Точка кипения - Али Найт

Через несколько секунд начинается другое видео, на этот раз его туфли находятся под столом. Он уже не в офисе, на полу прекрасный белый кафель. Здесь отличная акустика, так что слова эхом разлетаются вокруг. Камера ужасно раскачивается, как будто Лекс прыгает на одной ноге, затем она останавливается. Напротив него пара фиолетовых туфель.

У их обладательницы длинные ноги и тонкие лодыжки. Лекс раскачивается на стуле, а может, это кресло-качалка. Возле стола видны дорогие кожаные туфли на каблуках и ножки в чулках телесного цвета. Невозможно разобрать, о чем идет разговор, но фильм захватывающий; язык тела очень выразительный.

Слева от фиолетовых туфель пара черных мужских ботинок. Один шнурок попадает в камеру Лекса, и я мгновенно узнаю туфли Пола. Еще пять минут смены поз и покачивания ног, и камера Лекса переходит на владелицу каблуков, а она кокетливо скрещивает ноги и отклоняется в сторону. Я начинаю уставать от флирта Лекса, раскачивающегося всем телом и ногой с камерой в частности, а фиолетовые туфли, укрывшись под столом от любопытных глаз, обвиваются вокруг лодыжки Пола. Вот где спрятана настоящая страсть! И как только туфли исчезают за штаниной моего мужа, я вспоминаю, где видела их раньше: они стояли прямо под железнодорожным ретрозначком в спальне Мелоди, ее мама как раз вычистила их и показала мне.

Пятьдесят процентов женатых мужчин изменяют. Или семьдесят процентов. Или все сто, никто точно не знает.

Другие ноги и колени мелькают на экране, но я больше не обращаю на это никакого внимания. Я была слишком самонадеянна, считая, что меня не постигнет подобная участь. Я думала, что я особенная, что мы особенные. Я считала себя удачливой. Но я только что увидела жестокую правду, очевидное доказательство того, что я такая же, как все, и моя счастливая жизнь — это фарс. Элоида была права: ты обманул нас обеих, Пол. Как ты мог так поступить со мной? Ты знал, что делаешь. И что еще важнее, Лекс тоже знал.

Его экспериментальный фильм невольно запечатлел все это. Как он, должно быть, злорадствовал, когда вручал Мелоди ядовитый маленький подарочек.

Меня охватывает гнев за мою упрямую самонадеянность, за возможности карьерного роста, которые я так никогда и не использовала, за то, что ставила интересы Пола выше своих, за свое лицемерие. Ругая себя за все, что случилось, я засовываю диск в сумку и достаю камеру Лекса.

— Мы в информационном мире, Кейт, — саркастично шепчу я. — Улыбайся, тебя снимают…

Я прочитываю инструкции от корки до корки — мозг, несмотря на мое измождение, работает очень ясно. Я смогла запомнить каждое слово. Потом я ставлю камеру на кухонную полку, устанавливаю нужный ракурс и выставляю функцию ночной съемки. Пора действовать…

Я начинаю взволнованно, хриплым и низким голосом. Спотыкаюсь и снова начинаю, на этот раз увереннее:

— Меня зовут Кейт Форман, я скрываюсь от полиции. Меня разыскивают по обвинению в убийстве Мелоди Грэм и Лекса Вуда. И эта запись — моя последняя возможность доказать, что я невиновна.

Чем дольше я говорю, тем увереннее звучит мой голос. Я начинаю с того, как нашла Пола в нашей кухне, потом говорю о том, что шарф с кровью Мелоди почему-то оказался в моем доме, рассказываю, как обнаружила тело Лекса. Посреди повествования голос мой замирает. За задней дверью слышится какой-то глухой звук, потом дверь открывается, и тяжелые шаги раздаются уже на лестнице.

Глава 40

Я успеваю только юркнуть под стол, ругаясь про себя, насколько глупо было полагать, что полиция не придет сюда. Длинные тени падают на пол, когда на корме включается свет. Я слышу, как открывается дверь шкафа и на пол падает чья-то сумка. На полицию это не похоже. Я осторожно ползу вперед и сворачиваю за угол в коридор. Отсюда не очень хорошо видно, но вот открывается дверь шкафа под лестницей и мужская рука вытаскивает оттуда что-то. Это сундучок из старого, позеленевшего металла, оставшийся с тех времен, когда на барже был офис Форвуда. Кто-то копается в нем, и в моем сердце закипает холодная ненависть. Я догадываюсь, что это ты, Пол, и ты пришел сюда за чем-то. Сейчас полночь, и это не совсем подходящее время для проверки финансовых соглашений или старых документов. Рука берет папку, ее голубой цвет под полоской света кажется зеленым. Рука исчезает из моего поля зрения, и дверь шкафа с глухим стуком закрывается. Пригнувшись, я припадаю к полу рядом со столом, потому что высокая фигура делает несколько больших шагов и входит в комнату. Но это не мой неверный муж, это Джон.

Он нисколько не удивлен. Во всяком случае, не показывает этого.

