100 великих узников - Надежда Ионина

Шел уже 1659 год. У тюремного окна крепости стоял Великий Могол, и ничего у него больше не было, кроме одной радости — этого окна-бойницы в стене. Но оно не вмещало ни рыжих пропыленных долин, ни темных кущ манговых деревьев у храмов, ни глиняных деревенских домиков. Из тяжелой каменной рамы виден был лишь легкий, как облако, белый мавзолей давно умершей жены. Тяжело больной, отстраненный от власти, он часами смотрел на Тадж-Махал, где покоилась Мумтаз Махал, которую он так любил.

Со временем Аурангзебу, правда, удалось победить озлобленность отца, которая не покидала того со дня заточения. Достигнуто это было почтительными и покорными письмами, которые сын часто писал ему, спрашивая, как у оракула, совета; он оказывал отцу знаки своего сыновнего почтения и внимания, часто посылал подарки. Аурангзеб добился того, что Шах-Джахан тоже стал писать ему, касаясь в письмах государственных и правительственных дел, потом сам послал ему несколько драгоценных камней. А под конец отправил к нему дочь Дары и даже послал свое прощение и отцовское благословение.

После смерти Шах-Джахан тоже был погребен в гробнице Тадж-Махала — в одном склепе с женой. Сейчас в центральном зале мавзолея, украшенном орнаментом из золота и серебра, прямо над склепом лежат две каменные плиты: одна — над могилой Мумтаз Махал, другая — над могилой Шах-Джахана…

Проклятый за честность…

В последний день марта 1492 года испанские власти издали указ об изгнании евреев из страны, после которого многие еврейские семьи вынуждены были переселиться в соседнюю Португалию. Однако здесь они попали в еще большую неволю: им категорически запрещалось эмигрировать, а вместе с тем не давали возможности исповедовать свою религию. В 1580 году испанский король Филипп II, захватив Португалию, начал преследовать иноверцев и здесь. Человека, не исповедовавшего христианство, объявляли еретиком, его ждали страшные пытки в тюремном застенке и смерть на костре. Многие евреи стали марранами — так называли принявших христианство, но полностью они не были уравнены в правах с христианами и всегда находились на подозрении. Инквизиторы не щадили ни бедных, ни богатых, и потому жизнь марранов была сложной и тягостной. Малейшее отступление от евангельской веры грозило любому из них потерей не только всего имущества, но часто и лишением жизни. И потому марраны стремились хотя бы внешне выглядеть благочестивыми католиками.

Среди евреев, принявших христианство, был и португальский дворянин Бенто да Акоста, у которого в 1585 году родился сын Уриель. Как всякий отец, тот желал своему сыну только добра, но знал, что достичь этого тот сможет лишь в том случае, если будет верным христианином. Тогда его жизнь станет спокойной и безмятежной: во-первых, Уриель будет богат, ведь он, Бенто да Акоста, сумел скопить немалое состояние. Во-вторых, он будет знатен, ибо унаследует дворянский титул отца. В-третьих, Уриеля надо определить в католический колледж, где его обучением будут заниматься иезуиты, быстро набиравшие силу. Они без всякой жалости уничтожали всех, кого считали врагами святого престола: топили в воде или сжигали на костре непокорных, рубили головы недовольным… К тому же им покровительствовал сам король Филипп II. Помогая церкви, иезуиты тем самым служили и королю. А раз сам король расположен к ним, то Уриель должен стать иезуитом…

По вечерам отец строго экзаменовал сына, требуя повторить библейские тексты, и радовался, видя, что дело идет на лад. Когда мальчику исполнилось 10 лет, отец отправил его в католический колледж. К этому времени Уриель знал уже Священное Писание так, что ему могли позавидовать многие из взрослых. В школе он числился одним из лучших учеников, хотя учителя и не баловали его, ведь как-никак он был сыном маррана. Но Уриель был настолько прилежен и старателен, что его всегда ставили в пример другим.

Когда сын окончил колледж, Бенто да Акоста отправил его учиться в Коимбрский университет на богословский факультет. Уриелю с детства внушали христианские истины, и, казалось бы, они должны были овладеть всем его существом. Он сделал все, чтобы принять христианские догмы, никогда даже мысли не допускал, что христианское учение может быть ошибочным. Он верил в рассказ о грехопадении Адама и Евы, верил в Иисуса Христа — Сына Божьего, который был распят на кресте, а потом воскрес и вознесся на небо. Многому учила христианская церковь, И ученый даже представить не мог, что в этом можно усомниться. Но сомнение пришло и более того — стало углубляться по мере того, как он окунулся в изучение истории христианства. В Библии, например, Уриель обнаружил много противоречий, отчего впал в отчаяние.

