Остров - Андрей Алексеевич Кокоулин

портвешок обещал. Надо бы затариться.

— Все дома.

— Да я бы уже употребил.

— Встанешь на остров, может и не захочется, — сказал Лаголев.

— Чего? — Шишлов хохотнул. — Био-Шурик, ты остров себе дома что ль насыпал? Из первостатейного песка?

Лаголев не ответил.

— Но райончик у вас тихий, кажется, — сказал Федька, разглядывая погнутые детские качели. — Ни ресторанов, ни игорных клубов. Видеопроката даже что-то не видать.

— Этого добра в самом конце Лесной много. Там и «Огонек», и несколько кафе. А видеопрокат у нас через дом.

— Надо было тебе два пива заказать, — вздохнул Шишлов.

Они добрались до подъезда и поднялись на четвертый этаж.

Натка была на работе, сын в школе. Лаголев заставил друга сбросить ботинки и первым делом повел того в ванную. Дал полотенце, показал мыло.

— Мойся.

Федька качнулся в проеме.

— Как-то не по-дружески.

— Ну не могу же я тебя такого, за стол, — объяснил Лаголев.

Возразить ему было сложно. Шишлов похмыкал, покривился и потянул свитер через голову.

— Горячая-то хоть есть?

— С утра была.

— А ты давай тогда на стол че-нибудь…

Федька закрылся в ванной. Зашумела вода. Пока друг мылся, Лаголев вскипятил чайник, сделал несколько бутербродов, вымыл кружки и поставил их на освобожденный от растений подоконник. Обновленная кухня не имела стола, зато рядком у стены с окном расположились аж семь разномастных стульев. Неким заменителем стола служила круглая, принесенная Галиной Никитичной этажерка. В нижнем отделении ее помещалась сахарница и розетки с вареньем, на верхнее ставились чашки и блюдца.

Остров дышал теплом и светом. Даже в шаге от него было щекотно, хотелось жмуриться и какое-то время стоять, глупо улыбаясь. Сейчас вот Федьку еще через тебя пропустим, сообщил острову Лаголев, и добра у нас прибудет.

Он приготовил чистую майку и старенькие, но стиранные спортивные штаны, дождался, пока шум воды в ванной стихнет, и стукнул в дверь.

— Федька!

— Да! — отозвался друг.

— Чистое белье.

— Давай.

Дверь приоткрылась, Шишлов с волосами, облепившими лицо, с мокрой, капающей бородой, протянул руку. Лаголев вложил в нее белье.

— Пожрать-то есть что? — спросил Федька.

Отмытый, он выглядел получше. Но и пятна синяков по всему телу проступили пугающим узором.

— Оденешься, проходи на кухню, — сказал Лаголев.

— Яволь.

Одевался Федька минут пять, что-то роняя с полок и чертыхаясь. Наконец, вышел. Лаголев ждал его у холодильника.

— О как! — оценил обстановку Шишлов, ступая на кухню босыми ногами. — А где стол?

— Много места занимает, — сказал Лаголев.

— Погоди, а рюмочку поднести? Человеку с бани холодная водочка в самое то. Саня, ты меня не обижай.

Лаголев улыбнулся.

— Ты сначала сядь.

Он подвинул один из стульев. Шишлов устроился на нем. В узкой для него майке и синих «трениках» Федька больше походил на хозяина квартиры, чем Лаголев в брюках и джемпере.

— Ну, сел.

— Что чувствуешь?

— Жажду.

— И все?

Шишлов развел руками.

— Я же тебе не принцесса на горошине. Ты что, подложил мне что-то?

Он попытался приподняться, одновременно щупая под собой ладонью, но Лаголев сел рядом и взял его за руку.

— Ты просто сидишь на острове.

— Где?

Тепло привычно нахлынуло, душа распахнулась, взлетела, вверх-вверх, Федька рядом замер, а через мгновение уперся глазами в потолок. Что он там видел, Лаголеву было не известно, но лицо давнего друга менялось, болезненно комкалось, светлело, из щелястого рта с хрипом вырывалось дыхание, и вместе с дыханием, казалось, выбивается в воздух мелкая черная пыль, превращаясь в золотистые искры.

