Новые соединения. Цифровые космополиты в коммуникативную эпоху - Этан Цукерман

Между вторым и третьим видео Мэтта заметна ощутимая разница. В первых двух он в одиночку танцует на фоне самых разных мест и городов. В самом начале третьего в кадр врываются танцоры, окружают Мэтта, и видео превращается в нарезку радостных толп, танцующих в общественных местах от Мадрида до Мадагаскара. Мэтт вспоминает ход своей мысли, когда он размышлял о том, что нужно сделать для третьего видео: «Я начал понимать, что танцы на экзотическом фоне – это слишком просто. И я понял, что мне нужно было делать с самого начала. Нужно было танцевать с людьми».[235] Если первые два видео рассказывают о замечательном путешествии одного человека по всему миру, третье – это история о человечестве и о том, как люди взаимодействуют друг с другом. Мэтт и его подруга организовывали съемки по электронной почте, приглашая поклонников Мэтта потанцевать с ним, когда они будут проезжать через город. Там, где сетевая популярность Мэтта еще не достигла широкой общественности, как, например, в йеменском Сане, Мэтт танцевал с соседскими детьми. Один из самых трогательных моментов видео 2008 года – это когда огромная толпа, танцующая с Мэттом в Тель-Авиве, монтируется с небольшой группой палестинских детей в переулке Восточного Иерусалима. Этот переход вошел в видео по настоянию израильского участника проекта, который сказал Мэтту: «Поставь их вместе. Они должны быть бок о бок, один за другим».[236]

Еще одно отличие между вторым и третьим видео Мэтта – это музыка. Саундтреком к первому видео Мэтта стала композиция «Sweet Lullaby» французского электронного коллектива Deep Forest, известного своей долгой и противоречивой карьерой. Они позиционируют себя как «звуковые репортеры» и утверждают, что на их альбомах записаны голоса африканских пигмеев: в первой композиции дебютного альбома Deep Forest рассказывается о живущих в джунглях мужчинах и женщинах, и такая жизнь, – это не только наше прошлое, но, вероятно, и будущее.

Даже если маленькие люди в джунглях – это и есть будущее человечества, в «Sweet Lullaby» поют совсем не они. Трек основан на колыбельной под названием «Rorogwela» в исполнении женщины по имени Афунакуа, записанной на Соломоновых островах, на другом конце планеты от Центральной Африки. Мелодия была записана легендарным этномузыковедом доктором Уго Земпом, и когда Deep Forest попросили разрешения использовать эту запись, он отказал. Deep Forest все равно использовали семпл этой композиции, после чего Земп писал гневные научные статьи о культурном присвоении и эксплуатации, однако скандал не помешал альбому продаться миллионами экземпляров.[237] Насколько я могу судить, никто из Deep Forest так и не попытался связаться с Афунакуа и поделиться с ней авторскими отчислениями.

Узнав об истории с Афунакуа, Мэтт Хардинг решил подобрать другую музыку для своего третьего видео. Он заказал оригинальную оркестровую пьесу композитору Гарри Шиману, а вокальную партию на слова Рабиндраната Тагора исполнила на бенгальском Палбаша Сиддике. В данном случае Хардинг руководствовался не только идеалистическими мотивами: его видео стали настолько популярны, что он должен был оценивать риски возможного иска о нарушении авторских прав от Deep Forest. Однако его следующие шаги имеют смысл только в контексте ответственной ксенофилии.

В одной из самых энергичных сцен видео 2008 года Хардинг танцует в комнате, полной восторженных детишек. Это происходит в Ауки, столице Соломоновых Островов.[238] Совершая кругосветное путешествие для своего третьего видео, Мэтт остановился там, чтобы снять короткометражный документальный фильм под названием «Where the Hell Is Afunakwa?» У фильма на порядок меньше просмотров, чем у танцевальных видео, однако он знаменует собой попытку замкнуть цепь культурных заимствований, рассказав настоящую историю композиции «Sweet Lullaby». Мэтт также взял интервью у детей и внуков Афунакуа и узнал, что она умерла в 1998 году.

В 2011 году Хардинг вернулся на Соломоновы Острова, чтобы найти Джека, сына Афунакуа. Совершив эпическое путешествие на платформе грузовика и катере, Хардинг встретился с Джеком и вместе с его сыновьями создал специальный фонд, который, получая долю прибыли от видео Хардинга, направлял бы полученные средства на оплату расходов на медицину и образование для потомков Афунакуа. Незадолго до отъезда Хардинг написал в своем блоге: «Я зашел в миссию, нашел директора школы и заплатил ежегодные школьные сборы за всех несовершеннолетних потомков Афунакуа. Это стоило немногим больше, чем мой ежемесячный счет за кабельные каналы».

