Божий поселок - Шаукат Сиддики

Постепенно привели в порядок мастерскую, библиотеки-читальни и медпункт. Самая трудная проблема, однако, оставалась еще не решенной — средства для фонда организации так и не были найдены. «Жаворонки» в целях экономии всячески урезали расходы: ели два раза в сутки, вместо обычных сигарет курили бири .

Салман был очень слаб, когда вышел из больницы, а теперь из-за большого напряжения и лишений, на которые обрекали себя он и его товарищи, совсем исхудал, глаза у него ввалились, скулы были обтянуты кожей, волосы на голове торчали. Но он не замечал этого и день и ночь был занят делом.

Однажды вечером он шел через базар и неожиданно столкнулся с Ниязом. Рядом с ним была Султана. В модном шелковом платье, слегка припудренная и подкрашенная, Султана казалась сказочной принцессой, сошедшей с картины. Салман хотел было проскользнуть мимо, но Нияз окликнул его:

— Хелло, господин Салман!

Салману пришлось остановиться.

— Где это вы пропадали?—дружелюбно продолжал Нияз.

— Я был здесь,— коротко ответил Салман.

— А что с вами случилось?

Салман смущенно опустил глаза. Действительно, что за вид? Волосы грязные и взлохмаченные, небритый, одежда помятая и неопрятная, на плече сквозь дыру проглядывает голое тело. А Нияз? Он словно только что вышел от портного — светло-голубая нейлоновая рубашка, отлично сшитый костюм; лицо свежее, с легким румянцем, глаза ясные и чистые. Он не выглядел смешным или старым рядом с Султаной.

Салман почувствовал себя мышью, вылезшей из норы.

— Где-нибудь работаете или все еще не нашли подходящего места? — расспрашивал его Нияз.

— Я давно уже отказался от этой мысли.

— Так чем же вы занимаетесь?

— Служу народу.

— Э, друг мой!—расхохотался Нияз.— Бросайте это дело. Посмотрите на себя, на кого вы похожи. Я вас даже не сразу узнал.

— Я болел,— растерянно проговорил Салман.

— Бросайте свою «предводительскую» деятельность,— наставительно продолжал Нияз.— Это дело великих людей. Послушайтесь моего совета, приходите завтра ко мне в контору, я найду вам работу. Это на улице, что против кинотеатра, спросите — вам каждый покажет. Обычно я приезжаю туда к девяти утра и до двух, как правило, бываю там.

Салмана раздражал его покровительственный тон. «Несчастный старьевщик,— подумал он,— разбогател на каких-то махинациях и важничает, будто богатство прибавило ему и ума».

— Благодарю вас за участие, но мне не нужна работа,— как можно суше сказал Салман.— При первой необходимости я воспользуюсь вашим любезным предложением.— Он вытащил бири и закурил. Нияз достал из кармана золотой портсигар.

— Закурите сигарету.

— Благодарю, мне эта больше по вкусу.

— Что вас заставляет так мучиться? Просто не укладывается в голове!

— Ну пойдемте, уже поздно! — раздался недовольный голос Султаны.

Нияз обернулся к ней.

— Это господин Салман, мой старый знакомый. Вот занялся сейчас общественной работой и хочет загнать себя в гроб.

Султана разглядывала свои длинные наманикюренные ногти, словно все это было ей совсем не интересно.

— Так я пойду,— заторопился Салман, его тяготила эта встреча.— У меня срочное дело.

— Хорошо. Будет настроение, заходите.

Султана, сопровождаемая Ниязом, легкой и грациозной походкой, с высоко поднятой головой, прошла к машине. Нияз сел за руль, Султана рядом с ним. Салман наблюдал за ними, стоя в стороне. Он надеялся, что Султана хотя бы раз взглянет на него, но напрасно. Она склонилась к Ниязу, что-то шепнула ему на ухо, и оба они улыбнулись.

Машина умчалась. Салман долго глядел ей вслед, потом медленно побрел дальше. Ему было грустно и тоскливо. Воспоминание о том, как однажды ночью эта прекрасная девушка пришла к нему, моля о любви, не давало ему покоя. «Мы могли быть вместе, мы могли быть счастливы, а сегодня она не захотела даже взглянуть на меня. Может, она мстит мне или считает подлецом?»

Вечер прошел в тягостных раздумьях. Наутро Салман обратился к Али Ахмаду с просьбой отпустить его на несколько дней домой, так как у него заболела мать. Дав ему на дорогу двадцать рупий, Али Ахмад просил его поскорее возвращаться.

Ночным поездом Салман уехал.

