Битва двух империй. 1805–1812 - Олег Соколов

Узнав о наступлении англичан, Наполеон решил стремительно атаковать их и наголову разгромить, не дав уйти к морю. 23 декабря 1808 г. французская армия в тяжелейших условиях снежной бури форсировала горную цепь Сьерра-Гвадаррама и устремилась навстречу английским войскам генерала Мура, находившимся в этот момент к северу от Вальядолида. Англичанам ничего не оставалось делать, как поспешно отступать в северо-западном направлении в надежде успеть сесть на корабли и побыстрее скрыться. Вначале их отступление происходило в порядке, и более того, английских арьергард огрызался, но скоро под натиском бурного наступления французов движение британской армии стало беспорядочным, а потом и вовсе превратилось в бегство.

Вот как описывает английский офицер лорд Нейпир британскую армию, проходившую через город Бембибре: «Обширные погреба города представляли такой соблазн, что сотни пьяных солдат остались позади войска… Едва арьергард оказался вне города, как показалась французская кавалерия. Тотчас дорога заполнилась мародёрами, которые при виде французов потеряли разум. Они толпами бросились к своим войскам, издавая дикие вопли. Другие страшно ругались и бежали, делая неприличные жесты, многие бросали оружие, так как повсюду царил страх. Те же, кто был ещё более пьян, став безразличными к опасности и своему позору, бежали куда глаза глядят…»[23]

Однако именно в этот момент, когда разложение английских войск стало практически полным, император получил депешу из Парижа, в которой говорилось об усиленных военных приготовлениях Австрии и о каких-то непонятных интригах Талейрана и Фуше. Это послание Наполеон получил в ночь с 1 на 2 января 1809 г., когда он, преследуя англичан, находился на дороге в Асторгу. Наполеон решил, что он должен немедленно отправляться в Париж, а деморализованную армию Мура разгромят и без него. Утром 2 января в Асторге Наполеон объявил своим маршалам и генералам: «Я вынужден отправиться в Вальядолид, чтобы получать эстафеты из Парижа в пять дней… Ситуация в Европе требует, чтобы я не был удалён от столицы… К сожалению, я должен покинуть Асторгу».

Наполеон уехал из Асторги 3 января 1809 г., проведя напоследок смотр корпуса маршала Сульта, которому теперь отводилась главная роль в преследовании англичан.

Сразу всё изменилось. Гвардия отправилась вслед за императором, маршал Ней, который не хотел оставаться под командой Сульта, нашёл повод, чтобы уклониться в сторону для преследования небольшого испанского отряда. Так Сульт остался лишь со своими силами, которых явно не хватало для неотступной погони за противником. В результате вместо разгрома и уничтожения английской армии её аккуратно «проводили» до порта Коруньи, где после символического боя 16 января 1809 г. английские войска погрузились на корабли и преспокойно уплыли.

Хотя маршал Сульт мог составить блистательный рапорт о победе, в котором фигурировали тысячи пленных и огромное число захваченных пушек (в сдавшихся испанских крепостях), операция не достигла своей цели. Если бы император остался на театре военных действий ещё несколько дней, то, несомненно, англичанам не удалось бы уйти от преследования. Их армия была бы неминуемо окружена и взята в плен вместе с лучшими гвардейскими полками, генералами, офицерами, знамёнами. Подобный разгром, очевидно, поставил бы точку на участии британских войск в континентальных операциях, а английский парламент не дал бы и ломаного гроша на финансирование боевых действий на суше.

Вместо этого английская армия была всего лишь слега потрёпана. Её общие потери за время отступления и боёв составили примерно 5–6 тыс. человек. Конечно, это немало, но полки сохранили свои кадры, знамёна, структуру и после небольшого пополнения и отдыха могли снова вступить в войну.

Именно присутствие английских войск превратило уже практически выигранную кампанию в долгую кровопролитную борьбу. Вокруг британской армии будут группироваться отряды испанских повстанцев. Англичане станут финансировать создание новых и новых португальских и испанских регулярных полков, им поставлять оружие, обмундирование, боеприпасы. В результате война в Испании будет не серией карательных операций, состоявших в погоне за партизанами, как это часто представляют, а огромной войной с десятками крупных сражений, сотнями боёв среднего значения, многочисленными осадами сильнейших крепостей… Войной, которая станет поглощать силы великой империи, подтачивать её могущество.

Нет сомнения, что 2 января 1809 г., когда император, не завершив преследование неприятеля, отправился в Вальядолид, он допустил роковой просчёт, который в конечном итоге во многом предопределил крушение его европейской монархии.

