Читай по губам (ЛП) - Баннер Дэрил

Во время репетиции я приклеен к Дику и осветительным приборам больше, чем к сцене, и это меня расстраивает, так как я хотел понаблюдать за Деззи и сказать ей несколько слов поддержки, когда увижу. Теперь, когда Келлен уехал, каждое действие кажется сюрреалистичным. Синяк на щеке Келлена не только не повлек никакого наказания, но и позволил мне получить награду. Дик гораздо спокойнее, веселее и, возможно, более образован для этой работы. Мы работаем в команде и заканчиваем в два раза быстрее, чем ожидали.

Поскольку часть работы Келлена, связанная со сценой похорон в третьем акте, не была закончена, я решаю реализовать свою собственную идею. Дик соглашается с этим, счастливый просто от того, что завершил свою часть работы.

— Что такого делал с тобой Келлен, что работа заняла так чертовски много времени? — шутит Дик.

Я отвечаю, что фокусировка света с палкой в заднице занимает у кого-то много времени, и Дик чересчур громко хохочет.

Когда наступает почти одиннадцать, и звезды пытаются прорваться сквозь кромешную тьму неба, Деззи замечает меня на скамейке в ожидании ее. Волосы Деззи растрепаны и спутаны, что придает ей дикую сексуальность, которая заводит меня в тот момент, как вижу ее. Но когда я наклоняюсь за поцелуем, Деззи кажется рассеянной, и ее глаза смотрят куда-то вдаль.

— Что случилось? — спрашиваю я, но она лишь отвечает, что устала.

Когда мы добираемся до квартиры, Брант и Дмитрий исчезают. Обычно это означает, что мы с Деззи можем расслабиться и немного повеселиться, но в ее глазах застыло напряжение, и она не улыбается. Она оставляет свои вещи, двигается прямиком к кровати и ложится, не говоря ни слова. Я смотрю на нее в замешательстве, стоя в дверях спальни. Ей что-то сказали на репетиции? Виктория снова ведет себя как стерва? Да, Виктория посещает некоторые репетиции вместе с командой костюмеров, чтобы корректировать костюмы.

По какой-то причине я не уверен, что Деззи хочет, чтобы я ее утешал. Внезапно ощущаю огромное расстояние между нами и не могу отделить свои опасения по поводу неожиданного ухода Келлена от холодности Деззи. Какая-то темная часть меня понимает, что я заслуживаю этого.

Но тогда почему Деззи согласилась прийти ко мне?

Дверь в комнату Бранта открывается, он выглядывает наружу и ищет меня взглядом.

Оказывается, мы не одни дома, как я думал.

Поскольку глаза Деззи закрыты, и она свернулась калачиком на одной из моих подушек, я позволяю ей отдохнуть. Тихо закрываю дверь и подхожу к кухонному столу, за которым сидит Брант, перекусывая хлопьями прямо из коробки. Он спрашивает, все ли в порядке — предполагаю, что он имеет в виду нас с Деззи, судя по его кивку головы в сторону моей комнаты. Я пожимаю плечами, прижимая ладони к глазам и глубоко вздыхая.

Брант похлопывает меня по руке и подносит экран телефона к моему лицу, отчего я щурюсь:

Она же не злится на тебя из-за Хлои, да?

Я несколько раз читаю этот текст. Потом ко мне приходит озарение, я складываю дважды два, и в груди расползается новая волна гнева, отчего мое лицо вспыхивает.

— Какого хрена ты сделал Хлое? — спрашиваю я, поворачиваясь к нему.

— Чувак, это было несерьезно с самого начала, — говорит Брант, поднимая руки в свою защиту. — Но потом она сказала, что любит меня, и…

— У тебя есть сотни других девушек в кампусе, — бросаю я ему в ответ, мой гнев мгновенно усиливается, — и ты выбрал одну из подруг Деззи?

— Я ее не выбирал. Она выбрала меня.

— Какого хрена ты сделал это? — парирую я и толкаю его в грудь. Брант натыкается на стену, и все следы веселья исчезают с его лица. — Я ведь научил тебя, как разговаривать с девушками. Помнишь, ублюдок? Ты, кажется, забыл, что раньше боялся их, как жалкий, испуганный кусок дерьма. Тогда ты даже не мог подойти к девушке, не обоссав свои штанишки.

