История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 5 - Джованни Казанова

Утром я проснулся успокоившимся и, соответственно, влюбленным. Мое последнее решение состояло в том, чтобы продолжать помогать ей изо всех моих сил, показывая безразличие к тому, что она не считала для себя возможным мне соответствовать. Я понимал, как трудно хорошо сыграть эту роль, но набрался смелости ее играть.

Глава IX

Я продолжаю свою интригу с очаровательной м-ль Кс. К.В. Безуспешные попытки аборта. Ароф. Бегство Мадемуазель и ее поступление в монастырь.

Я каждое утро ходил повидаться с ней, и, хотя меня действительно интересовало ее состоянием, она не могла согласиться принять мою помощь в своем затруднительном положении. Не видя больше во мне влюбленного, она не могла не отнести мое отношение к чему-либо иному, чем к сентиментальности. Я видел, что она довольна моей переменой, но ее довольство могло быть лишь видимым. Я знал, что, даже не любя меня, она должна быть задета тем, что я так легко смирился с моим положением. Утром, похвалив меня за то, что я, по-видимому, усмирил свою страсть, она, смеясь, добавила, что моя страсть и мои желания, должно быть, не были достаточно сильны, если я смог менее чем за неделю их укротить. Я ответил ей очень мирным тоном, что обязан своей победой моему самолюбию.

— Я понимаю, — сказал я, — что достоин любви, и, видя, что вы так не считаете, я возмущен. Поймете ли вы действие возмущения?

— Очень хорошо. Оно ведет к пренебрежению тем объектом, который его породил.

— Это слишком сильно. Мое ведет к возвращению к себе и к проектам мщения.

— Какого рода?

— К тому, чтобы заставить вас уважать меня, одновременно доказав, что я могу обойтись без ваших сокровищ. Я привык теперь их видеть без того, чтобы стремиться ими овладеть.

— И думаю, вы решили, что эта ваша месть отвечает моим желаниям; но вы ошибаетесь, потому что неделю назад я уважала вас не меньше, чем сегодня. Лишь на одно мгновение я сочла вас способным меня покинуть в наказание за то, что я отвергла ваш порыв, и я очень рада, что поняла вас.

Затем мы стали говорить об опиате, который я сказал ей принять и для которого она хотела увеличить дозу, потому что не видела эффекта, но я оставил ее высказывание без внимания; я знал, что доза больше, чем пол-гросса, могла ее убить; и тем более я не согласился на третье кровопускание. Ее горничная, которую она посвятила в секрет, привела хирурга — своего возлюбленного, который сделал ей кровопускание. Я сказал Мисс, что она должна быть щедра со своими людьми, и она ответила, что у нее нет денег. Я ей их предложил. Она сказала, что возьмет у меня пятьдесят луи, которые будет мне должна, и что они нужны ей для ее брата Ричарда. Не имея денег при себе, я в тот же день послал их ей с запиской, в которой просил не обращаться с такими проблемами ни к кому, кроме меня. Однако ее брат обратился ко мне с гораздо более важной просьбой.

Он пришел ко мне на следующий день, чтобы поблагодарить меня и просить о помощи в серьезном деле. Он показал мне язву, весьма неприятного вида, которую он получил, посетив одно нехорошее место. Он просил меня поговорить с его матерью, чтобы она его вылечила, жалуясь на г-на Фарсетти, который, отказав ему в четырех луи, не захотел в это дело вмешиваться. Я сделал, что он хотел, но когда его мать узнала, о чем одет речь, она сказала, что будет лучше оставить его таким, каков он есть, что он у нее третий, и она уверена: вылечившись, он пойдет и получит все снова. Я вылечил его за свои деньги, но его мать была права. В четырнадцать лет его распутство было безудержным.

Мисс Кс. К.В., будучи на шестом месяце, была в отчаянии; она не хотела больше сходить с постели и сильно меня огорчала. Не считая меня более влюбленным в нее, она показывала мне свои бедра и живот, чтобы доказать, что ей нельзя больше никому показываться. Я играл для нее роль акушерки, показывая полную индифферентность к ее прелестям и не проявляя ни малейшего признака эмоций, но я больше уже не мог это терпеть. Она говорила о том, чтобы отравиться, тоном, который заставлял меня дрожать. Я был в самом жестоком затруднении, когда судьба пришла мне на помощь очень комическим образом.

Обедая тет-а-тет с м-м д'Юрфэ, я спросил у нее, знает ли она надежное средство для аборта. Она ответила, что Ароф Парацельса — верное средство, однако трудное в изготовлении, и, видя мое любопытство, пошла за манускриптом, который и вручила мне в руки. Речь там шла о том, чтобы изготовить мазь, ингредиентами которой являлись шафран в порошке, мирра и некоторые другие, и связующее на меду. Женщина, желающая опустошить свою матку, должна поместить порцию этого опиата в конец специального цилиндра, продвинуть его в вагину, прикасаясь этой дозой округлого тела, находящегося внутри нее. Цилиндр одновременно должен шевелить канал, касаясь закрытой дверцы маленького домика, где покоится маленький враг, которого хотят заставить выйти. Это действие повторяется три или четыре раза в день, шесть-семь дней подряд, ослабляя таким образом дверцу, так что в конце концов она открывается и плод вываливается наружу.

Посмеявшись над этим рецептом, абсурдность которого бросалась в глаза здравому смыслу, я вернул мадам ее ценный манускрипт и провел два часа, читая Парацельса и все время удивляясь, затем — Бохераве, который рассуждает об этом Арофе с видом умного человека.

Находясь на другой день дома в одиночестве и думая о Мисс Кс. К.В., я решил сообщить ей об этом средстве абортирования, надеясь, что ей, может быть, я понадоблюсь для введения внутрь цилиндра.

В десять часов, застав ее, как обычно, в постели, грустящей, что опиат, который я ей предписал, не оказал никакого эффекта, я заговорил с ней об Арофе Парацельса как о верном топическом средстве, ослабляющем кольцо матки. В этот момент мне в голову пришла идея сказать ей, что Ароф должен быть амальгамирован со спермой, которая не должна терять ни на мгновение своего естественного тепла.

— Надо, — сказал я ей, — чтобы, едва выйдя, оно коснулось кольца. Если повторить операцию три или четыре раза в день, пять-шесть дней подряд, дверца должна открыться и плод должен выйти сам под действием собственной тяжести.

Растолковав ей дело и внушив, что описание действия этого средства, по-видимому, похоже на правду, с физической точки зрения, я сказал, что, поскольку ее возлюбленный отсутствует, ей необходимо будет завести друга, который поселится с ней и кого никто не сможет заподозрить, который послужит ей три или четыре раза в день галантным лекарством. При мысли об этом она не смогла удержаться от смеха. Она серьезно спросила меня, не шутка ли это, и, наконец, перестала сомневаться, когда я предложил ей принести манускрипт, где изложена вся та теория, что я ей рассказал.