Хардинг регулярно переписывается с Годфри, внуком Афунакуа, чтобы справиться о нуждах общины и скоординировать банковские переводы из Соединенных Штатов ее семье. Путешествие, которое началось как тур по красивым местам всего мира, вывело на путь восстановления справедливости и создания уз ответственности между ксенофилом, ставшим интернет-знаменитостью, и жителями деревни в южной части Тихого океана.[239]

В 2012 году Хардинг выпустил четвертое видео, в котором продолжил свое движение от дуракаваляния к ксенофилии. Вначале ролика Мэтт берет уроки танцев на улицах Кигали и Севильи. По мере развития музыкальной темы становится ясно, что Мэтт отошел от первоначальных движений своего незамысловатого танца и теперь повторяет движения за мужчинами в традиционных одеждах в Саудовской пустыне и трясет бедрами с веселыми жителями Порт-о-Пренса. Когда Мэтт пытается вальсировать с нарядно одетой женщиной в Пхеньяне, становится ясно, что танцор из него все еще неважный, зато учить его танцам теперь будет весь мир. Когда толпы танцующих в Каире, Таллине, Хельсинки и Гонконге вскидывают руки верх, повторяя жесты друг друга, логика становится очевидной: Хардинг хочет сделать так, чтобы его друзья по всему миру танцевали вместе.

Серьезные задачи, с которыми сталкивается человечество как вид, не сможет решить даже самый талантливый преподаватель танцев. Однако эксперимент Хардинга – это первый шаг в решении некоторых из самых сложных проблем в глобальной коммуникации. Если мы принимаем предложение Рональда Берта искать творческие решения в структурных дырах – пробелах в наших знаниях о мире, мы неминуемо приходим к поиску идей и вдохновения в других культурах. Тем быстрее мы сталкиваемся с «проблемой сопереживания», суть которой Джои Ито обозначил так: не имея возможности построить личные связи с людьми из других частей мира, нам сложно всерьез воспринимать их переживания и точку зрения.

Общие интересы – это кратчайший путь к отношениям, которые связывают нас с людьми из других частей света. Трудно поддерживать уровень сознательности, необходимый для того, чтобы разбираться в новостях, которые влияют на неизвестных нам людей, живущих в местах, где мы никогда не были; общий интерес – вот первый шаг на пути поиска вдохновения и новых озарений в незнакомой среде. Этот шаг, даже в виде неумелого танцевального па, ведет к способу решения проблем, который подразумевает разнообразные и взаимодополняющие способы мышления.

При всей важности ксенофилов и наводящих мосты в процессе обмена идеями даже их совместных усилий не хватит, чтобы преодолеть косность наших СМИ и наших взглядов на мир. Чтобы идти по дороге, которую они для нас освещают, нам недостаточно одного нашего желания открывать для себя широкий мир. Мы должны научиться использовать мощный, но слабо осмысленный путь к открытиям: интуитивную прозорливость или серендипность.

Глава седьмая. Серендипность в большом городе

Уильям Гибсон в опубликованной в 1984 году книге «Нейромантик» живописал интернет как физическое пространство, огромный, красочный город, где в величественных зданиях располагаются принадлежащие глобальным корпорациям компьютерные серверы. Только «киберковбои», как назывались у Гибсона хакеры, имели доступ в это воображаемое пространство, они проникали в интернет через специально разработанные устройства, но пространство это и для них оставалось подобно большому городу – столь же огромным, запутанным и реальным.

Восемь лет спустя в свет вышла книга Нила Стивенсона «Лавина», в которой интернет представлялся «метавселенной» – поглощающим внимание трехмерным миром, населенным цифровыми аватарами, управляемыми пользователями в специальных очках и перчатках. Метавселенная Стивенсона – это огромная, черная и по большей части пустая планета. Основное населенное пространство – это так называемая Улица, город-проспект, опоясывающий земной шар, куда пользователи приходят, чтобы потолкаться в виртуальной среде, себя показать и других посмотреть.

Почему метафора «интернет как город» столь популярна? Почему бы не представить себе данные в виде леса или моря битов, или безразмерного заваленного документами рабочего стола, или борхесовской бесконечной библиотеки. Город – довольно странный способ визуализации данных: зачем заставлять людей сталкиваться друг с другом, если мы строим «пространства», которые по сути бесконечны? Чтобы понять привлекательность идеи цифрового города, следует рассмотреть прелести города реального.