Смерть и немного любви - Александра Маринина

– Да ему не за тобой, а за мной впору ухаживать! – цедила она сквозь зубы. – Стыдись!

Дабы слова не расходились с делом, она усиленно строила глазки любовнику матери и с нескрываемым торжеством ловила его ответные улыбки и многозначительные взгляды.

Конец мучениям положил муж Светланы Петровны, который не мог закрывать глаза на происходящее. В один прекрасный день он собрал вещи и переехал к недавно овдовевшему брату.

Развод оформили быстро, и Светлана Петровна стала готовиться к свадьбе с Ливанцевым.

– Не позорься, мама, – зло говорила ей Ирина, когда Светлана Петровна покупала к свадьбе белое платье. Конечно, оно было не такое, как у молодых невест, с длинной пышной юбкой, оборками и кружевами, но тоже очень дорогое и нарядное. – Куда тебе в белом платье в твои-то годы?

– Почему ты такая жестокая? – плакала Светлана Петровна. – В кого ты такая?

– Я не жестокая, – холодно отвечала Ирина. – Я трезвая в отличие от тебя. Ты от своего кобеля совсем голову потеряла.

– Не смей называть его кобелем! – взрывалась мать.

– Да ты посмотри, как у него слюни текут, когда он меня видит, – спокойно возражала ей дочь. – Конечно, кобель.

В день свадьбы Ирина заявила, что поедет вместе с женихом и невестой в загс. Светлана Петровна обрадовалась, расценила это как знак того, что дочь ищет примирения. За пятнадцать минут до выхода из дома оказалось, что на Ирине надето роскошное нарядное белое платье.

– Ирочка, пожалуйста, – взмолилась мать, – надень что-нибудь другое. Белое платье – это для невесты.

– Это тебе следует надеть что-нибудь другое, – отрезала Ирина. – Посмотри на себя, тебе же сорок восемь лет, а ты вырядилась в белое, как невинное дитя. Курам на смех! Если ты переоденешься, я тоже сменю платье.

– Но Ира… – растерялась Светлана Петровна.

– Я сказала: или мы переоденемся обе, или обе будем в белом.

– Господи, ну почему ты такая дрянь! – заплакала мать.

– Потому что ты – престарелая блудница, – насмешливо ответила Ирина.

Они обе поехали в загс в белых платьях, и, надо сказать правду, Ирина выглядела настоящей невестой. Когда они вошли в холл, Ирина посмотрела в огромное, во всю стену, зеркало: рядом с красавцем Ливанцевым она смотрелась очень эффектно. А мать, старая и несчастная, плелась сзади. Глаза их встретились в зеркальном отражении, и Ирина надменно улыбнулась матери.

А спустя несколько минут Светлана Петровна пошла в дамскую комнату привести в порядок прическу и макияж. В курилке, общей для мужчин и женщин, не было никого, кроме страстно целующейся пары. В первую секунду она даже не поняла, кто это. А когда поняла, сначала опешила, потом развернулась и ушла из загса.

На следующий день она нашла маклера и попросила срочно разменять их огромную трехкомнатную квартиру на две, желательно в разных концах города, подальше друг от друга. До совершения обмена и переезда она жила у подруги, с дочерью не разговаривала и ею не интересовалась. О том, что Ирина вышла замуж за Ливанцева, ей, конечно, сообщили. Она молча выслушала известие, не сказала ни слова и положила трубку. Дочери она за все это время ни разу не позвонила.

– Скажите, Ирина, у вас не складывалось впечатления, что Светлана Петровна нездорова? – осторожно спросила Настя.

– Нездорова? – фыркнула Ирина. – Да на ней пахать можно.

– Я имею в виду ее психику.

– Ах, это… Ну, для того, чтобы бросить папу и собраться замуж за Костю, действительно нужно быть ненормальной. Психически здоровая женщина так не поступила бы. А если судить по тому, что она два года со мной не разговаривает, ее на этом прямо заклинило.

– Как вы думаете, где может быть Светлана Петровна сейчас? Дома ее нет, мы заезжали к ней перед тем, как ехать к вам.

– Гуляет, наверное, где ей быть, время-то уже почти десять вечера. Она всегда любила долгие прогулки, особенно по вечерам, когда солнце садится и начинает темнеть. У отца столько седых волос прибавилось из-за этой ее любви к гулянкам. Уйдет, бывало, никому ничего не скажет, а является в час ночи. Мы уж с ним и в окно выглядываем, встречать ее ходим, к каждому шороху прислушиваемся. А она гуляет себе как ни в чем не бывало. Ненормальная какая-то.

Уже уходя и стоя на лестничной площадке, Настя вдруг обернулась к Ирине:

– Скажите, Ирина Витальевна, вам когда-нибудь бывает стыдно?

Та презрительно глянула и громко захлопнула дверь.

