Уровень Альфа - Ая эН

Кроме того, Дюшка видел Ризи, видел со стороны и одновременно его глазами, причем глазами друга он видел самого себя. И сам себе казался нелепым и жалким.

– Я не хотел тебя убивать, не хотел! – кричал Дюшка, сам кричал, сам видел себя со стороны, был одновременно собой и кем-то еще, и этот кто-то, кажется, был Ризи.

Внезапно он (только он не понял, который он – который Дюшка или который Ризи) стал… выдавливать что-то из своей руки. Что-то черное. Это было ужасно! Это было так ужасно, что лучше было умереть. Он (так и не понимая, который он – Дюшка или Ризи) перестал обнимать погибшего тюба, упал на пол и умер.

Диди. То, что мы можем видеть, как инфи-нити и пузыри, на самом деле – псевдоквантовые сферы. Некоторое представление об истинной конфигурации этих многомерных сфер дают картинки, которые можно найти в Интернете, если набрать в поисковике «пространства Калаби-Яу».

Ирочка Слунс оторвалась от любимого компьютера, въехала в то, что тюб сдох, а недоразвитый клоненок окончательно спятил, и стремглав бросилась к клетке принимать меры. Успела вовремя. Ее подопечный валялся без сознания и не дышал. Рядом кверху лапами валялся слоникотюб и тоже не дышал.

– Померли! Оба померли! – всплеснула четырьмя руками Ирочка. – И хрюкать нельзя, Майкл меня прибьет. Что делать? Что делать?

Пришлось делать искусственное дыхание. Через минуту Дюшка вздохнул. Фу-у-ух!

Майкл Кэшлоу, а также наблюдающие за всем происходящим Пушкин с Лермонтовым не въехали, куда и каким образом исчезла Верунька. Но они увидели, что объект Клю бросился на пол с криками: «Я не хотел тебя убивать» и «Очнись, пожалуйста» – и тоже поспешили принять меры.

Ирочка засунула Дюшку в постель, пустив в его защитную климатическую камеру дозу снотворного газа, и тут же позвонила Майклу. Она очень боялась того, что Майкл разорется и вышвырнет ее вон за такую плохую работу. Но Майкл, на удивление, заявил, что все правильно, все так и должно быть и ничего удивительного в этом нет. Потом он задал Ирочке вопрос, который ее озадачил. Майкл спросил, на месте ли труп Кешки.

– На месте, – ответила она. – Я его не трогала.

– Он целый? – уточнил Майкл.

– Целый, целый, – поспешно успокоила его Ирочка.

– И никуда не исчезал? Даже на мгновение?

Ира Слунс поняла, что у ее работодателя в мозгах явно глисты завелись, ответила как можно спокойнее, что с трупом тюба все в порядке, и положила трубку. Дюшка спать не спал, но угомонился и лежал, глядя в потолок.

Риз поднялся с пола сам, одновременно выкрикивая вслух всякие глупости и мысленно пытаясь понять, что с ним происходит. Он прошел в душ, окруженный конвоем сотрудников, и только там немного успокоился. Словно какая-то его часть (та, которая ревела и бросалась на пол) потихоньку остыла.

«Зачем я дал ему эту морковку?» – подумали одновременно Ризи и Дюшка.

«Какую еще морковку?»

«Из желтого холодильника!»

«Но тут нет никаких желтых холодильников!»

«Все!!! Я сошел с ума!!!»

И настоящий Клюшкин заснул, потому что на обыкновенных людей снотворный газ действует. А ненастоящий – нет, потому что мутантам четвертого порядка по барабану – снотворный газ, веселящий или омолаживающий.

Мысли и чувства настоящего Клюшкина гасли в Ризе долго, травя душу. Они были неприятные и странные. Иногда бывает такое после противного сна. Просыпаешься и думаешь: «Фу, гадость какая!» Потом пытаешься вспомнить, что же тебе снилось. Да вроде бы ничего особенного. Только у Риза Шортэндлонга все это произошло наяву. Риз отлично осознавал, что все мысли в его голове – это его личные мысли, и видения – это только его видения. Но он совершенно не мог понять, откуда они могли у него взяться. Самая основная мысль была острая и глубокая: «Слоникотюбку можно было не убивать, я зря ее убил». Слово «зря» причем не очень подходило, оттенок у мысли был другой, более пронзительный. «Почему зря? – поражался сам себе Ризи. – Она же это заслужила!» В конце концов Ризенгри убедил себя в том, что «зря» – потому что теперь сотрудники института догадаются, что он – не человек. Вторая противная мысль была такая: «Как я мог это сделать? Это ужасно!» Риз решительно не мог понять, почему это так ужасно. «Бредятина! – осадил сам себя Риз. – Стрелять в летящую утку, которая ничего плохого тебе не сделала, – это нормально, а поджарить гадину, которая тебя дерьмом обдала, – ужасно? Я же ее просто дрессировал, а она…» Тут перед Ризом возникла картинка неподвижных, широко открытых глаз Кешки, и он аж подскочил на месте от неожиданности.