Жизнь тоже посеяла в душе молодого Акосты сомнения. В самом начале его занятий в университете страну охватила эпидемия чумы, и он вынужден был вернуться в родной город Опорто. „Черная смерть“ косила людей без разбора, а они были бессильны противостоять ей. Где он, милосердный Бог? Почему допускает подобное несчастье? И Уриель проанализировал сначала весь свой путь к вере, а потом и к разочарованию в ней… Разум убил веру — убил навсегда и безвозвратно, и теперь никакие рассказы о карах загробного мира не могли напугать его. Он утвердился в мысли, что только разумом человек может постичь все истины.

После окончания университета Уриель вернулся домой и по воле отца стал служить казначеем в одной из церквей города. Должность эта, считал Бенто да Коста, доходная, а главное — она даст сыну возможность сблизиться с „отцами города“, что было весьма важно для укрепления его положения в обществе. Уриеля радушно встретили в церкви, и новые коллеги поручили ему вести учет и распределение средств, поступающих от кающихся грешников. Но близкое знакомство с этим делом только увеличило „скорбь и печаль“ юноши, ведь священники под страхом проклятия и вечных мук внушали прихожанам веру в самые нелепые слухи и сказки. Один из каноников, умный и начитанный, видел терзания молодого Акосты и однажды, под большой тайной, дал ему прочитать сочинение итальянского гуманиста Л. Бруни „Против лицемеров“. Сильное впечатление произвели на Уриеля слова, направленные против двуликих и двоедушных служителей культа:

У вас есть страшные и безобразные пороки. Среди них первое место занимают жадность, надменность, честолюбие. Чтобы скрыть их, вы изобрели эти длинные хламиды, эти огромные капюшоны… Эти одежды вовсе не служат для защиты от холода и зноя, а только прячут ваши пороки от взоров всех окружающих. Если бы вы действительно хотели быть добрыми людьми, вам следовало бы выбросить из души эти пороки, а не прятать их под покрывалом рясы…

Уриель не хотел быть причастным к подобным делам и решил порвать с христианской религией.

Так как в римско-католической вере я не находил успокоения, а хотел твердо примкнуть к какой-нибудь вере, то, зная о великом споре между христианами и иудеями, я просмотрел книгу Моисея и пророков. Там я встретил многое, что противоречило Новому завету; а то, что говорилось Богом, доставляло меньше затруднений… При этом Ветхому завету верили иудеи и христиане, Новому же — только христиане. Наконец, доверившись Моисею, я решил, что должен повиноваться закону, так как Моисей утверждал, что все получил от Бога.

Однако власть католической церкви распространялась далеко и спрятаться от нее марранам было негде. Только после завоевания Нидерландами независимости, благодаря провозглашенной здесь свободе вероисповедания, в Европе появился уголок, где евреи могли укрыться, не боясь гонений и преследований. Они устремлялись сюда целыми группами и вскоре образовали в Амстердаме, который называли „Новым большим Иерусалимом“, свою общину и 7-летнюю еврейскую школу, чтобы воспитывать в ней молодежь в духе своей религии. Уриель уговорил мать и братьев последовать его примеру, перейти в иудаизм и бежать в Амстердам.

Подвергаясь опасности, Уриель Акоста отправился в Голландию. Так в 1614 году в синагоге Бет-Иаков, располагавшейся в одном из кварталов Амстердама, появился новый член еврейской общины, которому было тогда около 30 лет. Уриелю Акосте в это время было около 30 лет. В Амстердаме он и четыре его брата, „чтобы исполнить закон, сейчас же совершили обрезание“, и этот знак союза Акосты с богом Авраамовым на время успокоил его бунтарский дух. Ведь он был уже не тем пылким юношей, который когда-то по настоянию отца пошел учиться в иезуитский колледж.

В Амстердаме молодой Акоста занялся финансовыми сделками и торговыми операциями, и хотя до сих пор ему не приходилось заниматься подобными делами, он весьма преуспел в них. Вскоре его дом стал одним из самых богатых в еврейском квартале; Уриель Акоста приобрел репутацию добропорядочного человека и, казалось, имел все, о чем только можно мечтать. Однако его опять начали терзать сомнения, и, не успев твердо укрепиться в иудаизме, Уриель поднял бунт против еврейских мудрецов — толкователей Талмуда. Он попытался разобраться в его принципиальных положениях, что привело к неожиданным открытиям. Сначала новообращенного иудея смутило то обстоятельство, что укрепившиеся в амстердамской еврейской общине правила и обычаи не соответствовали утверждениям Торы. Раввины учили, что Тора содержит в себе заповеди, которые Бог дал еврейскому народу через Моисея. Обычаи же еврейской общины основывались на указаниях Талмуда — другой священной книги, которая истолковывала „законы Моисея“. Причем божественные установления в ней порой искажались, подчищались и подновлялись. Но если это так, то раввины сами отступают от законов Божьих?