Русская литература для всех. От «Слова о полку Игореве» до Лермонтова - Игорь Николаевич Сухих

мужику и чаю давай, и водки, и булки, и чтобы спать ему от зари до зари, и лечиться, и всякое баловство. А почему? Слаб стал, силы в нем нет вытерпеть. Он и рад бы не спать, да глаза липнут – ничего не поделаешь».

На фоне этом ослабевшего от хорошей жизни нового крестьянина совсем пародийным предстает обобщенный портрет помещика, которого пастух даже переводит в средний род: «Ежели теперича в рассуждении господ, то те пуще мужика ослабли. Нынешний барин все превзошел, такое знает, чего бы и знать не надо, а что толку? Поглядеть на него, так жалость берет… Худенький, мозглявенький, словно венгерец какой или француз, ни важности в нем, ни вида – одно только звание, что барин. Нет у него, сердешного, ни места, ни дела, и не разберешь, что ему надо. Али оно с удочкой сидит и рыбку ловит, али оно лежит вверх пузом и книжку читает, али промеж мужиков топчется и разные слова говорит, а которое голодное, то в писаря нанимается. Так и живет пустяком, и нет того в уме, чтобы себя к настоящему делу приспособить».

Добродетельные Стародумы, на которых рассчитывал Фонвизин, не выполнили взятой на себя исторической роли, так и не смогли перевоспитать Митрофанушек, сделать их ответственными даже за собственную жизнь, не говоря уже о жизни других людей и государства.

Однако это не отменяет заслуги писателя. Фонвизин был первым, кто создал образ, вошедший в русскую культуру и изменивший русский язык. Он спустился на землю с высот одической риторики и идеализации, обнаружил там своего героя и сделал его имя нарицательным.

Термин «недоросль» раньше был чисто юридическим, обозначая дворянина, не достигшего определенного возраста для несения государственной службы. После фонвизинской комедии недоросль превратился в сверхтип маменькиного сынка, торжествующего невежды, наглого хама, а в последней сцене – неблагодарного предателя.

«Первая в наших нравах комедия», – сказал, как мы помним, о «Бригадире» Н. И. Панин. «Недоросль» был второй фонвизинской комедией нравов. Но она навсегда затмила первый фонвизинский успех.

Через восемьдесят лет философ и писатель-романтик В. Ф. Одоевский, прочитав первую комедию А. Н. Островского «Банкрот» («Свои люди – сочтемся»), уточнит жанр фонвизинского создания и поставит его в историко-литературный ряд: «Я считаю на Руси три трагедии: „Недоросль“, „Горе от ума“, „Ревизор“. На „Банкроте“ я поставил нумер четвертый».

Благодаря А. В. Сухово-Кобылину, Чехову, М. А. Булгакову этот ряд продолжился. Но «Недоросль» навсегда остался нумером первым.

С Фонвизина начинается традиция странной комедии-трагедии, дающей формулу времени и вызывающей смех сквозь слезы.

Александр Николаевич Радищев

(1749–1802)

Годы: не раб, но человек

Место Радищева в русской культуре парадоксально. Он – фактически автор одной книги и нескольких стихотворений. Но «Путешествие из Петербурга в Москву», в отличие, например, от «Горя от ума», не относится к вершинам русской словесности. Радищев – писатель эпохи Державина и Карамзина.

Однако ни одно произведение русской литературы ХVIII – ХIХ веков не вызвало такого поразительного отклика, таких грандиозных последствий. Напечатанная всего в 650 экземплярах, из которых лишь около трех десятков попали к читателям, а остальные были сожжены, книга едва не отправила автора на смертную казнь, а сама оказалась под запретом на целое столетие (полностью в Российской империи «Путешествие» было перепечатано лишь в 1905 году).

Из Радищева мог получиться крупный государственный деятель, министр, а получился «бунтовщик хуже Пугачева», писатель-мученик, начинающий пророческую линию русской литературы – как честного самосознания и практического действия.

Судьба Александра Николаевича Радищева до поры до времени складывалась благополучно, по модели жизни образованного дворянина послепетровской эпохи. Он родился 20 (31) августа 1749 года в Москве, в семье состоятельного помещика, образованного, хорошо относящегося к своим крепостным (их было более трех тысяч). Много позднее, во время восстания Емельяна Пугачева, Николай Андреевич с младшими детьми оказался на территории пугачевцев и вынужден был прятаться в лесу, но никто из крестьян не выдал его.

Грамоте Радищева учил как раз один из крепостных. Однако вскоре ребенка отправили в Москву и в 1762 году по указу самой Екатерины II зачислили в Пажеский корпус. Здесь Радищев провел четыре года, между прочим, познакомился с Д. И. Фонвизиным, будущим автором «Недоросля», но перспективы придворной карьеры уступили надеждам на более престижную государственную службу.

В 1767 году, тоже по повелению императрицы, Радищев в числе шести отличившихся успехами пажей был отправлен в Лейпциг для подготовки к службе по судебной части. Там он прожил пять важных лет. Помимо напряженной учебы, несколько значительных событий определили его лейпцигские годы.

В наставники будущим слугам отечества был назначен майор Бокум, грубый, необразованный, жадный. Он воровал отпущенные на содержание воспитанников довольно большие деньги, всячески их притеснял, некоторых даже бил. Студенты устроили свой, не пугачевский, бунт, который тоже завершился печально: они были посажены под арест и отпущены только после вмешательства русского посланника. Бокума все-таки уволили, но почти через пять лет, когда Радищев должен был возвращаться в Россию.

Там же, в Лейпциге, Радищев потерял друга. Федор Ушаков (1747 или 1748–1770) был старше других воспитанников. Он пожертвовал уже определившейся карьерой ради учения в Лейпциге и считался самым ревностным студентом. Он обладал наибольшим авторитетом среди товарищей, фактически возглавил бунт против Бокума, но за год до возвращения в Россию умер в страшных мучениях, тщетно прося дать ему яду.

Свои бумаги он передал Радищеву со словами напутствия-завещания: «Употреби их ‹…› как тебе захочется. Прости теперь в последний раз; помни, что я тебя любил, помни, что нужно в жизни иметь правила, дабы быть блаженным, и что должно быть тверду в мыслях, дабы умирать бестрепетно».

Память об Ушакове Радищев пронес через всю жизнь. Через восемнадцать лет он напишет панегирическое «Житие Федора Васильевича Ушакова» и издаст его вместе с переводами «Размышлений» умершего друга, сопровожденными примечанием: «Сочинения Федора Васильевича суть токмо в переводе. Первое и последнее из оных писал он на французском языке, прочее же на немецком». Это первая радищевская книга (1789). Ушаков остался в истории лишь благодаря ей.

Возвращение в Россию для Радищева тоже было нерадостным. Мечты о ревностном служении отечеству обернулись службой «мелкой сошкой», протоколистом в Сенате. Радищев меняет несколько присутствий и должностей, выходит в отставку, женится (в семье рождаются четверо детей), снова возвращается на службу в таможню (1877) и, в конце концов, достигает достаточно высокого положения.

Параллельно со службой шли литературные занятия. В 1780-е годы Радищев начинает работу над произведениями, которые потом войдут в «Путешествие из Петербурга в Москву» («Сотворение мира», «Слово о Ломоносове»), а потом и над отдельными