1356 - Бернард Корнуэлл

— Он в Монпелье, в плену, надеюсь, — Роланд все еще чувствовал слабость, поражаясь тому страху, который поставил его на колени. — Он в Монпелье, — повторил он, — но у меня его жена.

— Ребята порадуются, — сказал Филипп.

— Она под моей защитой, — сухо ответил Роланд. — Я предлагаю обменять ее на графиню.

— Ребята порадуются даже больше, — сказал Филипп.

— Потому что свершится правосудие.

— К черту правосудие, они насладятся, наблюдая за тем, как сучку накажут. О, и кой-какие люди приехали в Лабруйяд. Им нужен ты.

— Кто?

— Священник, — неясно ответил Филипп.

— Как вы узнали, где меня искать? — спросил Роланд, все еще удивляясь тому облегчению, которое почувствовал.

— Мы искали не тебя, — коротко ответил Филипп. — Нам нужен был Жак с его людьми, но мы знали, что вы уехали в Монпелье. У нас есть свой человек в Кастийоне д'Арбизон.

Он владелец таверны, подслушивает разговоры и отправляет нам послания. Он сказал, что Бастард уехал в Монпелье, что значило, что вы последовали за ним. Твой священник тоже его разыскивает.

— Мой священник?

— Тот, который ищет тебя. Возможно, Бастард даже следует за нами. Уж больно он желает отомстить, — Филипп резко замолчал, наблюдая, как Женевьева спускается по лестнице к свету небольшого костра, в котором теперь ярко горели солома и гнилая древесина. — О, милая штучка, — произнес он.

— Я сказал тебе, — напомнил Роланд, — что она под моей защитой.

— Не стоит на многое рассчитывать, если ее муж не отдаст нам графиню, да? А он в Монпелье, как ты говоришь. В любом случае, графу нужны его латники. Английские ублюдки сжигают, грабят, насилуют и убивают. У нас будет настоящая война, чтобы сражаться.

— Будет битва? — спросил Роланд, внезапно поняв, что принимает участие в сражении, где нет правил.

— Бог знает, — ответил Филипп. — Некоторые говорят, что король ведет армию на юг, а некоторые — что нет, а правды не знает никто. Нам всем приказано идти в Бурж, нас ждут там как можно скорее.

— Я выиграл турнир в Бурже, — сказал Роланд.

— Ты увидишь, что война — это другое дело, — отозвался Филипп. — Для начала, никаких маршалов, чтобы остановить убийство. Хотя Бог знает, дойдет ли до битвы. Сейчас наша задача — просто приглядывать за ублюдками.

— А моя — вернуть графиню мужу, — твердо заметил Роланд.

— Он будет этому рад, — сказал Филипп, а потом ухмыльнулся, — как и все мы, — он хлопнул в ладони, чтобы привлечь внимание воинов.

— Мы отправляемся на заре! Отдохните немного! Лошади останутся здесь, если хотите, можете выкинуть пару ублюдков в деревне из постелей. Жан, другой Жан и Франсуа — вы в карауле.

— Моя пленница будет спать в башне, — сказал Роланд, а я буду ее охранять.

— Ладно, ладно, — произнес Филипп с отсутствующим видом.

Роланд едва сомкнул глаза той ночью. Он сидел на каменной лестнице церкви и думал о том, как разрушается мир. По мнению Роланда, существовал правильный порядок вещей.

Король правил, советуясь со знатью и мудрыми служителями церкви, и вместе они вершили правосудие и вели страну к процветанию. Народу следовало быть благодарным этому правлению и выказывать эту благодарность своим почтением.

Конечно, существовали враги, но мудрый король обращался с ними учтиво, и Господь решал исход любых разногласий, как предначертано судьбой.

Это был правильный порядок, но вместо этого мир кишел людьми вроде Жака или Филиппа, жестокими, не выказывающими уважения, людьми, которые грабили, обманывали и гордились этим.

Если англичане выступили, то к сожалению и совершенно очевидно против воли Господа, но король Франции со своими епископами и лордами понесет знамя Сен-Дени, чтобы их уничтожить.

Это был священный долг, прискорбный долг, но к отвращению Роланда, Филипп явно наслаждался мыслями о войне.

— Это шанс заработать денег, — сказал он Роланду за скудным ужином. — Захватить богатого пленника? Лучше всего.

— Или забраться в обоз врага, — хищно добавил Жак.

— Там обычно нет никого, кроме раненых и слуг с вещами, — объяснил Филипп Роланду, — так что ты просто можешь прирезать ублюдков и делать что хочешь.

— И женщины, — произнес Жак.

— О, Иисусе, женщины. Помнишь то сражение у… где это было? — Филипп нахмурился в попытке вспомнить. — Там, где был сломанный мост?

— Никогда не знал, как называется это место. К югу от Реймса, да?

Филип расхохотался от воспоминаний.

— Англичане находились на одной стороне реки, а их женщины — на другой. Я привязал четверых к хвосту своей лошади голыми. Иисусе, это был удачный месяц.

— Он сдавал их напрокат, — объяснил Жак Роланду.

— Только не графу, конечно, — сказал Филипп, — тот получил их задарма, поскольку он граф.

— У лордов свои привилегии.

— И еще привилегия не участвовать в сражении, — добавил Филипп с обидой в голосе.

— Он слишком жирный, — Жак выступил в защиту графа Лабруйяда, — но, когда дерется, то дерется как дьявол! Я видел, как тем утром он размозжил человеку голову, череп, шлем и все остальное одним ударом. Мозги были повсюду!

— Битва уже закончилась, — произнес Филипп с презрением. — Он присоединился к ней только когда это стало безопасно, — он покачал головой, вспоминая, а потом взглянул на Роланда. — Так ты присоединишься к нам, сир?

— Присоединиться к вам?

— Чтобы драться с проклятыми англичанами.

— Когда я выполню свой… — Роланд поколебался. Он собирался сказать «рыцарский обет», но подозревал, что эти двое, которые старше его и грубее, посмеются над ним, — …свой долг, — произнесл вместо этого.

Итак, Роланд почти не сомкнул глаз, расположившись на неудобных каменных ступенях. Воспоминания об издевательском смехе тех двоих латников мучили его.

Возможно, он никогда не был побежден на турнире, но подозревал, что судьба может обернуться совсем по-другому на поле битвы. Внезапно перед его глазами возник образ рухнувшей осадной башни в Бретёе и крики горящих людей.

Он уверял себя, что тогда не запаниковал, сохранил спокойствие и спас человека, но все же это оставалось поражением, и ни один из его навыков не смог обратить вспять тот позор. Он боялся войны.

На следующее утро на заре они отправились на север. Роланд теперь чувствовал себя в большей безопасности, в сопровождении почти двадцати вооруженных людей в доспехах, а Женевьева молчала.

Она по-прежнему смотрела на восток в надежде, что оттуда появятся лучники на лошадях, но в лучах низкого солнца на холмах не было заметно никакого движения. Солнце безжалостно жгло поля, замедляя продвижение лошадей и заставляя людей потеть под тяжелыми кольчугами.