Путь волшебника - Джон Адамс

И пошел в лес, прямиком к деревне. Сзади, откуда-то из-под дуба, прозвенел едва слышный отголосок мысли кролика: «Все чисто». Рюгель сорвался на бег.

Несмотря на тяжесть на руках, он тратил сил не больше, чем двести лет назад, когда бежал от ручья к поселку. Его ноги помнили тропу, а скрытые в земле камни беседовали с ним на древнем языке. В мгновение ока он миновал обугленный ствол и строй молодых ясеней. В его тело как будто вернулась молодость.

Гном вспоминал, как добрался тогда до поселка и никто его не заметил. Он притаился в тени валуна, может быть, того самого, где в ловушке погиб кролик, и смотрел, как убивали женщин. Его юная магия, еще слабая и хрупкая, всколыхнулась в приступе ярости. Гном воззвал к земле, чтобы обрушить на громил вал огня, и почувствовал, как та, израненная, отозвалась дрожью. В обожженной земле не сохранилось ни капли волшебства. Тогда, без подпитки, его сила иссякла. Взор туманился, но Рюгель видел бегущую сестру, которая поддернула подол выше испачканных травой коленок. Тьма еще не забрала его, когда чья-то коса вспорола живот сестры и фонтаном ударила кровь.

От воспоминаний слезы навернулись на глаза, мешая видеть путь. А руки были заняты девочкой, и утереться Рюгель не мог. Споткнулся на бегу, но удержался на ногах.

Снова он вспоминал. Громилы не внимали словам увещевания. Старейшин свалили на землю, не дав воспользоваться магией недр.

— Они думали, что мы крадем у них удачу, — прошептал он на ухо девочке, чья голова ударялась о его грудь. — Они не слушали нас. Они считали, что мы воплощение зла.

Гном едва не выронил Рэйчел, когда пересек невидимую границу, которую установил для себя, вернувшись в этот лес. Никогда раньше он не подходил столь близко к жилищам громил. Может, все-таки бросить девочку, не продолжать из последних сил бег?

Вонища от мандрагоры усилилась… Настолько, что не давала трезво мыслить.

Впервые он ощутил запах мандрагоры, сидя на могиле отца, матери и всех остальных сородичей. Блестящие зеленые ростки пробивались сквозь засыпанную пеплом почву. Гном видел, что они наливались силой гораздо быстрее, чем обычные растения, разворачивая листву навстречу солнцу. В переплетении зелени, словно крошечные белые глаза, прятались бутоны. Незнакомый мерзкий запах плыл в воздухе, такой же сильный, как и сейчас.

Рюгель остановился у плетня, окружавшего крайний дом. Он пришел в поселок.

Сердце девочки билось едва-едва, кожа посерела. Гнома терзала совесть. Если бы он мог помолиться за Рэйчел… Если бы тогда открыл ей тайну кроличьего зова… Но теперь слишком поздно. Уже опуская ребенка на землю, он услышал голоса, доносящиеся из хижины позади него.

В его распоряжении оставалось несколько мгновений. Пока еще гном мог скрыться, как скрывался на протяжении всей своей жизни. И он был не прочь убежать. Далеко-далеко, хоть до самой Ирландии. Но вначале он хотел закончить начатое. Рэйчел лежит здесь при смерти из-за него.

Рюгель чувствовал себя должником.

Приблизив бурые потрескавшиеся губы к уху девочки, он прошептал:

— Я дарю тебе тайну кроличьего зова, детка.

Ее веки дрогнули. Гном не мог с уверенностью сказать, слышит ли она, но тем не менее продолжал:

— Когда зовешь кролика, старайся думать, как он. Магия в тебе есть. Все, что тебе нужно, — это понимание. Как будто ты хочешь полюбить…

Как он жалел, что не успел сказать ей свое имя.

И вдруг убегать стало поздно. Огромные руки вцепились и легко, как ребенка, вздернули кричащего и вырывающегося пленника.

Лежащая на земле Рэйчел выгнулась в судороге, запрокидывая голову. На ее губах выступила пена. Время для Рюгеля потекло медленно-медленно. Он чувствовал прикосновение кулака к своему лицу, чувствовал, как лопается кожа над бровью, но не отрывал глаз от лица девочки, сперва покрасневшего, потом побагровевшего, а теперь темнеющего.

Она умирала. Слишком поздно обращаться за помощью к ведьме.

И Рюгель понял. Закончилась пора, когда он убегал и прятался. Из глубины души он выудил последнюю искру волшебства, скрытую непроницаемой защитой все эти годы. Единственный способ раздуть ее в пламя — обратиться к корням, к тем камням, на которых стоит эта деревня. С того мига, как он воззвал к волшебству, пути назад не было. Тело гнома раскалилось от нарастающей внутри магии.

