потер мандаринские ладошки, Спирохет отгрохал в столице новый стадион, Эльмар Туле надрался до положения риз, Хорхе Романьос пожарил и съел яичницу, Сендре Упернавик пожевал губами, Хур Сигурдссон присвистнул во сне и перевернулся на правый бок.