Разозлившись, Брант пытается показать мне жестами, что это я испуганный кусок дерьма, но вместо слова «испуганный» он просто шевелит руками и воздухе, но зато он не может забыть свой любимый знак «пердеть».

— Я научил тебя разговаривать с девушками, чтобы придать уверенности, — говорю я. — Не для того, чтобы ты превратился в бабника. Если бы девушки, с которыми ты встречаешься, были умными, они бы держались от тебя подальше.

Он что-то говорит мне, но я не в настроении, чтобы читать по губам, теперь его очередь слушать.

— А уважение? — продолжаю я. — Где, блядь, твое уважение, Брант? Ты можешь вытаскивать свой член, когда угодно, ставить свою метку на каждом дереве, но держи его подальше от моей девушки и ее друзей. Это называется чертовым уважением.

Брант приподнимает подбородок и начинает кричать на меня. Я понятия не имею, что он говорит.

— Очень умно, — говорю я сквозь его крики. — Продолжай в том же духе, Брант. Продолжай кричать на своего глухого друга. Кричи немного громче, помоги своему приятелю, я все еще не слышу тебя.

Брант упирается руками мне в грудь, все еще крича. Я не сдвигаюсь с места.

— Это все, на что ты способен?

Он снова пихает меня. Я кладу руку ему на грудь и толкаю его, он снова влетает в стену. Я вижу его ошеломленный взгляд, когда его шапочка срывается с головы от удара, падая на пол.

Я подхожу к Бранту нос к носу и прижимаю его к стене одним своим присутствием. С рычанием, вырвавшимся откуда-то из темноты, я говорю:

— Ты не заслуживаешь времени ни одной приличной женщины.

Его взгляд встречается с моим. Я ожидал, что он хорошенько врежет мне по лицу. Может быть, я даже хотел этого, мне нужно, чтобы меня вырубили, и я больше не чувствовал ту ярость внутри меня, которой некуда выйти. Эта ярость живет во мне слишком долго, подчиняясь безмолвному миру. Она делает намного легче время, проведенное в одиночестве. Так гораздо легче ненавидеть людей. Ярость была моим другом с самого первого дня, защищая от придурков, которые пытались сломать меня.

Вся ярость медленно уходит из глаз Бранта. И я стою так близко, что вижу, как гнев сменяется болью.

Я с трудом сглатываю. Не знаю, что делать: сожалеть о своих словах, извиняться или пробить дыру в стене рядом с его головой.

Затем его взгляд перемещается. Я оборачиваюсь. В коридоре стоит Деззи.

Как много она слышала?

Она показывает:

— Это и есть тот самый «ты», которого ты прятал? У тебя проблемы с гневом?

Все ее жесты неверные, но я понял суть.

Я сжимаю кулаки так сильно, что могу выдавить кровь из ладоней.

— У меня нет проблем с гневом, — рычу я сквозь жгучую тишину, а затем саркастически добавляю, — у меня проблемы с глухотой.

— Он написал мне, — показывает она, а затем произносит имя по буквам: — К-Е-Л-Л-Е-Н.

Мой кулак, разбивающий его очки, проносится в памяти. Понимаю, что мои зубы стучат друг о друга.

— Он велел мне остерегаться тебя, — говорит Деззи и одновременно переводит на язык жестов. Однако вместо «остерегаться» она показывает «бояться», что не меняет сути. Я смотрю на ее губы, каждое ее слово причиняет боль. — Он не сказал мне почему, но я знаю, что он уехал преждевременно. Эрик сказал мне на репетиции. Что случилось? Келлен уехал из-за тебя?

Все, что я могу сделать, это смотреть на нее. Что было бы проще всего сказать? Что я ударил его из-за слов о ней, из-за чего она может подумать, что я просто собственник? Или, что я мог бы бить Келлена до тех пор, пока от его гребаного лица ничего не останется?

Почему мне кажется, что я в любом случае проиграю?

— Он просто… Он просто должен был уйти.

Мои слова звучат на последнем вздохе легких.

Сумка Деззи висит у нее на плече, я только сейчас это замечаю. Она перекидывает ремешок через плечо, говоря, что она должна уйти.

— Деззи, — умоляю я.

Я следую за ней, крича вслед. Только оказавшись за дверью, она оглядывается. Но не ее уход причиняет мне боль.