Новые соединения. Цифровые космополиты в коммуникативную эпоху - Этан Цукерман

С начала 1980-х годов представление Джекобс о пригодном для жизни городе стало оказывать большое влияние на дизайн городской среды, особенно с появлением «нового урбанизма» и движения за города для пешеходов. Проектировщики таких городов частным автомобилям предпочитают общественный транспорт и создают пространства, в которых пересекаются пути самых разных горожан – многофункциональные кварталы и пешеходные торговые улицы. Градостроитель Дэвид Уолтерс отмечает,[257] что такие пространства проектируются с тем, чтобы горожане проводили время в обществе людей, не входящих в их непосредственный круг общения: «Случайные встречи в общих пространствах – это сердце общественной жизни, и, если городские пространства плохо спроектированы, люди не станут там задерживаться, а будут пробегать как можно быстрее».

Основополагающим принципом проектировки улиц можно считать правило минимизации обособленных, не просматриваемых пространств. В городах для пешеходов сложнее уединиться в доме или личном автомобиле и проще взаимодействовать в общественных местах. Жители таких городов идут на определенный компромисс: удобно иметь возможность припарковать свой автомобиль рядом с домом, но города для пешеходов с подозрением относятся к примату ком форта. Районы, которые популяризирует Джекобс, далеко не самые эффективные с точки зрения возможности чело века быстро и самостоятельно передвигаться. Живость и эффективность могут и не входить в прямой конфликт, однако напряженность между ними очевидна.

Города воплощают в себе политические решения, принятые их проектировщиками, а также непреднамеренные последствия этих решений. То же происходит и с интернет-пространствами. В наши дни градостроители, как правило, стремятся к прозрачности своих планов и намерений. Объявляя о намерении создать город для пешеходов, проектировщики основываются на том, что расширение использования общественного пространства повышает уровень городской жизни. В лучшем случае планировщики проводят ревизию своих начинаний и сообщают о зафиксированных неудачах – к примеру, когда в городах, которые проектировались для пешеходов, не удается кардинально снизить пользование частным автотранспортом.

А вот от архитекторов онлайн-инструментов добиться четкой формулировки поведенческих паттернов, которые они рассчитывают актуализировать, и политических предпосылок, которые обусловливают эти решения, бывает очень нелегко. Иногда, архитекторы могут не осознавать, какие возможности они привносят в сеть. Twitter начинался как средство управления проектами, коммуникативная система для распределенных рабочих групп, а вырос в мощную сеть для обмена идеями и ссылками. Объемы трафика сети таковы, что архивирование и индексирование твитов оказалось неподъемной задачей.[258] При всей очевидности того, что Twitter может оказывать политическое влияние, эфемерность разговоров на этой платформе такова, что важные события, которые разворачиваются в социальных медиа, не включены в поисковые системы и исчезают с течением времени. Является ли такое положение непреднамеренным, побочным результатом архитектуры Twitter, или же это сознательное решение, принятое, чтобы сделать онлайн-общение менее долговечным, более легким и быстрым?

Другие архитекторы интернет-платформ четче излагают свои намерения, что не гарантирует защиту от негативных непредвиденных последствий. В отличие от других сетей, которые позволяли своим пользователям входить под псевдонимом, Facebook всегда требовал от них регистрации под настоящим именем. Такая политика была принята с самого начала проекта, когда сайт появился в качестве замены бумажных «альбомов с лицами», которые выпускали в университетах, чтобы помочь студентам познакомиться друг с другом. Когда Facebook стал популярным инструментом среди активистов в странах с репрессивными режимами, правозащитники предупреждали, что такая политика может поставить под угрозу безопасность диссидентов.[259] Facebook не проявил гибкости под предлогом того, что «правило настоящего имени» необходимо для поддержания высокого качества дискуссии.

Чтобы выявлять скрытые политические решения и предупреждать непреднамеренные последствия, онлайн-пространствам нужна своя Джейн Джекобс. Но архитекторы платформ должны лучше понимать исторический контекст, в котором они работают. Некоторые разработчики интернет-пространств пытаются повысить открытость и доступность широкого круга информации и тем самым культивировать серендипность. Однако это совсем не просто, в частности потому, что онлайн-пространства сегодня легко создаются с нуля. Градостроитель, который хочет внести изменения в структуру города, работает с целым комплексом сдерживающих факторов: это и желание сохранить историю, и потребности и интересы бизнеса и жителей существующих сообществ, и расходы, связанные с реализацией новых проектов. Этот процесс продвигается медленно, и в результате мы имеем богатую историю городов, которую можно изучать, чтобы понять, как горожане, архитекторы и планировщики решали эти проблемы.

