Неверный. Свободный роман (СИ) - Лакс Айрин

— Твоего сына здесь нет, — чеканю, вырвав локоть из захвата.

Тру ноющее место, уже сейчас синяк наливается. Кретин, как всегда, действует с позиции: сила есть, ума не надо!

— Алим… — начинает он.

— Алим — мой сын. Только мой. Ты был против, чтобы я вешала тебе чей-то проеб. Так что катись… Уходи!

— Послушай… — Расул мрачнее тучи и носом пыхтит так сильно, что меня едва не сдувает.

Еще и эта акула.

Тварь… Вот просто… тварь…

У меня других слов нет и чувств тоже нет, кроме ненависти.

— Ты этого ребенка отказался признать. Ты мне советовал почиститься хорошенько. Так какого черта ты сейчас права качать пришел?! — шиплю, толкнув его в грудь ладонями. — Вали, Мирасов. Богом молю, тихо свали, я не хочу Алима пугать криками. Но буду орать, визжать и пищать на весь подъезд, что ты ворвался в мою квартиру насильно!

Он мягко опускает акулу на тумбу и резко подходит ко мне, прижав к стене, накрывает рот ладонью.

Бью его кулаками по груди, ощущение, будто колочу литой металл. Раскачался, говнюк! Пытаюсь достать коленом по яйцам, он сжимает клешней мое колено.

— Есть большая разница, Санька, между твоей беременностью хер пойми от кого. То ли от меня, то ли от того смазливого. Ебалась же с ним. Фото выкладывала… — кривится. — Будто я не знаю, как это у тебя работает… Ты прямо в процессе случки вас сняла и на главную поставила. Ты, блять, жила с ним, гуляла постоянно вместе и хочешь сказать, чтобы я с лету поверил, будто ты от меня залетела? А не на лоха ли ты решила меня словить, а?! Так я думал.

Кусаю его ладонь, слюнявлю, силой вывожу рот в сторону, шепнув хрипло:

— Ты следил? Следил за мной, что ли?

— Присматривал.

— А ты сам? — с обидой толкаю. — С телками, как гулял, так и продолжал с бабой обжиматься. Не тебе меня в неверности упрекать.

— Значит, еблась.

— Тебя не касается. Ты, кажется, по другому поводу притащил свою мерзкую харю?! Или решил свечку у моей вагины держать, чтобы посчитать количество входящих? Не вторгайся в мою личную жизнь, ты…

Сжав обеими ладонями мое лицо, Расул мне прямо в губы хрипит.

— Есть разница между плодом неизвестным и ребенком, который точно от меня. Точно мой… Он похож. Все сходится.

Его кривящиеся от эмоций губы так близко, дыхание сухое и жаркое, но у меня во рту выделяется слюна.

Будоражит его запах и сила.

Дерзкий напор возмущает, меня полоскает ненавистью, но, если быть честной, у меня от него по спине мурашки…

— Алим просто. Смуглый. Мало ли с каким черным я трахалась? Не ты один такой.

— Пиздишь. Вот сейчас точно пиздишь. Ты подо мной лежала, а потом только с этим… терлась.

— Я могла в перерыве кому-то быстро подмахнуть, — ухмыляюсь. — Так что отвалите, дядя.

Успеваю всунуть локоть и пихнуть его в грудь, что есть мочи, зашипев от боли.

— Проваливай! — открываю дверь. — И вонючее тряпье забери. Не приближайся! Сын — мой. Никакого отношения к тебе не имеет!

— Значит, мирно ты не хочешь. Ладно. Я пойду иначе, — гордо вскидывает подбородок.

— Скатертью дорожка. И учти… Я больше не та колхозница, которую запугать легко и на понт взять. Я отрастила свои зубы и обзавелась приятными связями. У меня отношения с влиятельным мужчиной… Так что рекомендую пастись на другой лужайке… Козел, — добавляю с шипением.

На скулах Расула ходят желваки.

— Я мирно хотел. Клянусь, мирно. Многое изменилось. И если бы ты меня выслушала.

— Мне некогда… Говори, что хотел. Только быстро. У меня нет на тебя времени.

С язвительной усмешкой возвращаю ему его же слова.

По еще более потемневшему лицу понимаю, что удары достигают цели.

Отравленные бумеранги вонзаются глубоко.

А как ты хотел, Мирасов?

— Я хочу сына увидеть. Разве о многом прошу? Дай просто увидеть, вживую пообщаться… — выдавливает из себя просьбу.