— Е!

Коричнево-розовой кашицей Шишлова стошнило на собственные ступни, и он, торопливо присев, принялся собирать блевотину ладонями, которая неумолимо просачивалась обратно сквозь пальцы.

— Тарелку, Саня! Или миску!

— Брось, — сказал Лаголев.

— Прости, я это…

Федька с посмотрел на испачканные руки. Его стошнило еще раз. Какие-то малоприятные комки брызнули изо рта.

— Я сейчас, — сказал Лаголев и пошел за тазиком и тряпкой.

Вдвоем они быстро справились с уборкой. Впрочем, энтузиазм Шишлова больше мешал. Он скользил и разносил продукты своего метаболизма по кухне.

— Так, сядь, — сказал ему Лаголев.

Федька сел.

— Держи таз.

Друг принял посуду. Вид у него сделался виноватый.

— Саня, прости, пожалуйста.

— Видимо, у тебя запущенный случай, — Лаголев собрал блевотину тряпкой. — Как ты себя чувствуешь?

Шишлов нахмурился, оценивая свое внутреннее состояние.

— Вроде ничего не болит, — с удивлением произнес он. — Даже нога не болит.

— Вот это и есть остров.

Лаголев подтер в двух местах и взял у Федьки тазик.

— Вымой руки вон, в мойке. Выпить хочется?

Друг качнул головой, но, поднявшись, широко улыбнулся.

— А вот, знаешь, да!

Он склонился над раковиной и принялся под струей, морщась, оттирать пальцы.

— Понятно, — сказал Лаголев. — На подоконнике чай и бутерброды, можешь перекусить.

Шишлов повернул голову.

— Не, ты жулик, конечно, порядочный, — заговорил он в сторону коридора, где исчез Лаголев, чтобы слить собранное в унитаз, — Я к тебе со всей душой… — он шумно прополоскал рот. — А ты и угостить друга не удосужился. Баночку пива всего-то и купил. Ты знаешь, как выглядит баночка пива со стороны?

— Как? — спросил Лаголев.

— Как насмешка.

— Погоди. Я сейчас.

Лаголев с тазиком перешел в ванную. Шишлов закрутил кран, встряхнул над раковиной кисти рук, потом вытер их о полотенце, висящее на крючке. Поискал и нашел на подоконнике бутерброды.

— Ты одежду мою не выкидывай, — жуя, невнятно проговорил Федька, — пригодится мне еще. Я же это… бомжую.

— И нравится?

— Ха! Меня вообще-то никто не спрашивал на этот счет.

— Ладно, — появился на кухне Лаголев, — давай мы с тобой еще раз…

— Да ну нахрен! — сказал Шишлов, выложив на подоконник локоть.

— Почему?

— Отходняк у меня после твоего острова.

Лаголев улыбнулся.

— Ты бы в зеркало посмотрелся.

— А че, красавец стал? — Федька сунул в рот остатки бутерброда и прошел в коридор.

Там он, почти уткнувшись носом в зеркало над полкой с феном и расческами, секунд тридцать так и этак поворачивал лицо. Пальцы его мяли и отводили растительность, добираясь до кожи под ней.

— Это что, — спросил он, — у меня шрам исчез?

— Ага.

— Не, ну, круто, конечно.

— Что, хуже стало?

— Да не, — Шишлов появился в проеме, — только меня так узнают с пол-тычка. Физиономия, как с фотокарточки.

— Садись, — предложил Лаголев.

Федька скривился.

— Ты бы лучше налил чего, блин.

— Садись-садись, — потянул его к себе Лаголев, — хуже не будет. Это остров, он многое может.

Шишлов хохотнул.

— В прошлое не возвращает? А то я бы загадал, на какое ставить. Была у меня ситуация, где я миллионов пять, если на старые деньги считать, на рулетке за раз спустил.

— Не возвращает.

Знакомое тепло — как пуховое одеяло в детстве. Тебя закутали в