Читай по губам (ЛП) - Баннер Дэрил

— Смеются, когда ты этого от них не ожидаешь. Не смеются, когда ожидаешь. Аплодируют слишком долго. В первом ряду сядет какой-нибудь парень с ужасным кашлем. И какой-нибудь чертов ребенок на третьем.

Я очень громко смеюсь над ее шуткой и случайно перехватываю в зеркале взгляд Виктории. Она наблюдает за мной, все еще теребя набитый булавками «помидор» и ожидая, что кому-то понадобится ее помощь.

— Твоя семья приедет на этой неделе или следующей? — спрашивает моя «мать» по пьесе.

Услышав вопрос, я дергаю рукой и попадаю спонжем на волосы, оставляя на них пятно грима.

— Нет, — отвечаю я.

— Слишком заняты, чтобы проделать долгий путь из Нью-Йорка, да?

Я напоминаю себе, что люди знают, из какого я города, только точно не знают, из какой я семьи. Если только Виктория не рассказала всем за моей спиной.

Затем по комнате разносятся два слова:

— ДЕЗДЕМОНА ЛЕБО.

Я вздрагиваю и оборачиваюсь. Ариэль стоит в дверях. Она выглядит великолепно в атласном синем платье, ее светлые волосы каскадом ниспадают на грудь, а губы — идеальный красный лепесток розы. Я так увлечена ее элегантным видом, что забываю, что она выкрикнула мое имя.

В раздевалке воцаряется тишина.

— Ариэль? — говорю я в ответ.

Она протискивается мимо Виктории, стоящей у двери. Делает всего три шага, и каждый из них отдается звуком каблуков по полу.

— Дездемона Лебо, — снова объявляет она. — Ну, конечно. Теперь всё обретает смысл. Как такой человек как ты получил роль, которую заслужила я.

Я бледнею. Теперь еще и Ариэль стала хотела главную роль? Полагаю, наивно думать иначе: любая девушка на факультете хотела получить роль Эмили Уэбб.

— Что ты хочешь этим сказать? — бросаю ей в ответ, поворачиваясь на стуле.

Секунду назад я не слышала собственных мыслей. Теперь в гримерке так тихо, что слышу звон шпильки для волос, которая касается стола в другом конце комнаты.

— Вы что, не слышали шума и суматохи? — Ариэль спрашивает таким тоном, что ее вопрос звучит как обвинение. — Пришлось вызвать охрану кампуса, чтобы контролировать двери вестибюля.

Я понятия не имею, о чем она говорит.

— Дорогу, — Ариэль, демонстративно размахивает руками, — единственной и неповторимой Дездемоне Лебо. Вы хотя бы осознаете, с кем играете в одной пьесе? С принцессой, которая отняла у меня роль в выпускной год, потому что ее знаменитые мамочка и папочка купили ее для своей доченьки.

Ох, блядь.

К черту это. К черту русалок. К черту все.

— Ариэль, — умоляю я.

— Так это был твой план с самого начала? — выплевывает она, разводя руками. — Привезти своих родителей из Нью-Йорка на вечер премьеры, устроить переполох и сделать важное событие из своего большого техасского дебюта?

Подождите минуту.

Одну гребаную минуту.

— Они здесь? — в ужасе выдыхаю я.

— И, конечно же, позвонить в прессу. «Канал-11» и «Ньюс-13» уже здесь. Кого волнует погода или пробки, когда семья Лебо в городе. Ты та еще штучка, знаешь ли.

Я не могу произнести ни слова. Мое сердце застряло где-то в горле, и единственное, что слышу, только свой пульс и прерывистое дыхание. Помещение вращается, пока представляю себе, как мои родители проходят в вестибюль, сопровождаемые охраной, словно они драгоценные слитки золота, и занимают места в зале, билеты на которые они купили заранее. Их пригласил доктор Твейт? Или они решили приехать сами, потому что моя мать нуждалась во внимании, а отцу было любопытно посмотреть на работу его дорогого Келлена? Моя сестра приехала с ними?

— Мне очень жаль. — Мой голос выходит тихим и жалким. Не знаю, извиняюсь ли я перед Ариэль или перед всеми в гримерке. Я оглядываюсь вокруг и вижу растерянные взгляды, презрительные и пустые. Внезапно понимаю, что во всем этом здании у меня нет друзей. Даже актриса рядом со мной, с которой я недавно разговаривала, смотрит на меня, как на незнакомку. — Мне очень жаль. Я была… Я просто хотела… Ариэль, извини. Я…

— Извини? Ты извиняешь за то, что солгала здесь всем? — подсказывает Ариэль, ее голос снова становится приторно сладким, как когда она предупреждала меня о Клейтоне. — Ты просишь извинение за… что?