— Вот, значит, ты где. С тобой все в порядке?

— Нет. Что ты ищешь?

Он неопределенно качает головой, уклоняясь от ответа.

— Полиция в доме?

— Конечно.

— Они, должно быть, нашли Пола очень убедительным, раз после результатов анализа крови на шарфе он находится с детьми, в то время как я спасаюсь бегством, — с издевкой замечаю я.

Джон долго молчит, потом говорит:

— Он беспокоится о тебе. Дети плачут.

Я чувствую себя так, будто у меня вырвали кусочек сердца. Джон понимает это и добавляет:

— Но сейчас они спят.

Он кладет несколько папок на стол.

— Я ненадолго. — Он садится напротив меня, попадая в объектив работающей камеры. — Из-за тебя тут такая шумиха…

— Я их не убивала! — отрезаю я.

Джон смотрит на меня из-под густых бровей.

— Зачем ты вломилась в квартиру Лекса?

«Новости распространяются быстро», — проносится у меня в голове. А может быть, мой звонок на 999 вовсе и не был анонимным.

Джон не верит мне, поэтому я пытаюсь его убедить.

— Я надеялась, там есть что-то, что могло бы мне помочь. Но единственное, что я обнаружила, — это его тело…

Джон отводит взгляд в сторону.

— Но никаких подсказок там нет. Правда, позже я нашла ключ к разгадке. Чего я не знала, так это того, что Лекс дал мне намек очень давно, но ни он, ни я не понимали этого — до настоящего времени.

Джон, повернувшись ко мне спиной, пристально вглядывается в полумрак.

— Лекс дал тебе ответ. — Это не вопрос, а утверждение. Джон нахмурился. — Иона и кит…

Он замирает и начинает легонько барабанить пальцами по одной из папок. Ночь идеальна для него: когда он низко наклоняется над стопкой бумаг, то кажется, что бледность исчезает с его лица. Вечером Джон всегда оживал, становился душой компании, и от него не хотелось уходить. Сейчас его глаза блестят, тело нервно подрагивает. С этого ракурса он так похож на Пола! У них одинаковые руки. Огромным усилием воли я вытесняю из своей памяти воспоминание о том, где побывали руки Пола.

— Иона и кит… Что ты думаешь об этой притче, Кейт?

— Разве сейчас у нас есть время обсуждать это? — раздраженно отвечаю я и вытягиваю шею, чтобы посмотреть, что он читает. В то же время я понимаю, что за садом ожидает полиция, которая навсегда может прекратить мои поиски.

— Твой телефон отключен?

— Конечно.

— Большой съел маленького… — Он листает страницы. — CPTV проглотил Форвуд, вот такие дела…

— О чем ты?

Джон с такой силой бросает папку на стол, что тот трясется, и смотрит на меня.

— Объясню, только когда ты расскажешь все, что знаешь.

Я пристально смотрю ему в глаза, понимая, что придется рискнуть.

— Мы с Лексом были такими разными, но оба хотели узнать правду. Лекс придумал для меня специальное прозвище, такая себе шутка в мой адрес. Я думаю, он назвал это прозвище своему убийце, Раифу…

— Иона собирается проглотить кита. — Джон кладет руки за голову и всем своим видом показывает, что все понял. — Значит, Лекс знал! — Джон наклоняется, широко разведя колени, потому что его длинные ноги не помещаются под столом. — Два года назад, когда CPTV покупало Форвуд, Лекс пошутил, что мы были Ионой, которого заглатывал кит. На прошлой неделе я получил сообщение от Лекса, в котором он писал, что Иона собирается съесть кита. Это было последнее сообщение, которое я получил от него. Но как могли мы съесть кита? Мы крошечная компания, а они большая. И вот сегодня утром я получил уведомление от адвокатов CPTV относительно заключительного платежа, который они нам должны. Они пытаются отсрочить выплаты. Поэтому я задал себе вопрос почему. Одна из причин: они просто не в состоянии заплатить. А если они не могут заплатить, то это потому, что обанкротились. Одна из самых больших медиакомпаний в Европе обанкротилась!

Я качаю головой, совершенно сбитая с толку.

— Этого не может быть! Ты же сам сказал, что они огромная компания.

— Да, но быть большой не означает иметь много денег. Сейчас кризис, банки не выдают кредит. Даже у больших компаний проблемы с получением дополнительных фондов, особенно у таких старомодных телекомпаний, как CPTV. И еще кое-что: Форвуд оказался на гребне волны два года назад, потому что мы произвели сенсацию нашим голосованием в телефонном режиме и с помощью SMS-сообщений, все это сыграло нам на руку. Но потом пошли скандалы по поводу голосований в прямом эфире, и прибыль всех программ и каналов, основанных на этом, существенно уменьшилась. Сейчас таким способом огромных денег уже не заработать, а другая причина — банки просто не дадут кредит. — Джон качает головой. — Такая маленькая компания, как Форвуд, может обанкротить огромную корпорацию, и никто не понимает…