Тем, кто проектирует будущее Facebook, сложно изучать успехи и неудачи, к примеру, MySpace, не в последнюю очередь и потому, что исход пользователей в Facebook превратил MySpace в город-призрак. Еще сложнее изучать более ранние комьюнити, такие как LamdaMOO – текстовый виртуальный мир, размещенный на серверах легендарной корпоративной исследовательской лаборатории Xerox PARC. Я нередко испытываю ностальгию по ресурсу Tripod – была такая протосоциальная сеть, в создании которой я принимал участие в конце 1990-х. На достойной восхищения платформе Internet Archive хранится несколько десятков страниц сайта с 1997 по 2000 год, что дает представление о том, как все это выглядело и менялось со временем, но едва ли поможет прояснить, какой контент создавали пользователи сайта, которых в 1998 году было уже 18 миллионов. Более успешный конкурент Tripod – Geocities окончательно исчез из интернета в 2010 году, его наследие составляет менее 23 тысяч страниц, сохраненных с помощью инструмента Wayback Machine, который бросил свои силы на невыполнимую задачу архивирования огромного ресурса еще в середине 2001 года. Если вместо заброшенных цифровых платформ мы станем изучать реальные города, какие уроки мы сможем извлечь?

Архитектура человеческих взаимодействий

В своей апологии уличной жизни, «балету городского тротуара», Джекобс подчеркивает важность многофункционального использования пространств. Жизнедеятельность ее района обусловлена постоянным потоком людей. Случайная встреча с лавочником по дороге на работу возможна только потому, что он работает там, где она живет.

Виртуальные пространства типа Facebook тоже можно использовать по-разному. Для большинства американцев стало сюрпризом, что Facebook, который они используют для планирования субботних вечеринок, воскресных обедов, а иногда – чтобы посмотреть, как там сложилось у давней зазнобы, так вот в том же Facebook колумбийцы организовывают массовые выступления против повстанцев ФАРК.[260] Американцы планировали свой уикенд в том же «пространстве», где колумбийцы планировали шествия, при этом оставаясь совершенно невидимыми друг для друга, помимо тех, конечно, кто был знаком между собой. Получается, что Facebook может восприниматься как монофункциональное место, спроектированное как раз под ту форму активности, которую вы для себя выбрали. Являясь частью огромного общественного пространства, вы ограничены своим кругом общения и сферой деятельности, подобно первым пользователям Facebook, которые обсуждали главным образом свои университетские дела.

Большая часть американских пользователей Facebook не захотели бы натыкаться на острополитические дискуссии по дороге к своим садикам на FarmVille. Однако спор между Мозесом и Джекобс дает нам основания полагать, что нам стоит с осторожностью относиться к архитекторам, которые предлагают нам комфортные условия, платой за которые является наша изоляция. Мне, конечно, удобнее доехать от дома до работы на машине, но таким образом я изолирую себя от соседей, которых могу встретить на улице. Как мы уже выяснили в третьей главе, критики социальных сетей, такие как Эли Паризер, придумавший термин «фильтр-пузырь», размышляют как раз о том, что мы, каждый в отдельности и как общество в целом, теряем от этой изоляции. Персонализированные настройки поиска Google и алгоритмы Facebook, в соответствии с которыми в нашу ленту попадают определенные новости, по мнению Паризера, делают наше сетевое существование все более изолированным, что угрожает лишить нас серендипных встреч. Фильтры-пузыри – это удобно и приятно, они позволяют нам в большей степени управлять ситуацией и ограждают от лишних сюрпризов. Фильтр-пузырь – больше похож на личную машину, чем на общественный транспорт или людную улицу.

С победоносным шествием по сети Facebook кнопки «лайк» мы видим, как персонализация начинает играть существенную роль даже на таких кураторских площадках, как New York Times. Я могу читать любые статьи по своему усмотрению, при этом мне сообщают, кто из моих друзей уже «лайкнул» статью, которую я читаю, и какие еще материалы им понравились, не говоря уже о списке «рекомендуем к прочтению», который составляется для каждого подписчика. Несложно представить себе будущее, в котором «лайк» будет играть еще более всеобъемлющую роль. Полагаю, что уже в ближайшем будущем, загрузив карту города, в котором я оказался, я увижу, что на ней отмечены любимые рестораны уже побывавших здесь друзей. Это вполне выполнимо и сегодня с помощью сервиса Dopplr, который фиксирует и расшаривает друзьям ваши передвижения и отзывы, но в определенный момент, полагаю, это станет встроенной по умолчанию функцией сервиса Google-карты.