Меня в очередной раз корежит.

Не могу.

Сколько боли и яда стоит между нами.

Океан боли, океан обиды, ненависти, слез…

Это целый, океан, Мирасов, и я на самом его дне. Раздавлена так, что вдохнуть не получается.

— Твое желание увидеть моего сына — это твоя проблема, Мирасов. Давай, дядь, избавься от проблемы, а потом будь умницей, береги ноги в тепле, носи шапку…

Толкаю истукана к открытой двери.

Пусть уходит!

Уходит…

Выдержка на грани.

Толкаю его, как обезумевшая моська, толкающая слона.

— Ты помнишь, — хрипит. — Все до последнего слова. Я тоже. Дай мне шанс.

— Ты проебал все шансы… Все, до единого, шансы… Все мертвое!

— Я жив! — оборачивается, дернув меня на себя. — Жив вопреки!

— Вопреки всем моим пожеланиям сдохнуть? Да, я заметила.

а ведь могло быть так, как показано на арте ниже...

продолжение после арта

Я не хочу с ним ругаться, но он вынуждает, открывая свой грязный рот. Выгнать хочу, а он вцепился… блять… впаялся своими ногами в пол арендованной квартиры и сжигает своим взглядом.

Надо, наверное, просто Захарову позвонить и попросить об охране. Он важный шишка, даже в столице, организует умеючи.

Черт знает сколько еще мы бы ругались!

Если бы за моей спиной не раздался голос Алима:

— Мама, ты где? — и топот маленьких ножек.

Волна злости разбивается пеной о перекошенное лицо Расула. Я отпускаю его одежду и отступаю. Алим, выбежав в коридор, сначала находит взглядом меня, потом удивляется новому человеку и с азартом смотрит на акулу.

— Я здесь, Алим. Сейчас провожу… дядю. И мы снова поиграем.

Расул, не мигая, пялится на Алима. Даже не дышит, смотрит, как сын заинтересованно разглядывает игрушку.

— Привет, Алим… — сипит.

Мой мальчуган быстро убегает обратно и смотрит из-за угла. Он хочет эту игрушку… Безумно! Козел Мирасов откуда-то узнал. Или угадал. Сам дьявол играет на его стороне!

— Привет. Алим.

Расул снова повторяет эти слова, я толкаю его к выходу.

От Расула даже потрескивает, грудная клетка едва колышется, но энергия бешеная. Мои мурашки давно вцепились в мой затылок, приподнимая волоски, скользят по рукам так, что пальцы дрожат.

Мирасов спотыкается, внезапно обнаружив позади себя порог, хватается за косяк пальцами и выдыхает, наклонившись вперед.

— Саш. Мирно. Давай без войны? Поговорим. Я объясню… Саш. Давай мирно? Я могу…

— А я разучилась. Прощай!

И все же закрываю эту чертову дверь.

Все, прогнала… Боже, у меня нет сил!

Я будто обряд экзорцизма провела, скатываюсь по двери, мокрая от пота, меня трясет.

Внезапно я замечаю игрушку, оставленную этим исчадьем ада.

И она нравится моему сыну. Конечно, у нее несколько рядов зубов, как у настоящей акулы… Алим, вернувшись, трогает ладошкой страшную морду, гладит, улыбается.

— Можно?

И глазки такие просящие-просящие, полные восторга.

— Бери, мой хороший.

Сын хватает акулу, обняв счастливо, повизгивает от восторга…

У меня нет сил, чтобы подняться сразу, в голове засели слова Расула, его просьбы.

В пекло тебя. Не хочу мирно. Не будет мирно.

Нет у тебя прав на моего ребенка!

Ненавижу…

— Сунешься еще раз, будет тебе война.

Глава 57

Глава 57

Расул

Саша настроена решительно. Она всегда была боевой задирой, с характером и стержнем. Наверное, этим и зацепила, черт ее знает.

Сейчас в ее взгляде полыхает нечто такое — не знаю, на что решится, на какие меры пойдет.

Ощущение, что на самые крайние, чтобы лишить меня возможности с сыном увидеться.

Значит, надо действовать на опережение.

Времени мало. Время — зыбучий песок, и меня уже засосало.

Столько лет промелькнуло, но ощущение будто вчера, будто, сука, только вчера увидел ее с другим, едва не совершил непоправимое и говорил это все. Теперь жжет и язык, и глотку, жгло и тогда, но от бурлящей ненависти и боли, которую она мне причинила, сама того не зная.