Я облизываю пересохшие губы. Кажется, я потеряла способность глотать.

— Я извиняюсь за…

— Она извиняется, — начинает Виктория, — а ты ведешь себя как первоклассная стерва, Ариэль.

Вздохи и шепот проносятся по комнате, словно внезапный ветерок.

Виктория, скрестив руки на груди, неторопливо отходит от вешалки и подходит к Ариэль, стоящей в центре гримерки, и бегло осматривает ее.

— Деззи извиняется за то, что она была вынуждена держать свою личность в секрете, — продолжает Виктория, — потому что такие сучки, как ты, не могут справиться с этим.

Девушки хихикают за моей спиной. Блондинка из команды костюмеров таращится на свою партнершу, забыв о шитье.

— Думаешь, ты была единственной, кто хотел получить роль Эмили? Я тоже ее хотела, — говорит Виктория, небрежно взмахнув рукой. — Черт, я мечтала об этой роли все лето. Теперь я сижу за кулисами и наблюдаю за Деззи.

Ариэль складывает руки на груди.

— Раздражает ли меня это? Конечно, — говорит Виктория, пожимая плечами. — А знаешь, что еще меня раздражает? Явный недостаток ролей в мире театра для людей с темным цветом кожи. Неужели я врываюсь в гримерки каждой белой труппы артистов, чтобы рассказать им обо всех привилегиях, которые у них есть? Черт, нет. Я большая девочка. Я буду продолжать прослушиваться на все роли, которые хочу. Когда-нибудь я сыграю Эмили в какой-нибудь другой постановке. А Дездемона Лебо пусть получает эту постановку.

— Да, — соглашается Ариэль, ее тон мгновенно превращается из сладкого в ядовитый. — А еще она может пригласить своих знаменитых родителей на большой вечер премьеры, и это так справедливо, потому что…

— О, поверь мне, я знаю все о родителях, которых стесняешься, — обрывает ее Виктория, махнув рукой перед возмущенным лицом Ариэль. — Ты не захочешь переезжать в общежитие, когда твой отец кричит в коридоре на кантонском диалекте со скоростью двадцать слов в секунду, поверь мне. (Примеч.: Кантонский диалект также является общим языком всех эмигрантов из Китая в других странах). Могу только представить, с каким адом приходилось сталкиваться Деззи, что она была вынуждена сбежать в Техас и убраться подальше от своего отца. — Она резко поворачивается ко мне. — Я права?

Я прикусываю губу.

— К чему я это все говорю? — продолжает Виктория, не сводя с меня глаз. — Хвала Деззи. И как жаль, что ее чертова семья, привлекающая внимание папарацци, следует за ней. Вы только посмотрите на ее бледное лицо. Она выглядит взволнованной из-за новостей о прибытии семьи, а Ариэль? — Она поворачивается к Ариэль и впивается в нее взглядом. — Подойди к ней. Посмотри в ее глаза. Правда была рядом все это время. Единственная, кто лжет всем, это ты.

Теперь Ариэль смотрит на меня. Интересно, ищет ли она правду на моем лице, или, может, просто продумывает девяносто девять способов убить меня. Ее глаза — непроницаемая смесь замешательства и обиды, и это непохоже на тот взгляд, которым она награждала меня на занятиях по актерскому мастерству. На секунду я ловлю себя на мысли, что на самом деле это Клейтон бросил ее. Я никогда не видела этой ее другой стороны до текущего момента.

Меньше русалки. Больше морской ведьмы.

Ариэль, наконец, приоткрывает губы, хотя ей требуется несколько секунд, чтобы произнести хоть какие-то слова.

— Я не доверяю лжецам. Я не люблю их. Клейтон. Ты. Вы созданы друг для друга, парочка лжецов.

— Мы все лжецы, — говорит Виктория, закатив глаза. — Или ты не слышала песню Деззи? Я лгунья. Ты лгунья. Да, давай устроим большую вечеринку лжецов и, черт возьми, покончим с этим. — Она делает два шага к Ариэль. — Это гримерная комната. Которая принадлежит актерскому составу. Учитывая, что ты не являешься его частью, я предлагаю тебе пойти на собственную не-для-актерского-состава вечеринку и… покончить… с этим.