Они снова поехали через весь город к дому, где жила Аллеко-старшая. Светланы Петровны все еще не было, и они решили ждать, когда она появится.

Уже стемнело. Они сидели в машине, не зажигая света, чтобы не пропустить подходящую к дому женщину, фотография которой лежала перед их глазами на приборной доске, и тихонько переговаривались.

– Страшная история, правда? Откуда только берутся такие, как эта Ирина, – вздохнула Настя.

– Вот ты сама и ответила на свой вопрос. Люди с их характерами не с неба падают, их растят и воспитывают. Что Светлана Петровна воспитала, то и вышло. Баловали, наверное, в детстве, капризам потакали, дерзить и хамить взрослым разрешали. Результат, как говорится, налицо.

– Есть хочется ужасно. И пить.

– Посиди, я сбегаю на угол. Я там приметил кафе. Сейчас принесу что-нибудь.

– Спасибо тебе.

– Пока не за что.

Антон принес из кафе горячие гамбургеры на картонных тарелочках и большую двухлитровую бутылку «Спрайта». Гамбургеры были невкусными и слишком переперченными, но Настя не замечала этого. Мысли ее крутились вокруг Светланы Петровны Аллеко, униженной и оскорбленной собственной дочерью и собственным любовником.

– Как ты думаешь, она могла сойти с ума и начать ненавидеть всех невест? – спросил Антон.

– Конечно, могла. Сначала писала им письма. Потом начала их убивать. Причем в том же самом месте, в дамской комнате, где застала жениха и дочь. Я тебе, кажется, не рассказывала, но ее и в другом загсе видели, в том, где совершено второе убийство.

– А где она могла взять оружие?

– Тоже мне проблема. Сейчас не то что пистолет, гранатомет купить можно, были бы деньги.

– Слушай, мы ее не пропустили? Уже первый час ночи.

– Ты же слышал, что Ирина сказала: она любит гулять по вечерам допоздна.

– Пойдем все-таки проверим, а вдруг она пришла?

– Но мы же все время здесь сидели, она не могла пройти мимо нас незамеченной. Гуляет еще, наверное.

– А вдруг она была в гостях у кого-то из соседей, а сейчас уже вернулась? Спустилась с этажа на этаж, нам-то отсюда не видно.

– Тоже верно, – согласилась Настя. – Пойдем.

Они снова поднялись в лифте на пятый этаж, где была квартира Аллеко. На их настойчивые звонки никто не откликнулся. Настя и Антон спустились по лестнице на один пролет, сели на подоконник, закурили.

– Может, это и хорошо, что ее нет дома, – задумчиво сказала Настя. – Входить в квартиру после двадцати трех часов без согласия хозяев – можно нарваться на неприятности. А у меня нет уверенности, что она встретит нас с тобой с распростертыми объятиями. На улице или на лестнице – другое дело. Мы вполне можем подойти к ней, представиться и задать несколько вопросов. Или не представляться и что-нибудь соврать. В любом случае нарушения закона здесь не будет.

– А ты не боишься? У нее же есть пистолет. И потом, похоже, она все-таки сумасшедшая.

– Боюсь, конечно. Но если не делать того, чего боишься, вообще ни одно преступление не раскроешь. Будем с тобой стараться быть аккуратными и осторожными, не провоцировать ее на агрессию, не говорить лишнего. Мы же ищем ее пока только как свидетеля, не более того. И потом, не забывай про кражу из вашей фотолаборатории. Вряд ли это она. Скорее всего у нее есть сообщник. И скорее всего оружие хранится именно у него, так что Светлана Петровна нам с тобой не особенно опасна, если правильно себя вести.

На верхнем этаже хлопнула дверь квартиры, послышались шаги и легкий царапающий звук: кто-то спускался с собакой. Через несколько секунд на площадке пятого этажа показался средних лет мужчина с крупным черным терьером на поводке.

Внезапно собака остановилась, уселась прямо возле двери Аллеко и завыла.

– Пойдем, Фред, не валяй дурака, – хозяин протянул руку и взял пса за ошейник. – Ты уже утром здесь выл, хватит.

Настя подскочила как ошпаренная и бросилась вверх по лестнице.

– Вы сказали, собака сегодня утром выла, проходя мимо этой двери?

– Ну да. Еле оторвал. Сначала выла, потом шерсть дыбом… Вот, пожалуйста, история повторяется. Пошли, Фред, пошли, поздно уже.

На Фреда было страшно смотреть. Шерсть встала дыбом, пасть оскалена, дрожит мелкой дрожью.

– Как на покойника, ей-богу, – сказал хозяин, безуспешно пытаясь оторвать массивного терьера от пола и заставить его идти вниз по лестнице.

– Боюсь, что на покойника, – пробормотала Настя.

Она достала из сумки служебное удостоверение и показала мужчине.