Ответственность религии и науки в современном мире - Сборник статей

Но разве и сама техника не «погибает»? Она «погибает», чтобы, подобно Фениксу, возродиться из собственного «пепла» в еще более совершенной и устрашающей форме. Каждое новое техническое достижение, открывая новые возможности, создает и новые риски, новую скрытую угрозу, новую непредсказуемость.

Так что же – техника как воля к власти или воля к власти как техника (то есть уже вопрос техники)? Это не тождественные выражения. Что здесь является, говоря языком классической философии, «субъектом»? Техника или воля к власти? Рискну утверждать, что все-таки последняя, оказываясь метафизическим основанием техники. Без воли к власти современная техника не возникла бы; зато она (техника) является и, так сказать, наилучшим прикрытием, маскировкой воли к власти. Техникой восхищаются, на нее надеются, ей даже по-своему «молятся». Мы, следовательно, «употреблены и потреблены» двояким давлением – и «присвоены» им: волей к власти и техникой. Но еще раз подчеркнем и некую двусмысленность наших отношений и с техникой, и с властью. В самом деле, с одной стороны мы сами все в большей степени становимся каким-то «придатком» компьютеризированного мира. Непосредственная очевидность: я включаю монитор. Но более фундаментальный факт заключается в том, что я уже не могу не включить его, что это я подключен к Сети. С другой стороны – ощущение новых грандиозных возможностей, которыми нас соблазняет этот компьютеризированный универсум. Мы поддаемся этому соблазну – но не становимся ли мы при этом его адептами, утрачивая критическую способность мышления, которая переходит в разряд неактуальной архаики?

Но я – имея в виду человеческое существование – хочу поставить вопрос несколько по-другому. Изменяется сама структура данности/заданности. Впрочем, возможности языка позволяют дополнить эту структуру понятиями приданности, сданности, поданости и т. п. Нечто нам дано, нечто задано, нечто нам придано, нечто сдано, нечто буквально подано и продано. Но соответственно всегда была особая сфера того, что нам не было в принципе ни придано, ни сдано, ни продано, ни просто дано. Этой структурой запредельного и недостижимого определялось человеческое существо – в том числе и в его последних притязаниях. Однако техническая экспансия и технической могущество, кажется, посягают на нее, разрушают, делает недействительной, иллюзорной. Что утрачивает в таком случае человек? Иллюзии или самого себя?

Приведем конкретные примеры. Возьмем клинический случай, предполагающий виртуализацию действия или электронное воздействие на пациента на расстоянии. С одной стороны, какой выигрыш во времени! Но с другой – какое отстранение и даже устранение личной ответственности ученого и виновности пациента (если иметь в виду его согласие). Или наука, фактически превращающаяся в науку «терапевтической смерти», в своего рода мягкий суицид опять же с помощью компьютера, с помощью запрограммированной в науку смерти. Остановимся на вопросе об эвтаназии более подробно. Раньше человек должен был умереть неотвратимой смертью, которую не он сам избирает; и он должен был умереть, необходимо пройдя муки духовного и физического страдания. Зато ему была обещана возможность вечного спасения. Но что такое, собственно говоря, вечное спасение? Не повторение того же самого, а истинное самообретение и одновременно актуальная сопричастность Божественному. Таков один онтологический статус человеческого бытия. А теперь у человека есть – кое-где уже и юридически закрепленная – возможность самому выбрать себе смерть – и смерть комфортную, избавленную от необходимых страданий; облегченную, незаметную смерть. Но одновременно он отказывается от того, о чем говорят все религии, он предает и утрачивает эту перспективу вечного спасения, заменяя ее псевдоспасением сколь угодно долгого продления жизни, то есть не принципиально иного, а того же самого. Таков совершенно другой онтологический статус человеческого существования. Иначе говоря, такие технические возможности, как безболезненная эвтаназия или искусственное продление жизни, самым радикальным образом сказываются на онтологическом статусе человека. Человек онтологически становится чем-то иным – и как представляется мне, именно более ущербным.

