Лев с ножом в сердце - Инна Бачинская

Я не спросила, что она делала на улице ночью…

— Ты же родилась раньше, акушерка сказала. Я даже своего срока не знала.

— А… где он?

Она пожала плечами, задумалась. Потом сказала, не глядя на меня:

— Понятия не имею. Он ведь все равно ничего о тебе не знал. Я после этого с ним и не виделась ни разу. Рванула куда подальше… так меня тетка достала.

— Может, он здесь? — настаивала я.

— Понятия не имею, — повторила она. — Может, и здесь. — Она помолчала, по-прежнему рассеянно глядя в пустую чашку. — Зачем он тебе? Поверь, моя девочка, он тебе не нужен…

Глава 22

Vita nova, она же dolce vita

Я чувствовала себя Золушкой на королевском балу. Летящая шифоновая юбка, черная в белый горошек, черный льняной жакет, желтый полупрозрачный шарф — это была новая я. Я косилась на себя во все встречные витрины. Голова стала странно легкой без привычного узла на затылке. Отставной генерал-вахтер отдал мне честь. Я хотела его расцеловать. И весь мир в придачу. Неужели мировосприятие зависит от одежды? Женское? Черной юбки в белый горошек и желтого шарфа? Неужели это так важно? Я всегда считала это суетой.

— Лиза! — Эрик Шкодливый нагнал меня в коридоре, тронул за рукав. — Доброе утро, Лиза. Какая вы сегодня красивая! Идете куда-нибудь после работы?

Я опустила взгляд — вспомнила о розовых носках. Сегодня Эрик был в синих, звездно-полосатых, выглядывавших из-под коротких штанин. На голове — картуз с кокардой.

— Пока не знаю, — ответила загадочно. — Может быть. — В голосе, к моему удивлению, прорезались незнакомые мяукающие интонации.

— Ваша сестра… — сказал Эрик. — Очень интересная женщина. Вы на нее похожи, Лиза.

— Интересная, — согласилась я, глядя ему в глаза. Они были зеленые в коричневую крапинку.

— Лиза, а что, если… — он запнулся и, кажется, смутился. Чудеса!

Я смотрела выжидательно.

— А что, если нам по чашечке кофе… выпить? Сейчас, пока народу мало. Как вы?

— Положительно, — ответила я.

И мы отправились в наше кафе на втором этаже.

Народу действительно было мало. Мы уселись у окна. Эрик пил коричневую бурду мелкими глотками и все поглядывал на меня. Мне хотелось спросить: «Что?» Он производил впечатление пацана. Футболка на нем сегодня была целая, но линялая, камуфляжной расцветки. И высокие шнурованные солдатские ботинки, над которыми торчали звездно-полосатые носки. И картуз, о котором я уже упоминала, — он его так и не снял. Сидел в головном уборе и пил кофе. Тощая длинная шея торчала из растянутого широкого ворота камуфляжной футболки, уши оттопыривались, как у Чебурашки. Не красавец, но личность вполне симпатичная. Безобидная. Из тех, кого обычно не принимают в расчет. Зачем я ему? Неужели из-за мамы Иры? Неужели и Эрик… тоже? А как же нетрадиционная ориентация?

— Лиза, — было видно, что он колеблется. — Лиза… вы… В вас чувствуется тайна! — выпалил он вдруг.

Тайна? Ну и хватил! Может, он шутит? Не похоже…

— Послушайте, Лиза… — Он стал рыться в своей пестрой торбе. — Вот! — протянул мне золотой тюбик губной помады.

Я машинально взяла. Сняла колпачок. Помада была лилового цвета.

— Я бы мог сделать вам лицо, — сказал он. — Хотите?

— Спасибо, Эрик. Я подумаю.

— Вы не понимаете, Лиза, — выпалил он горячо. — Я художник!

Я вздрогнула — художник? И этот тоже?

— У вас интересное лицо, Лиза. Необычное. Я хотел бы, если вы согласитесь… чтобы ваши фотографии напечатали в моей рубрике. Вы даже не представляете, насколько вы женственны. Согласны?

В его рубрике? Я вспомнила фотографии девиц с устрашающим макияжем и покачала головой.

— Подумайте, — попросил он грустно.

Я протянула обратно золотой тюбик.

— Это вам, — сказал он, отводя мою руку. — Это ваш цвет. Но только с черным. С черным идеально, и еще желтый шарф…

Я нерешительно держала подарок в руке и не придумала ничего лучше, как спросить:

— Это, наверное, дорого?

— Для меня бесплатно, — ответил он. Помолчав, спросил, не глядя: — Может, сходим куда-нибудь вечером?

Я едва не расхохоталась. Что это с ним?

— Сегодня я занята, — соврала без запинки. — Может, когда-нибудь… — Мне хотелось спросить, сколько ему лет.

Он проводил меня до самой двери. В моей комнате удобно расположился в дворцовом кресле главред. Ждал меня с нетерпением. Эрика как ветром сдуло.

— Лизонька, — Аспарагус поднялся мне навстречу. — А я уже заждался. Как… вы? Вас не было вчера…

— Хорошо, Йоханн Томасович, — ответила я. — Спасибо. Все хорошо.

— А… Ирочка? — он произнес ее имя с придыханием.

— Тоже хорошо.

— Ирочка сказала, у вас какие-то дела… — Он настороженно смотрел на меня, явно ревнуя.

Мне стало его жалко.

— Мы просто… прошлись по магазинам. — Я прикусила язык и вспыхнула, вспомнив, на чьи деньги мы вчера разгулялись.

— Может, поужинаем сегодня? — Он смотрел на меня с надеждой. На скулах выступили красные пятна. Выражение лица — глуповато-неуверенное.

Я отвела взгляд. Мне стало неловко. Неужели это любовь?

— Я позвоню, спрошу.

— Буду ждать ответа! — просиял он. — С нетерпением!

Он замешкался у двери, вернулся, молча взял меня обеими руками за голову и поцеловал в макушку. От него пахло хорошим одеколоном. После чего, не произнеся ни слова, он ушел. Похоже главред уже видел всех нас одной семьей. А как же Миша? Что сказала моя мать Йоханну о своем друге?

Мне было, разумеется, не до писем. Картины Игоря, новая одежда, Эрик, влюбленный, поглупевший на глазах Аспарагус… Ожидание перемен стучало молоточками и требовало отпереть дверь. Разве тут до жалующихся девушек? Не могла я сегодня ни сочувствовать, ни советовать!

Я сидела, закинув руки за голову. Картины Игоря стояли передо мной на полу — я прислонила их к стене. В них не оказалось ничего зловещего, не понимаю, что вдруг на меня нашло тогда? Русалочка была прехорошенькой — в ее возрасте слезы высыхают быстро. А черные монахи… Не спорю, мрачноватый сюжет, особенно для автопортрета. Я уже не сомневалась, что средний монах со светлыми внимательными глазами и есть мой телефонный фантом. Он смотрел на меня, словно хотел спросить… О чем? И почему в монашеском одеянии? Это что… иносказание? Философия? Что это значит? Несет свою ношу? Бремя? Прячется под черным клобуком? Двое других, без лиц — статисты. Он несет свой крест один, в пустоте, и будет нести вечно, потому что у пустоты нет ни конца, ни края?

Телефонный звонок заставил меня подскочить на месте. Я схватила трубку.

— Лиза, — из неимоверного далека прорвался голос Игоря. — Лиза… Вы получили мои картины?