Кругом измена, трусость и обман. Подлинная история отречения Николая II - Петр Мультатули

Получив телеграмму, М. В. Родзянко, по всей видимости, показал её Н. С. Чхеидзе и его советским соратникам с намёком или даже прямой угрозой, что армия придерживается его, Родзянко. Отказ от этой линии или противодействие ей мог бы означать для Совета, что верхушка армии примет сторону Родзянко, а это могло бы означать, что Ставкой будет предпринята реальная, а не бутафорская попытка навести в Петрограде порядок. Конечно, Алексеев на этот шаг, скорее всего, не пошёл бы, так как слишком много его связывало с людьми из левого крыла. Но попугать таким развитием событий он мог. Во всяком случае, когда член Исполкома Совета Н. Н. Суханов (Гиммерзаявил, что «Родзянко пускать к Царю нельзя», то из правого крыла Таврического дворца «для урегулирования вопроса был прислан некий полковник»{783}.

Вполне возможно, что этот «некий полковник» и зачитал членам Исполкома телеграмму генерала Алексеева. «Через короткое время, — вспоминает Суханов, — в комнату влетел бледный, совершенно истрёпанный Керенский. На его лице было отчаяние. „Что вы сделали?.. — заговорил он прерывающимся, трагическим шёпотом. — Родзянко должен был ехать, чтобы заставить Николая подписать отречение, а вы сорвали это… Вы сыграли на руку монархии“»{784}.

А. Ф. Керенский понимал, что начинать противостояние с армией на подконтрольной ей территорией — невозможно. Поэтому весь вопрос с отречением надо было бы решить до попадания литерных поездов на эту территорию. Последней станцией, на которой это было возможно, являлась станция Дно.

Керенский на самом деле отдал распоряжение другому члену Исполкома и тоже масону Бубликову начать энергичные действия по захвату поезда. Это утверждение вытекает из полной подчинённости Бубликова Керенскому, подчинённости как члену руководства ВКГД и Исполкома, а самое главное — подчинённости ему как руководителю Великого Востока. Захват поезда в таком случае виделся Керенскому как повторение ситуации с захватом Таврического дворца 27 февраля 1917 г., когда Родзянко был вынужден утверждать состав созданного Временного комитета под дулами вооружённых людей Керенского. В Дно Керенский думал совершить то же самое: захватить поезд и ждать Родзянко. Когда Родзянко приехал бы, то ему пришлось бы вести переговоры с Императором об отречении в окружении «красной гвардии» Исполкома. По всей видимости, возле станции Дно Императорский поезд был остановлен подконтрольными Исполкому силами. Но Родзянко, который уже направил царю телеграмму и который был уже готов ехать, заранее узнал о событиях около Дно и сумел призвать на помощь Ставку. Скорее всего, упомянутый полковник Фрейман был не один и действовал по поручению командования Северного фронта.

Ю. В. Ломоносов вспоминает, что весь день 1 марта Родзянко вёл «переговоры по военному проводу с генералом Рузским. До этого Комитет Думы никоим образом не мог найти понимание с Советом относительно того, что должно было быть сделано с Царём»{785}.

Сказано вполне откровенно и объясняет, почему после переговоров с Н. В. Рузским Родзянко направил свою телеграмму в Дно. Родзянко был уверен в том, что ситуация будет контролироваться там армией. Однако, по всей видимости, Совет после провала захвата Императорского поезда его людьми, попытался достичь с Родзянко компромисса. Судя по всему, этого компромисса при посредничестве Ставки достичь удалось. Ломоносов вспоминает, что во второй половине дня

1 марта Бубликов ему сообщил об «очень важной встрече», которая происходит «между Комитетом Думы и Советом рабочих депутатов. Родзянко не может сейчас уехать, но передаёт, чтобы вы держали для него поезд. Мы получили ответ от генерала Рузского из Пскова. Армия с нами»{786}.

После согласия генерала Рузского включиться в игру и гарантировать задержку Императора в Пскове у Родзянко отпала необходимость ехать в Дно, а у Совета отбивать царский поезд. После этого Родзянко спокойно отдал распоряжение пропустить литерные поезда в Псков.