II

Туманным августовским утром, со старым чемоданчиком в руках, Салман появился на пороге родительского дома. Отец встретил его сухо, как непрошеного гостя. Мать обрадовалась, прижала его голову к груди, поплакала. Остальные смотрели на него холодно и удивленно, ни о чем особенно не расспрашивали и вскоре перестали замечать. Его осунувшееся лицо, ввалившиеся глаза и потертая одежда говорили сами за себя — он был неудачник, а неудачников в семье не любили.

За время его отсутствия в доме произошли большие перемены. Отец вышел в отставку и теперь получал пенсию. Он отпустил бороду и регулярно пять раз в день молится, встает на рассвете и читает коран, но большую часть времени проводит в своей комнате, покуривая хукку * и изучая религиозные книги. По вечерам, помолившись, он молча усаживается в гостиной. Вскоре собираются его сверстники. Они покуривают хукку, жуют пан и беседуют о том о сем.

Отец был очень доволен своим положением. Он гордился тем, что тридцать шесть лет честно нес государственную службу, никогда не вызывая недовольства начальства. Теперь он получает заслуженные триста двадцать пять рупий пенсии и живет себе припеваючи. Дети взрослые, он дал всем высшее образование и всех устроил. Вот только средний сын, Салман, оказался неудачником. Отец хотел, чтобы он стал гахеилдаром или хотя бы помощником полицейского инспектора, но Салман не оправдал его надежд.

Мать выглядела старше своих лет. Здоровье у нее было неважное, ее мучили приступы тяжелого, надрывного кашля. Она часто плакала и жаловалась на свою жизнь. Когда-то она управляла всем домом, но теперь к ней относились хуже, чем к служанке. Она жила в тесной и темной комнатушке, из которой редко выходила. Детей своих она считала высокомерными и невоспитанными, а они упрекали ее в невежественности и неряшливости. Когда в дом приходили почетные гости, мать старались не пускать в гостиную, потому что, по мнению домочадцев, она не умела держать себя в обществе и за нее якобы приходилось краснеть перед людьми.

Приход гостей был единственной возможностью, когда она могла отомстить своим неблагодарным детям. В эти дни она выходила в гостиную в своем истрепанном платье, волоча ноги в растоптанных туфлях. Лица обеих ее дочерей и невестки становились бледными. Они бросали на нее красноречивые взгляды, говорящие, чтобы она поскорее убралась, но мать делала вид, что ничего не замечает, усаживалась с гостями и начинала рассказывать им всякие истории. После ухода гостей в доме поднималась буря. На бедную женщину обрушивался град упреков и оскорблений. Она плакала и грозилась, что уедет навсегда к своей сестре. Всхлипывая, она вытаскивала из сундуков свой небогатый скарб, сворачивала постель и приказывала слуге бежать за тонгой. Все это происходило в строгой последовательности, как в театре. Затем мать начинала прощаться: обнимала каждого и долго плакала, прижимая детей к груди. Это была кульминация домашней драмы: мать плакала, дети хором уговаривали ее остаться и злились друг на друга. Постепенно страсти начинали остывать. Мать уже не настаивала на отъезде — и все оставалось по-прежнему.

Обычно перед приходом гостей ее старались умаслить, уговаривали сидеть тихо в своей комнате и не показываться в гостиной. В те дни, К )гда ее появление в гостиной было особенно нежелательно, дверь комнатушки запирали. Hd это помогало редко: мать могла поднять такой шум, что всем соседям становилось ясно — пришли гости и бедную женщину снова заперли.

Больше всего переживала мать, что ее лишили права вести домашнее хозяйство. Поэтому особую обиду она питала к младшей дочери, которая распоряжалась всем в доме, хотя главной ее страстью были наряды и косметика.

Средства на приобретение нарядов она «экономила» либо из денег, которые ей давали на расходы по хозяйству, либо вымогала у матери ее скудные сбережения.

Старшая сестра Салмана преподавала в каком-то лахорском колледже и приехала на каникулы домой. Она кончила философский факультет, но перед собой ставила только одну философскую проблему—выйти замуж за какого-нибудь крупного правительственного чиновника. В ожидании такого жениха у нее в волосах появилась уже седина, и никакая косметика не могла скрыть морщинок у глаз. Она мало разговаривала и относилась ко всем домашним так, словно они были ее рабы. Потеряв надежду выйти замуж за правительственного чиновника, она хлопотала теперь о предоставлении ей стипендии для поездки за границу. С этой целью она так часто посещала квартиру чиновника министерства просвещения, что дело приняло скандальную огласку.