— Рэйчел, — шепнул он.

За толпой он едва мог различить ее корчащееся тело на блеклой траве. Он не знал, как удалить яд из ее крови, но мог дать ей дыхание, мог защитить ее сердце от отравы. И выиграть тем самым время до прихода ведьмы. Рюгель расширил поиск силы как только мог, забирая магию из земли под хижинами, из валунов, где прятались кролики, с берегов ручья…

А потом жар гнома стал слишком сильным для схвативших его людей. Раздались крики боли. Рюгель взлетел в воздух, подброшенный обожженными руками. И шлепнулся с размаху в заросли мандрагоры.

Миг-другой он лежал неподвижно, ощущая, как магия берет под свою защиту легкие Рэйчел, как у девочки снова бьется сердце, и заставил себя встать. Он пополз по мандрагоровому полю, сознавая, что топчется по могилам, которые вырыл собственноручно. Убежать далеко он не мог, но хотел, по крайней мере, скрыться от толпы разъяренных поселян, а для этого был вынужден пересечь поле.

Когда Рюгель нашел в себе силы хоть немного прибавить скорости, в спину ударил первый камень.

Он продолжал бежать, но второй камень, не меньше, чем два кулака взрослого мужчины, догнал его и швырнул лицом в траву. В памяти возник отец, лежащий ничком на весенней земле с оперенной стрелой между лопаток.

Рюгель, елозя животом по жирному суглинку, отталкивался руками и ногами, искал спасения, как двести лет назад. А камни все летели, большие и поменьше. Некоторые промахивались, а некоторые попадали в цель. С затылка за воротник стекали горячие струйки. Булыжник раздробил плечо. Гном ткнулся лицом в палую листву и перегной, хотя ноги продолжали двигать тело вперед.

От этих усилий земля начала расступаться, и Рюгель понял, что зарывается вглубь. В безнадежной попытке спастись он и забыл, что гномы — создания земной стихии, мастера окапываний. При опасности они всегда норовили уйти от дневного света. Как легко простая истина выветрилась из памяти одиночки. После того как он похоронил всех родичей — ни много ни мало сорок восемь детей, взрослых и стариков, — он подался в бега. И достиг немалых вершин в умении удирать.

Рюгель удвоил усилия, делая упор на здоровой руке. Хотя камни продолжали сыпаться, они отлетали от задницы, не причиняя боли. Рыхлая и прохладная земля приникла к лицу. Ушла боль из разбитой брови. Хорошо, если бы ведьма смогла вот так же забрать боль Рэйчел, как земля исцеляет его.

С губ сорвался смех, смех радости — он уходил, он спасся, он вдыхал песок и глину с такой же легкостью, как прежде — воздух. И, попадая в легкие, почва лечила его. Даже корчащиеся в горле дождевые черви докучали не больше, чем вздутие кишечника.

Руки гнома замерли, прижавшись к огромному камню; он сливался со скалой, проникая в ее трещины. Он обрел желанное убежище, спасение в ребрах и гранях кристаллов. А ноги подрагивали, как чувствительные щетинки у земляной твари многоножки или мокрицы.

Движение замедлилось настолько, что приблизилось к полной неподвижности, и Рюгель чувствовал, как замирают его мысли. Разум сжался до точки в пространстве, превратился в крошечный шарик ярко-зеленого света. Камни, боль, обитатели деревни и даже та девочка исчезли из памяти. Остались лишь зелень, и тихое, покойное растворение в почве, и ощущение чего-то теплого и живого наверху, — гном когда-нибудь доберется туда, прорастя молодой зеленой листвой.

Рэйчел сидела на корточках и не сводила глаз со свежей насыпи, окаймленной осколками камней. Там скрылся маленький человечек. Жители деревни давно ушли восвояси, а он так и не появился. Ни днем, ни ночью, когда Рэйчел, улизнув из хижины ведьмы, пришла сюда. Она следила за холмиком, ждала малейшего движения. Некоторые из разбросанных камней были испачканы чем-то коричневым, похожим на засохшую кровь.

Кто-то погладил ее по плечу. Ева, ведьма, мягко сжала руку девочки, прежде чем опуститься рядом на землю. Цепкие старческие пальцы схватили один из камней и спрятали в карман фартука.

— Ну и чего ты ждешь?

Рэйчел покачала головой, не одобряя суетливости этой женщины, не понимая, почему она так спешит собрать камни.

Старуха обвела рукой поле, заросшее белыми цветами.

— Это чтобы растениям не мешать. Конечно, от камней поменьше вреда, чем от сорняков, но корни получаются кривыми.

Девочка медленно и неуверенно взяла камень.

— Вот так, дитя мое, — широко улыбнулась Ева. — Ты должна заботиться о мандрагоре. Это великая ценность, и далеко не в каждой деревне найдется такое же поле.