Без триннадцати 13, или Тоска по Тюхину - Виктор Эмский

К слову сказать, товарищ Бдеев из санчасти еще не выписался, но, говорят, пошел уже на поправку... Как поняли меня? Прием.

Короче, Тюхин, обстановка у нас тревожная, предгрозовая. Спим как в октябре 62-го, снимая только сапоги, с "калашниковым" в обнимку. Остатки боевой техники, в том числе один тягач с ракетой, то есть, извиняюсь, с "изделием", выкатили на плац. Разве что патроны пока что не раздают... А тут еще вчера на построении подходит ко мне лейтенант Скворешкин и, тяжело вздохнувши, говорит вполголоса: "А вы бы, рядовой М., шли бы лучше к себе на станцию." "Это, - спрашиваю, - почему? Это как это?" - спрашиваю. А он глаза отводит и говорит: "А вы бы, говорит, - пошли бы, посмотрели на себя в зеркале..." Ну и пошел, и посмотрел. Видок, конечно, не очень чтобы очень - харя старая, голова седющая, вся в шрамах, зубов нет, но ведь я и тогда, в юности, уж никак не красавцем загремел под фанфары: гастрит, дуоденит, плоскостопие, истощение на почве сексуальных излишеств, тахикардия, грыжа, лунатизм, прогрессирующее слабоумие по причине алкоголизма... А-а, и продолжать тошно! Короче, уж не шибко я и изменился за эти годы, а потому только плюнул в сердцах салаге-дневальному на сапог и потопал к себе на "коломбину", а пока шел, вот о чем думал, Тюхин. "Ничего случайного в жизни, конечно же, нет, - шагая, думал я, - и если я вернулся в Армию, значит, так надо, елки зеленые! Кому? вот это уже другой, более сложный вопрос, но лично я думаю, - сам с собою беседовал я, по-старчески шаркая ногами, - лично я полагаю и даже, в некотором смысле, убежден в этом - сие даже не знак, сие, Тюхин, ПРОВИДЕНЦИАЛЬНАЯ МИССИЯ!.. Ю андестенд ми?.. И - о нет, не упаднические стишки, каковых по логике вещей следовало бы ожидать после моего падения с березы, но героический эпос, эпохальную поэму (лучше в прозе) о службе и дружбе заповедано сотворить мне, пребывающему в светлой своей молодости! Тем паче, что связи нет и делать на "коломбине" вроде как и нечего. О, это шанс, шанс! Может быть, единственный и неповторимый, солнышко ты мое ненаглядное - а ну как после нее, после этой моей Главной Книги, непроворный инвалид по фамилии Фарт подвысит шлагбаум и я, Тюхин, войду наконец-то в большую литературу! А то чушь какая-то получается, минхерц: мы ведь с тобой, как наши, извиняюсь, эти самые - они, как известно, в половом акте участвуют тоже, но, увы, не вхожи... Вот и бьемся, Тюхин, как придурки об дверь!.. Эх!" - думал я, всплескивая руками.

Что-то я заболтался тут с тобой, сколько у нас, на Ромкиных? Как, уже без тринадцати 13?! Пора, пора, Тюхин, закругляться: минут через десять в фанерную стенку фургона осторожно постучат и я, щелкнув задвижечкой, впущу их: рядового Гибеля и еще троих гусей - Петренко, Сидоренко и Гусмана - новых моих учеников, друг мой! В свободное от литературных занятий время, как правило, перед обедом, я щедро делюсь с ними своим жизненным опытом, и скажу тебе честно, Витек, более внимательных, более благодарных, елки зеленые, слушателей у меня вроде и не было! Потрясенный монологом, который я произнес во время мытья коридора, рядовой Гибель привел своих, разумеется, проверенных, товарищей и вот они, в свободные, само собой, от службы часы, разинув рты, слушают мои вдохновенные рассказы "о времени и о себе": о благословенных годах так называемого "застоя", о Меченном, о Пердегласе, о талонах, гуманитарной помощи и "секонд-хэндах"; о коварных гэкачепистах, строптивых хохлах, организованной преступности и мелких рекетирах, о биржах, брокерах, маклерах, дилерах, фермерах, крекерах, памперсах, сникерсах и, конечно же, о "баунти", которого я, бля, так и не успел отведать; о монетаризме, парламентаризме, плюрализме и харизме; об Алле Пугачевой и ее дочке Кристине - не путать с Христиной Адамовной! - жене Преснякова-младшего, о некоем веселом композиторе, который назвал одного великого деятеля "грибом", а другого не менее выдающегося тележурналиста, и вовсе чуть ли не матом, и это не где-нибудь, а все в том же, некогда почитаемом тобой, Тюхин, "Огоньке"; попутно пришлось просвятить их на тему контрацепции и СПИДа и тут, господин Хихикалкин, я даже процитировал для убедительности вашу похабиозную, псевдонародную частушечку:

Опосля Петровой Клахи все про СПИД отпали страхи! Опосля Наталии Отпали гениталии!..

Да-а... Ну что я тебе могу сказать - вообщем-то, смеялись. Растерянно, правда, как-то, с переглядочками, но смех, чего скрывать, был. Так что - гордись, тебе ведь, паяцу, только бы поерничать!

