Прикосновение - Колин Маккалоу

– Давай сначала поболтаем, – попросила Элизабет, которую переполняли чувства. – Расскажи о себе. Яшма говорит, у тебя есть сын.

– Да, Ли. – Голос Руби смягчился, лицо словно осветилось изнутри. – Лучик света в моей жизни. Мой нефритовый котенок. Ох, как я по нему скучаю!

– Ему сейчас одиннадцать?

– Да. И мы не виделись два с половиной года.

– А его фотография у тебя есть?

– Нет, – отрезала Руби. – Это слишком больно. Я просто закрываю глаза и представляю его себе. Маленький красавчик! Солнышко мое.

– Яшма говорит, он умненький мальчик.

– Щебечет на всех языках, как попугай, но Александр говорит, что курс гуманитарных наук в Оксфорде ему не одолеть, а я так надеялась! Скорее всего он будет изучать естественные науки в Кембридже.

Элизабет поняла, что эта тема причиняет Руби острую боль, и поспешила сменить ее:

– Скажи, кто такая Гонория Браун?

Зеленые глаза широко раскрылись.

– И ты тоже знаешь? Понятия не имею, кто она, но Александр вечно нахваливает ее – еще бы, воплощенная добродетель, не женщина, а сокровище! Я с ней и рядом не стояла.

– А мне он говорил совсем другое. Объяснял, что восхищается тобой даже больше, чем Гонорией Браун. Ты точно ее не знаешь?

– Ни сном ни духом.

– Как бы нам про нее разузнать?

– Спросить, – подсказала Руби.

– Нет, он нам не расскажет, увернется или промолчит.

– Скрытный тип! – поддержала Руби.

Недели пронеслись удивительно быстро – благодаря Руби, книгам, покеру и Констанс Дьюи, которая приехала провести с Элизабет последние пять недель. Состояние Элизабет не изменилось, от постоянных кровопусканий она была вялой, но отеки слегка уменьшились, приступы болей в животе и рвота прекратились. Сиделка из Сиднея, резкая, деловитая последовательница Флоренс Найтингейл, вымуштровала трех китаянок, как старший сержант подчиненных, а затем вернулась к сэру Эдварду, которому доложила, что за миссис Кинросс присматривают не хуже, чем в Сиднее.

Больше всех страдал Александр, которого вытеснила из повседневной жизни жены Руби, а потом и нерушимый альянс Руби и Констанс. Тем не менее в их обществе Элизабет воспрянула духом; всякий раз, когда Александр проходил мимо ее спальни, оттуда вырывался ее смех. И он спешил удалиться – сконфуженно, неловко, с отвращением сравнивая себя с побитым псом, который прячется от хозяина. Его единственным утешением стала работа: наконец-то доставили тормоза Вестингауза, и Александр лично занялся установкой.

– Оказывается, после женитьбы мужчина теряет душевный покой и свободу, – поделился он открытием с Чарлзом Дьюи.

– Полно, старина, – примирительно ответил Чарлз, – эту цену мы платим за удовольствие иметь компанию в старости и за потомство, которое унаследует наше дело.

– Насчет компании – совершенно согласен, но у тебя нет наследников, только дочери.

– Знаешь, я в конце концов понял, что дочери – это не так уж плохо. Рано или поздно они выйдут замуж и приведут в семью мужчин, которых можно полюбить, как родных сыновей. Своим сыновьям невозможно запретить пьянствовать, распутничать и шататься по игорным домам, а с дочерьми все это не грозит, и подобного поведения со стороны мужей они не потерпят. У Софии прекрасный муж, дальновидный делец, муж Марии управляет Данли лучше, чем я. Если и Генриетта найдет себе такого же славного малого, как сестры, больше мне ничего не надо.

Александр нахмурился:

– Все это хорошо и разумно, дорогой мой Чарлз, но дочери не наследуют отцовскую фамилию.