В 15 ч 45 мин в императорский поезд пришла телеграмма от М. В. Родзянко, в которой он сообщал, что он экстренным поездом выезжает «на ст. Дно для доклада Вам, Государь, о положении дела и необходимых мерах для спасения России. Убедительно прошу дождаться моего приезда, ибо дорога каждая минута. Председатель Государственной думы Родзянко»{787}.

Любопытно, что М. В. Родзянко в своей телеграмме Государю подписывается как председатель уже не существующей Государственной думы, а не как председатель ВКГД, ставшего тогда уже фактическим революционным правительством.

Изоляция Императрицы Александры Феодоровны, царских детей и Великого Князя Михаила Александровича

В 9 1/2 утра 28 февраля Императрица Александра Феодоровна сообщила гувернёру Наследника Цесаревича Пьеру Жильяру, что «столица фактически в руках революционеров и что Дума образовала Временное правительство, во главе которого стоит Родзянко». Государыня сказала, что она только что «получила от Государя телеграмму, в которой он извещает о своём прибытии к 6 часам утра. Но он желает, чтобы мы покинули Царское Село и переехали в Гатчину или чтобы мы выехали к нему навстречу». Императрица отдала распоряжение готовиться к отъезду{788}.

Баронесса С. К. Буксгевден вспоминала, что 28 февраля утром Государыня ей сказала, что нужно паковать вещи, так как, возможно, придётся «уехать вместе с Императорской семьёй из дворца». Но выяснилось, что покинуть дворец уже невозможно, так как «поезд могут просто не пропустить дальше по линии»{789}.

Баронесса вспоминала, что у «Императрицы до сих пор не было никаких известий от Императора, и она лишь с большим трудом могла справляться со своим беспокойством. Император обычно отвечал на её телеграммы в течение двух часов, поэтому его молчание оказалось для неё свидетельством того, что ситуация стала угрожающей и за пределами Петрограда»{790}.

Подруга Императрицы Ю. Ден, которая находилась в те дни при Государыне, вспоминала, что утром 28 февраля «Государыня сказала, что неоднократно посылала телеграммы Императору, но ответа так и не получила»{791}.

Информация, доложенная Государыне, о том, что выехать из Царского Села невозможно, была ложной. Великий Князь Андрей Владимирович писал, что его брат «Великий Князь Борис Владимирович выехал из Царского Села с обыкновенным пассажирским поездом по Виндавской железной дороге 1 марта вполне благополучно»{792}.

Таким образом, Императрица и августейшие дети не могли выехать из Царского Села не по причине революционной анархии на железных дорогах, а по причине их сознательной изоляции.

Пробравшийся из охваченного мятежом Петрограда генерал К. И. Глобачёв писал, что «Царское, после всего того, что пришлось увидеть и пережить в Петрограде, поразило меня сохранившимся порядком и той тишиной, которая там царствовала. Посты Конвоя Его Величества стояли на своих местах, дворцовая полиция продолжала исполнять свои обязанности»{793}.

Следует отметить, что командование охраны императорской резиденции уже 28 февраля проявляло странное отношение к происходившим событиям. Полковник Б. А. Герарди заявил генералу К. И. Глобачёву, что, по его мнению, события сводятся «к простому дворцовому перевороту в пользу Великого Князя Михаила Александровича»{794}.

Генерал А. И. Спиридович приводит «остроты» того же Герарди: «Ну что ж, не будет Николая, будет Михаил»{795}.

Дворцового коменданта В. Н. Воейкова в Александровском дворце замещал командир Лейб-гвардии Конно-гренадерского полка генерал-майор П. П. Гротен. Действия Гротена в февральские дни вызывают сомнения в отсутствии в них определённого злого умысла.

Великий князь Андрей Владимирович писал в своих записках, что Гротен отказался прокомментировать полное бездействие своё и дворцового ведомства по выполнению приказа Государя о вывозе царицы и детей из Царского Села. Великий Князь писал, что «Гротен отделался полным неведением, что очень странно для помощника Дворцового коменданта, который по долгу службы обязан был принять все меры для спасения Императрицы и детей»{796}.

К вечеру 28 февраля из Петрограда прибыли отряды бунтовщиков, и Царскосельский гарнизон стал переходить на их сторону, не исключая отдельных чинов Конвоя Его Величества и дворцовой полиции. В городе, как и в Петрограде, начались разгромы полицейских участков, ограбления магазинов и тому подобное.