Между прочим, тут со мной опять, бляха муха!.. Короче, не давала мне все эти дни покоя одна плодотворная идейка с антенной. "А что если, подумал я, - зафигачить ее повыше, вон на тот вон тополь у спецхранилища!.." Ты меня, Тюхин, знаешь: мне ведь ежели что втемяшится - ни колом не вышибить, ни топором не вырубить! Одним словом, надел на шею моток провода и опять, опять - полез. Ничего такого особенного с высоты, как ты догадываешься, я не увидел: та же темень, туман, слышно, как в клубе крутят кино - у нас теперь это удовольствие каждый день, правда, фильма одна и та же - "Применение индивидуальных средств защиты в условиях ядерного, химического и бактериологического нападения". Слышно еще, как тарахтит движок у КТП, как Филин на плацу орет, как в "коломбине" храпит мой сменщик Митька Пойманов. И только это я привязал конец антенны к ветке, слышу - внизу голоса. Бухает дверь спецхранилища, под лампой над входом топчутся трое, все те же - товарищ Хапов, товарищ Кикимонов и товарищ Копец, три наших последних высших военачальника, три подполковника. И выходят они, Тюхин, через калитку со спецтерритории - на калитке, между прочим, табличка: "Стой! Опасно для жизни!" - и, подсвечивая себе фонариками, идут в мою сторону. "Ну, - думаю, сейчас опять встанут под деревом и закурят!" Хочешь - верь, хочешь - не верь, но так оно и случилось! И вот, что я услышал, елки, бля, зеленые:

К и к и м о н о в (волнуясь). Что делать, что делать?! Просто голова кругом, ума не приложу!.. Ужас, у-ужас!..

Х а п о в. Говоришь, и сумму назвал?

К и к и м о н о в. Копеечка в копеечку, Афанасий! И то, что я тебе давал, и эти... ну, помнишь?..

Х а п о в. Помню, голуба, еще как помню...

К и к и м о н о в. Хорошо, хоть кто-то помнит... А ведь я еще жене шубу к годовщине, инструмент беккеровский, ковер... Что будет, что будет?!

Х а п о в. Да полно тебе, Аркадий, паниковать, может, он тебя, на хрен, на пушку берет?..

К и к и м о н о в (чуть не плача). Но ведь копеечка в копеечку. Откуда такая точность, а?

Х а п о в. А ты что думаешь, Кузьмич?

К о п е ц (задумчиво). Уникальный случай... Субъект с ярко выраженной патологией: скошенный подбородок, шишки на лбу, речевые дефекты. Вы обратили внимание, какие у него глаза?

К и к и м о н о в. Он, мерзавец, при мне очков не снимал, а что страшные?

К о п е ц. Мертвые, как у покойника!

К и к и м о н о в. Ужас, ужас...

Воцаряется тишина. Хапов снимает фуражку и вытирает розовую лысину платком.

Х а п о в. Слышите, как храпит?

К и к и м о н о в (вздрагивая). Кто?.. Где?..

Х а п о в. Бром пей, Аркадий!

К о п е ц. Лучше спирт.

Х а п о в. Солдатик храпит на радиостанции. Слышите?.. Между прочим, на войне бы за такое дело шлепнули, на хрен, без суда и следствия!

К о п е ц. Э-э!.. Связи-то все едино - нет.

Х а п о в. А дисциплина?! Распустились, понимаешь! Вчера этот, ну который с дерева стебанулся, подходит и говорит: "Вы, товарищ подполковник, курить лучше бросьте, а то чего доброго, говорит, - помрете еще в 78 году, как раз перед чешскими событиями!" Ну не идиот ли?..

К о п е ц. Травма черепа, нервное потрясение.

К и к и м о н о в. Кошмар, просто кошмар! Денег фактически нет, продовольствие, кажется, тоже на исходе... Так, Афанасий?

Х а п о в (мрачно). Вчера последнего кабанчика прикололи. Картошка, капуста - это еще, на хрен, есть, а хлеб - йек!..

К и к и м о н о в. И что же прикажете делать?!

Х а п о в. Ждать, Аркадий, ждать...

К и к и м о н о в. А если не дождемся?

Х а п о в. Ну а я откуда знаю? Я тебе гадалка, на хрен, что ли?! Ты вон лучше у этого, у прорицателя у своего спроси. Откуда он, кстати, взялся-то?

К о п е ц. С трубы пищеблока сняли.

Х а п о в. С трубы?! Как он туда попал?

К о п е ц. Говорит, не помнит. Шок. Амнезия, то есть потеря памяти. Весь какой-то закопченный, обгорелый...

Х а п о в. Черт знает, что такое! Один - на березе, другой, на хрен, на трубе!..

К о п е ц. Клиника!

К и к и м о н о в. Поверите, я уже деревьев бояться стал! Даже сейчас вот такое подлое ощущение, будто подниму голову, а он там, на ветке!

К о п е ц. Кто?

К и к и м о н о в. Да этот...

Ну и, как ты, должно быть, догадываешься, Тюхин, тут дорогой наш товарищ подполковник Кикимонов, начальник финансовой части бригады, светя фонариком, задирает повинную головушку и видит на вершине тополя странное человекоподобное существо с круглыми, как у лемура, глазами!..

Чу! Шуршит бурьян, умело используя для маскировки складки местности, к "коломбине" подползают мои юные вольнослушатели. Ого, кажется, нашего полку прибыло!.. Эй ты, ушастенький, попку подбери! Задницу, говорю, подбери, молодой, необученный, отстрелят!..