День отдыха на фронте - Валерий Дмитриевич Поволяев

поразмышляв малость, сам забрался под ее прикрытие: кепка могла налезть и на три головы сразу, и даже на четыре.

— Хорошая палатка на случай, если в горах застанет непогода, — похвалил кепку Селихов. — Нужный инвентарь в хозяйстве настоящего мужчины…

Застольные разговоры двинулись дальше. Очень скоро выяснилось, что запасы напитков подходят к концу — еще немного, и у всех бутылок без исключения донышки окажутся сухими… Но кое-что из пития еще оставалось, можно было продержаться минут сорок.

Поскольку в бассейне, источающем голубое мерцание, призывно плескалась вода, манила к себе, а жара вечерняя была сродни дневной, не отпускала, то гости вместе с именинником вознамерились забраться в бассейн. Абдула правильно поступил, поставив у кромки воды столик со стаканами… Когда в бассейн прыгнул первый любитель водных процедур Логинов, он поспешно украсил столик двумя бутылками ташкентской водки. К сожалению, как и вся остальная водка, она была теплой; но и теплая водка, за неимением другой, продолжала идти очень неплохо.

Демин — командир группы, располагавшейся на вилле, решил проинструктировать Абдулу на случай, когда возникнет непредвиденная ситуация и нужно будет действовать стремительно и с напором, — как, собственно, на всякой войне:

— Абдула, что ты будешь делать, если я с гостями буду находиться в бассейне, а на дувал неожиданно вскочит чужой человек?

Абдула вытянулся по-гвардейски и четким звонким голосом отрапортовал:

— Я крикну: "Стой, кто идет?", товарищ полковник!

Демину буквально неделю назад было присвоено звание подполковника, но по традиции, сложившейся в армии с давних пор, подчиненные, обращаясь к подполковнику, обязательно повышали его в звании и называли его полковником.

Абдула не отступил от традиции ни на миллиметр, а Демин на то, что подчиненный повысил его в звании, даже внимания не обратил.

— Неправильно, Абдула, — сказал подполковник, — ты вначале дай по нему автоматную очередь, а потом спроси, кто идет?

Подполковник был прав: с добрыми намерениями в этот час человек никак не вскочит, намерения могут быть только недобрые, поэтому его без всяких раздумий надо было сшибать с дувала на землю, а потом интересоваться, кто это и зачем пожаловал?

Первые двое прыгнувших в бассейн — сам Горохов и Саша Логинов попросили их сфотографировать в воде. Натянули на себя кепку. Крохин щелкнул "никоном" несколько раз и поднял большой палец правой руки:

— Хороший снимок будет! С исторической надписью "Привет из Кабула!" и большим восклицательным знаком…

Абдула на всякий случай заглянул за дувал — чего там? Не спрятался ли где за камнями злой редкозубый душман, пожиратель маленьких детишек? Нет, не спрятался…

Кепку тем временем умудрились утопить, тяжелая драповая ткань намокла, носить выдающийся головной убор было неподъемно, его надо было теперь возить на грузовике, поэтому подарок выжали и разложили на обочине бассейна — пусть сохнет.

На память "под знаком кепки" и "С приветом из Кабула!" сфотографировались все, кто хотел, — "никои" Вадима Крохина щелкал, не умолкая, Вадик не отказал никому, все были довольны, но одно было плохо: кончилась водка. Надо было заниматься пополнением ее запасов.

Чтобы их пополнить, нужно было провести операцию с походом в ночной город, да причем провести аккуратно, чтобы не подстрелили дриши — афганские патрули, которые в это время суток стреляют во все, что не только движется, а лишь шевелится. Дриши боятся темноты, боятся города, боятся даже танкового грохота, хотя танки вышли на улицы, чтобы защитить их. А вместе с ними и весь город…

Город был залит светом, его буквально утопило в своей плоти море электричества, горело все, что имело подключение к проводам и розеткам… Особенно ярко были освещены окраины.

Электростанция в Суруби — местечке, расположенном километрах в сорока от Кабула, работала на полную мощность, все электричество шло в основном в афганскую столицу, денег за энергию ни с жителей, ни с беженцев власти не брали, — беженцев, кстати, было очень много, более миллиона человек, и неведомо было, с кого можно и нужно требовать круглые суммы в афгани или в долларах, а кого надо пожалеть и не брать вообще ни копейки.

Павлов позвонил дежурному и тот выслал к особняку "уазик" с водителем и автоматчиком. Комендантская машина считалась самым лучшим, а точнее, самым надежным транспортом: по "уазику" комендатуры дриши вряд ли будут стрелять — постесняются… Без надежных стволов выбираться в город было опасно, а для того, чтобы в укромном месте найти пару бутылок водки, — тем более.

Лучше всего было, конечно, поехать в район, где располагался технологический институт… Во-первых, в институте жили русские "мушаверы" — советники, во-вторых, по соседству имелись точки, где можно было купить приличный товар и прежде всего — довольно чистую "ватановку".

"Ватановка" или кишмишевка — это местный самогон, который гнали из сушеного сладкого винограда. Весь остальной алкоголь, появляющийся в Кабуле, был хуже "ватановки".

На поиски спиртного отправились именинник — Горохов решил лично проследить за приобретением кишмишевки, — и Логинов, как самый молодой из разведчиков, он лишь недавно получил звание капитана… По поводу Горохова народ воспротивился было — негоже виновника торжества отрывать от стола, но тот заявил, что ему очень важно посмотреть на ночной Кабул, поскольку он собирается для газеты делать репортаж о жизни афганской столицы в разное время суток.

Ветровое стекло комендантского "уазика" украшал ночной пропуск, дриши, видя его, лишь приветственно вскидывали руки, — ни одного выстрела, слава богу, не прозвучало.

На площади около политехнического института, в сотне метров от центральных ворот находилось ресторанное заведение типа забегаловки, которое русские называли "конюшней"; владел заведением длинноносый человек с печальными глазами и ускользающим взглядом по прозвищу Косой.

Несмотря на то что лик Косого был печален, с губ его никогда не сходила улыбка, — он улыбался при всех ситуациях, даже когда в трех метрах от него взрывалась граната или грабители с автоматами в руках требовали открыть кассовый ящик с деньгами.

Улыбка расползлась по его лицу от уха до уха, когда Горохов вместе с Логиновым вошли в заведение, которое Косой называл рестораном, железная вывеска, висевшая над входом в конюшню, была украшена надписью "ресторанt", с английским "t" на конце.

Каждый в непростую военную пору жил, как мог, Косой жил именно так — глядел и на Советский Союз, и на Запад с равным поклонением, подчеркивал, что в одинаковой степени принадлежит обеим "сторонам света".

— Прашу, прашу! — с приятным рокотком проговорил Косой и провел рукою по пространству. — Заходите, дорогими гостями будете.

Логинов поздоровался, бросил быстрый взгляд на людей, сидевших в зале конюшни, пахнущем жареными орехами. Народу было немного, человек пятнадцать; что интересно — длинных крестьянских