Хэллоуин - Борис Левандовский

На всякий случай я позвонил. Бесполезно, только палец опять начал кровить, оставив на кнопке звонка красный отпечаток папиллярных линий. Хотел ведь заклеить. Потерявши голову, о шапке не плачут…

Из-за дома напротив вышла соседка, подошла к своей грядке, выдрала черными от земли руками парочку сорняков, вытерла тыльной стороной ладони пот со лба и посмотрела на разбитое окно моей веранды. Потом перевела взгляд на дом пенсионера и увидела меня:

– Не звоните понапрасну. Он умер сегодня ночью. Уж в город увезли. Утром. Вы небось еще спали. Зарезался, представляете?! Ужас! Я же его и нашла, спичек хотела попросить. В окно заглянула, а та-ам!.. Силы небесные! И мне ж пришлось потом своими тряпками зеркала у него накрывать. Знаете, наверное, так положено. Еле следователя уговорила. Да там опечатано, не заметили?

Только теперь я углядел стандартную ленточку на уровне моего пояса.

– А почему дверь-то заперта? Через окна, что ли, туда-обратно лазили? С телом?

– Да ну! – Она махнула на меня рукой. – Скажете тоже! Он сам изнутри заперся, видать. У него запасной ключ всегда под камнем лежал, вон там, возле скамейки. Мало ли, в городе свой забудет, так чтоб не ломать дверь. Ну я им и сказала, где ключ-то взять.

Тот еще конспиратор был покойничек. Под камнем! Хотя чья бы корова мычала…

– А потом, значит, опять дверь заперли?

– Ага. Сказали, чтоб все было как при обнаружении тела.

– Но зеркала разрешили завесить, – усмехнулся я.

– Так ведь нехорошо. Закон законом, а мало ли…

– Ну да. Люди делятся на тех, кто открыто признает, что суеверен, и тех, кто это скрывает. Иногда даже от себя.

– Я вам больше скажу…

– Вы меня извините, мне срочно позвонить надо. От вас можно?

– Не-а! У председателя есть телефон, но он уехал с милицией. Как раз по этому делу. А я думала, вы тоже уехали. Вроде видала, как машину выгоняли и запирали все. Вижу-то плохо, но куртка ваша была, по-моему.

То-то и оно, что куртка.

– Давно это было?

– Да минут десять прошло, не больше.

Значит, я все-таки проснулся, когда он уезжал. Таким манером можно искать телефон до вечера. А квартиру и мастерскую тем временем обчистят. Надо двигать в город! До железнодорожной станции пешком около часа, а до автобусной остановки – минут десять.

Я пошел к остановке. Точнее, побежал. Еще на подходе к ней стала видна моя машина. Она стояла на встречной полосе, уткнувшись капотом в гусеничный трактор. Поблизости переминался на нетвердых ногах долговязый тракторист. Он был пьян. Рядом тараторила незнакомая старушка – видимо, она подошла с остановки.

– Он ехал-то по ентой стороне дороги! Так и пер по ней, пока ты не выехал. Чего ему втемяшилось не с той стороны ехать-то?! Убился! Как есть насмерть. Вона ему всю грудь раздавило.

Я подошел к трактористу, пытаясь отдышаться.

– Это… моя… машина.

– Не знаю чья, а только я не виноват! Он по встречной ехал! Какого лешего ему на встречке надо было?! Обгонять-то некого! – Дылда качнулся, икнул, и меня обдало перегаром.

Угонщик лежал грудью на руле, а головой – на измятом капоте, поверх вылетевшего лобового стекла. Повсюду блестели причудливые брызги крови, как если бы кому-то вздумалось обильно окропить ею машину спереди. Почему-то вспомнилась вода из моего сна. Голова покойника была повернута влево. Остановившийся взгляд выражал удивление. Я нагнулся, чтобы разглядеть залитое кровью лицо, и остолбенел.

Это был я!

Закружилась голова, пришлось сесть на капот. Внимательный осмотр подтвердил: рядом со мной находился мой же труп, одетый в мою куртку поверх такой же одежды, в какой я работал за мольбертом полчаса назад. На запястье левой руки остались следы пастели. Я посмотрел на свою правую руку и увидел такие же следы.

Поднявшись с капота, я отошел, чтобы не видеть свое мертвое тело. По крайней мере пока.

– У вас есть сигарета?

Тракторист достал папиросы, и мы закурили.

– Ой, а где покойник-то? – послышался крик все той же старушки.

Мы бросились назад к машине. Тела не было! Не было и никаких следов крови. Только куртка, торчком повисшая на руле.

– Гроб твою с мусором, где ж он?! – Долговязого охватил приступ неостановимой икоты.

– Убег он, что ли? – сделала дикое предположение старушка, и все мы, как по команде, огляделись.

В машине со звоном разлетелось зеркальце заднего обзора, и головоломка в моем сознании сложилась. Единственный вариант, объясняющий все факты.

Тракторист приблизился вплотную, продолжая икать, посмотрел на меня с надеждой и спросил:

– Что… ик! делать-то… ик! будем?

– Так милицию ж вызывать! – вмешалась неугомонная старушенция.

– Бабуля, не мешайся! – Долговязый рукой отодвинул ее в сторону.

Показался автобус, старушка побежала на остановку и уехала.

– Тут не моя вина, – дылда плюнул себе под ноги.

Он нервничал, и было понятно, почему. Я, тот второй «я», сам был виноват в аварии. Но тракторист сел за руль пьяным, а кроме того, выехал на шоссе с боковой дороги, о чем недвусмысленно говорили следы гусениц на грунте. Ему полагалось убедиться в том, что дорога свободна. Так что было очевидно, кого признают виновным в этой аварии. Я представил себе, какое облегчение долговязый испытал, когда труп «убежал» с места аварии.

Мне милиция и подавно не требовалась. Формально, на мне тоже лежала ответственность. Именно моя неосторожность позволила угнать машину. Не говоря уже о том, КТО оказался угонщиком. Как вообще все это рассказывать? Никто не поверит.

Я выбросил докуренную до картона папиросу и сказал:

– Давай так: никакую милицию не вызываем. Оттаскиваешь машину к моей даче, и забываем об этой истории. Дальше сам разберусь.

– А тачка точно твоя?

Я взял куртку и порылся в карманах. Ага, вот и бумажник.

– Смотри сам: права, документы на машину…

Спустя час я снова сидел перед верандой своей дачи, пытаясь привести в порядок мысли и нервы.

Итак, что мы имеем? Мой неизвестно откуда взявшийся двойник уехал на моей машине с моей дачи, собрав вещи и заперев дом так же, как сделал бы я сам. Но, в отличие от меня, он был левшой. И зачем-то занял на пустой дороге левую, встречную полосу. Даже если считать пребывание в зазеркалье всего лишь сном, одежда двойника и прочие детали, вроде испачканной пастелью руки, говорили только об одном: он не просто двойник, он – мое зеркальное отражение.

Пораженный внезапной догадкой, я бросился к умывальнику, над которым был укреплен кусок зеркала.

И увидел, что у меня больше нет отражения.