Ангелы Дима Чахлык и Рон Э-Ли-Ли-Доу целиком превратились во внимание.

– Или сейчас, или никогда! – с надеждой прошептал Рон.

«Лечиться мне надо!» – подумал Риз и сплюнул от злости.

Меркнущий телепатический мост между Ризом и Дюшкой от этого плевка рассыпался окончательно. Черная инфи-нить, позволяющая изменять свойства пространства, распалась. Мальчишек больше ничего не объединяло.

– Никогда, – с сожалением вздохнул Дима. – На Землю-4 у меня нет никакой надежды.

Рон молча полез за капсулами.

Глава 20

Крыса

День выдался никакой. Пасмурно, холодно, дождь моросит, под ногами месиво, хорошо хоть, ветра нет. Лещще-то что: за пазухой у брата тепло и cyxo. А вот Бьорки не повезло.

Причем ему дважды не повезло. С погодой и с попутчиком. Едва он вышел за калитку:

– Эй!

Бьорки обернулся. У соседнего дома – крепкого каменного пятистенка с покосившейся фанерной пристройкой – стоял девятилетний Мамаш Мумуш. Тупо стоял под дождем. Еще бы не тупо: всего три укола мудрости! На голове зимняя шапка, плечи покрыты выцветшей шалью – и то и другое весьма слабая защита от мокроты. Плюс обычные грязные штаны. Зато на ногах – крепкие боты. Внезапно.

– Привет, Мамаш! – сказал Бьорки.

– Привет!

Бьорки кивнул, повернулся и пошел своей дорогой.

«До чего странный мир! – думал Бьорки. – Продвинутые технологии ангелов граничат с невероятной отсталостью. И ведь лежат же у них в шкафах новые вещи. И ведь моются они чуть не каждый день, таковы правила. Но вот стирать одежду – правил нет. Как можно вымыться и натянуть на себя воняющую шмотку, которая уже коркой от грязи покрылась?! Эх…»

– Эй!

Бьорки опять остановился, обернулся. Мальчишка стоял на том же месте.

– Иди домой! – сказал Бьорки. – Дождь.

Ну и что, что дождь? У них по полгода каждый день с утра ливень, скоро похолодает – вообще метели начнутся.

– Иди. Домой.

– Не… Папа…

Крыса, сидящая в кармане за пазухой, зашевелилась. Наверное, ей не хватало воздуха. Бьо решил не тратить время на дурака, махнул рукой и пошел прочь. Но сзади – пшеп-шлеп! – послышались торопливые шаги.

– Домой иди!

– Не. Папа.

Мамаш шмукнул. Бьорки присмотрелся:

– Э, да у тебя кровь на лице! Упал?

– Не. Папа.

– Он тебя ударил?

– Да.

Возможно, Мамаш ждал приглашения в гости. Но сейчас в гости к землянам-28 было никак нельзя. Бьо предпринял последнюю попытку отогнать пацана, он сказал:

– Ты за мной не ходи. Я в город иду. Меня… меня в Фтопку берут!

Он полагал, что столь страшное для всех аборигенов событие отпугнет мальчика. Но эффект оказался прямо противоположный: Мамаш громко засмеялся. Заржал. Чуть в лужу от смеха не сел. Что такое… Как выяснилось позже, в Фтопку забирают только тогда, когда делают очередной укол мудрости. Потому все немного боятся этих уколов. С одной стороны, чем больше точек на руке – тем лучше, можно хвастаться. С другой – с этой процедуры можно и не вернуться. Знание об этом появляется сразу после первого укола. И уж конечно, уколы не делают в городе, зачем туда идти? В строго назначенный день ангелы сами приедут в деревню. Все жители выстроятся перед Главным Домом. Некоторых ангелы возьмут за руку и заведут в Дом. А остальные будут стоять и петь Песню Ожидания. Не все петь, но те, у кого четыре укола или больше. А потом из Дома выйдут те, кого завели, те, кто стал умнее на один укол. С подарками выйдут. Но кто-то, может, не выйдет. Если такое произойдет, его мама и папа, сестры и братья, и соседи, и друзья станут плакать и петь Песню Горя и Счастья. Из деревни Мамаша пока никого не забирали в Фтопку. А Пипе, когда делали десятый укол, подарили не только компьютер, но еще кофту, зонтик, коробку пластилина и постельное белье. Кофту, белье и зонтик мама сразу спрятала: Пипа такая худая и некрасивая, что ее без приданого никто не возьмет. А коробка с пластилином так и лежит у них на полке. Пипа не понимает, что с ним делать. Наверное, об этом только после одиннадцатого укола ей станет ясно. А Мамашу после третьего укола подарили совсем мало. Машинку подарили, ее катать можно. Еще книжку подарили с наклейками. Мамаш все наклейки наклеил на самую первую страничку чтобы было красиво. Получилось очень красиво. Всем понравилось. Только Пипе не понравилось. Она сказала: не туда наклеил.