Ввязавшись в 1808 г. в испанские дела, Наполеон и не подозревал, какие спящие силы он разбудил, в какую бездну вверг свою империю. Среди его высказываний на Святой Елене, к которым надо относиться более чем критически, есть, тем не менее, одно, указывающее на корень и первопричину его конечного падения лучше, чем многие сотни томов позднейших исторических сочинений: «Эта несчастная война (испанская) меня погубила. Вся причина моих катастроф заложена в этом фатальном узле. Эта война подорвала мой престиж в Европе, увеличила мои затруднения, послужила школой для английских солдат… Самая большая ошибка, которую я когда-либо допустил, — это испанский поход»[24].

Император пробыл в Вальядолиде недолго; уже днём 17 января он галопом скакал со своей свитой по разбитым испанским дорогам на север, а 23 января рано утром был в Париже. Здесь он получил и обработал огромную массу документов, говорящих о подготовке Австрии к войне, здесь он получил и информацию о не до конца понятных ему тайных интригах Талейрана и Фуше. 27 января император сделал выволочку своему министру полиции Фуше, а на следующий день обрушился на главного виновника произошедшего: «Вы вор, мерзавец, бесчестный человек! — в ярости восклицал Наполеон. — Вы не верите в Бога, вы всю вашу жизнь нарушали все ваши обязанности, вы всех обманывали, всех предавали, у вас нет ничего святого, вы бы продали вашего родного отца! Я вас осыпал благодеяниями, а между тем вы на всё против меня способны! Вот уже десять месяцев только потому, что вы ложно предполагаете, будто мои дела в Испании идут плохо, вы имеете бесстыдство говорить всякому, кто хочет слушать, что вы всегда порицали моё предприятие в отношении этого королевства, тогда как это именно вы подали мне первую мысль о нём и упорно меня к нему подталкивали!.. А этот человек, этот несчастный? (Имеется в виду герцог Энгиенский.) Кто сообщил мне, где он находится? Кто подстрекал меня сурово расправиться с ним?.. Чего вы хотите? На что вы надеетесь? Посмейте мне это сказать! Ну, посмейте! Вы заслужили, чтобы я вас разбил, как стакан, и у меня есть власть сделать это, но я слишком вас презираю, чтобы взять на себя этот труд!.. Вы — дерьмо в шёлковых чулках! Дерьмо! Дерьмо!..»

Хорошо известна и часто цитируется остроумная ремарка бывшего министра по выходе из императорского кабинета: «Как жаль, господа, что такой великий человек так плохо воспитан».

Но зато гораздо менее широко известно, что Талейран в это время был уже не просто предателем, а агентом русской разведки, который получал деньги за свою работу. Главным контактом Талейрана был советник русского посольства Карл Нессельроде, в будущем — печально знаменитый министр иностранных дел России. В тайной переписке Нессельроде с Петербургом Талейран фигурировал под псевдонимами: «Анна Ивановна», «кузен Анри», «наш книгопродавец», «юрисконсульт», «наш друг». Хотя к этому моменту Талейран уже не был министром, он сохранил огромное количество связей, которые позволяли ему сообщать своим нанимателям ценную информацию. Особенно помогал ему в этом министр полиции Фуше, который в тайной переписке российского посольства будет обозначаться словами: «Наташа», «президент» и «Бержьен». Отставка Фуше в июне 1810 г. лишила Талейрана возможности получать ценную информацию; соответственно, поток золота из России постепенно стал иссякать. Тогда он имел наглость написать письмо Александру, в котором сообщал, что изрядно поиздержался, и было бы замечательно, если бы царь, вспоминая его Эрфуртские заслуги, переслал бы своему верному агенту небольшую сумму, а точнее, полтора миллиона золотом! Александр ответил любезно с издёвкой (в чём он был великий мастер), что не может послать деньги потому, что не желает скомпрометировать князя Беневентского…

Но бывший министр не ограничился шпионской деятельностью в пользу России. 29 января 1809 г., всего лишь через несколько дней после бурной сцены в Тюильри, Талейран повидался с австрийским послом Меттернихом и ни много ни мало предложил свои услуги Австрии, конечно не забесплатно. Об этом факте австрийский посол доложит в Вену: «X. (Талейран) снял передо мной всякую маску… Он мне сказал позавчера, что момент наступил, что он считает своим долгом вступить в прямые сношения с Австрией… Он мне намекнул, что нуждается в нескольких сотнях тысячах франках, так как император (Наполеон) подорвал его состояние (!!!)… Я ему ответил, что император (Франц I) не прочь доказать ему свою признательность, если он желает послужить общему делу. Он ответил, что это дело — и его дело, что ему только либо восторжествовать вместе с этим делом, либо с ним же и погибнуть»[25].