– Почему бы и нет? – удивился Чарлз. – А если фамилия так много значит для семьи, что мешает хотя бы одному зятю принять ее? И не забывай, что от мужчины его внукам достается ровно четверть крови – не важно, кто у него, дочери или сыновья. Значит, тебе, как истому шотландцу, не дает покоя мысль, что у Элизабет будут девочки, а не мальчики?

– До сих пор наш брак складывался неудачно, – откровенно объяснил Александр, – поэтому, если судьба не сыграет с нами шутку, вероятность может стать реальностью.

– Тебе бы Судный день пророчить.

– Я просто шотландец, ты же сам сказал.

«Тем не менее Чарлз прав, – думал он спустя некоторое время, работая в паровозном депо. – Если Элизабет родит девочек, надо воспитать их так, чтобы они нашли себе достойных мужей, которые согласятся взять фамилию Кинросс. Значит, придется посылать девочек в университет, но при этом позаботиться, чтобы высшее образование не сделало их мужеподобными «синими чулками».

Под стук молотка Александр Кинросс решил, что его ничто не сломит, ему все нипочем – и больная жена, которая его не любит, и целый выводок девочек и ни единого сына. У него есть своя цель в жизни, и он ее достигнет, а для этого важно, чтобы фамилия, которую он себе выбрал, пережила его самого.

Сэр Эдвард Уайлер с женой прибыли в Кинросс-Хаус сразу после Рождества и поселились в Северной башне – апартаментах, при виде которых леди Уайлер онемела от восторга. Ей выпал случай не только покинуть Сидней в самую жару, но и насладиться сказочной роскошью, которой в Сиднее не найти. Городские слуги в большинстве своем были развязными и нахальными, вели себя, как им заблагорассудится. А в Кинросс-Хаусе царили покой и порядок, и слуги-китайцы были расторопными, предусмотрительными, но не подобострастными. Они держались как ценные работники, которые искренне любят свое дело.

Для Элизабет праздники стали просто затянувшимся пребыванием в опостылевшей постели; она отяжелела и впала в апатию, из которой ее не удавалось вывести даже словоохотливой Руби.

Войдя в спальню в сопровождении Яшмы, Жемчужины и Шелкового Цветка, несущих тазы, флаконы, банки и склянки, сэр Эдвард коротко улыбнулся пациентке. Он снял сюртук, облачился в чистый передник, закатал рукава, обнажив загорелые мускулистые руки, и принялся тщательно мыть их. Затем, дождавшись, когда расставят его принадлежности, он придвинул стул к постели и сел.

– Ну, как вы, дорогая? – спросил он.

– Хуже, чем до Рождества, – призналась Элизабет, которая успела привязаться к своему акушеру и научиться доверять ему. – Очень сильно болит голова, ноет живот, иногда тошнит, и перед глазами плавают черные пятна.

– Сначала посмотрим, как поживает наш малыш, а потом обо всем поговорим. – Врач перешел к изножью кровати и жестом велел Яшме и Жемчужине откинуть одеяло. – Я – последователь Листера[3], – весело объяснял он, привычно совершая осмотр, – так что к вони карболки вам придется привыкнуть. Потерпите, запах выветрится только после родов.

Закончив осмотр, он сел на прежнее место.

– Головка переместилась, воды могут отойти с минуты на минуту. – Его голос изменился, посерьезнел. – Элизабет, я хочу заранее объяснить, что произойдет дальше, потому что во время родов вам будет не до объяснений. Вы слышали, как я сообщил вашему мужу: если у вас начнутся судороги, если вероятность, что вы не выживете. Как правило, в такие минуты важные решения принимают мужья, но я по опыту знаю: мужчины редко отваживаются на такое, пока я не заверю, что в точности выполняю пожелания жен. – Он прокашлялся. – Недавно было опубликовано несколько статей о применении сульфата магния при эклампсии. Предупреждаю, эта методика еще не прошла проверку.