Религиозная этика и современная антропология

Анжелики Керасиду 

В защиту христианской этики

В отношении христианской этики часто звучит обвинение в том, что она основана больше на интуиции, чем на разуме, и обращена в большей степени к нашим чувствам, чем к логическому мышлению. Христианство представляет собою законченную доктринально-философскую систему. Если кто-то готов принять его философские основы, ему следует также быть готовым принять и его учение, а также сделать над собой усилие и прийти к вере, которую предполагает это учение. Вера есть краеугольный камень всей христианской этико-философской системы, и если ее убрать, то вся конструкция рухнет. Современное западное общество, однако, не может подавить у людей религиозную свободу и свободу выбора, навязав им специфические религиозные традиции. Это одна из основных причин, почему многие неверующие моралисты заявляют, что секуляризованное общество не может принять основанную на христианстве и ориентированную на христианство этическую систему, поскольку не все люди испытывают те же чувства и эмоции. А потому безбожная этическая система, основанная на голом разуме, станет ей лучшей заменой, так как все мы обладаем тем, что именуется «человеческая логика».

Одной из серьезнейших проблем сегодня, которую никак не могут разрешить законодатели во всем мире и которая разводит по разным полюсам членов одного и того же сообщества, является вопрос об исследовании стволовых клеток. Грандиозный прогресс, достигнутый биотехнологиями за последние несколько десятилетий, вновь стал причиной споров о моральном статусе человеческого зародыша. Нас искушают открывающиеся перспективы новых, более эффективных, методов лечения. Мы получаем возможность излечения таких недугов, как рак, болезни Хантингтона и Альцгеймера. Однако за это придется заплатить определенную цену. Для разработки методики лечения этих болезней самыми перспективными считаются исследования в области использования человеческих эмбрионов. И хотя все, казалось бы, согласны с тем, что прогресс в медицине должен стать приоритетом каждого общества, в том, насколько далеко могут зайти наука и технологии для достижения этой цели, единства так и нет. Изначально считалось, что существующая легитимность абортов и внематочного зачатия (IVF?) достаточна для того, чтобы убедить противников и дать зеленый свет сторонникам исследований стволовых клеток. Однако этого не случилось. Одна из причин – существующие законы не совсем подходят для контролирования новых технологий, и необходимость в новых законах очевидна. Еще одна причина – еще более важная – состоит в разногласиях о том, на каких нравственных основах следует воздвигать здание этого нового законодательства. Разногласия между сторонниками и противниками исследований стволовых клеток человеческих эмбрионов лежат не в области легитимности изучения человеческого плода, но в сфере этичности его использования.

Этическая корректность изучения человеческого зародыша ставит вопрос о его личности. Каким нравственным статусом обладает неродившийся младенец и насколько он защищен – зависит от того, считать ли его человеческой личностью или нет. Чтобы ответить на этот мучительно трудный вопрос, нам необходимо дать удовлетворительное с этической точки зрения определение личности. Как и другие философские системы, христианство дает ответ на этот вопрос, однако применимость этого ответа в последнее время подвергается сомнениям из-за интуитивного характера, лежащего в основе христианской этической системы. Более утилитарная и рационально обоснованная секулярная этическая система кажется более подходящим кандидатом на эту роль.

Я попытаюсь доказать, что основанная на христианстве или ориентированная на христианство этическая система и концепция личности и личностности могут в равной степени быть обращены и к нашему разуму, и к нашей интуиции, и ее могут принять как верующие, так и неверующие. Я рассмотрю три примера, вызывающие сомнения по поводу личности: это престарелые люди, страдающие слабоумием (обратимым или необратимым), младенцы и зародыши. Я покажу, что секулярно-утили-тарные предположения являются элитарной функциональной системой, которая не учитывает огромную часть человечества, отказывая в моральном праве людям, не вписывающимся в установленные ею критерии личности. С другой стороны, основанная на христианстве этика предлагает систему, обнимающую собой все человечество и оставляющее за человеком его/ее неотъемлемое право на протяжении всей его/ее жизни. Я упомяну и общепринятое обвинение в том, что христианство поддерживает видовой шовинизм человечества, и докажу, что оно основано на непонимании и ложном истолковании христианской религии. В заключение я попытаюсь доказать, что любому человеку разумнее предпочесть общество, более ориентированное на христианскую этику и христианское понятие личности, чем быть членом общества чисто секулярного и утилитарного.