Дремучие двери. Том II - Юлия Иванова

Коммунизм — это свободно избранная жизнь по-Божьи в миру. Это мечта, которая, скорее всего, неосуществима полностью на грешной земле, недостижима, как звёзды. Но человек всё равно ориентируется в ночи, глядя на них.

«Не бойся, малое стадо», — это Божье благословение христианам относится и к «коммунистам верующим», сражающимся против Вампирии на стороне Неба.

«Человек, пришедший в занятый уже мир, если общество не в состоянии воспользоваться его трудом, не имеет ни малейшего права требовать какого бы то ни было пропитания, и в действительности он лишний на Земле. Природа повелевает ему удалиться, и не замедлит сама привести в исполнение приговор». /Мальтус/ Таким образом, мир свободной рыночной конкуренции убивает слабых и лишних, что в корне противоречит Замыслу.

«За столом никто у нас не лишний», пелось в стране Иосифа.

«Союз перестал существовать!», «Союза больше нет!» — откровенно ликующие вопли наших и зарубежных СМИ напоминали шабаш ведьм. Эта вселенская мистерия, катастрофа с её Родиной казалась настолько невероятной, что разум не хотел верить. Казалось, вот-вот они опомнятся, что-то случится, кого-то объявят врагом народа… Кто-то ведь должен был остановить это безумие, от которого она испытывала незнакомое, почти физическое страдание — смесь боли с яростью. Когда хотелось немедленно записаться добровольцем. И на коне в доспехах, как Орлеанская дева, именем которой когда-то нарёк её отец, сокрушить врага. Но враг был везде — не только эти то ли придурки, то ли оборотни в Кремле, не только обалдевшие от неожиданной добычи забугорные стервятники, но и этот самый народ, простые бывшие советские люди, взирающие на происходящий апокалипсис с тупым равнодушным любопытством олигофрена, у ног которого крутится граната.

«Родина моя, ты сошла с ума!» — пел Тальков, пока его не убили.

«Бойся равнодушных! — предупреждал Бруно Ясенский, — С их молчаливого согласия делаются все злодейства на земле». Но вокруг были не просто равнодушные, это были зомби. Они смотрели «Санта Барбару», жрали сникерсы и чизбургеры, радовались дешевым папуасским тряпкам и читали бульварную прессу. Что-то с ними сделалось. Это был уже не народ, а тупой, неорганизованный и трусливый табун, то ли не замечающий, что конюшня горит, то ли не желающий замечать. «А в остальном, прекрасная маркиза». Всё хорошо, лишь бы не коммуняки. Пусть всё пропадёт и сгорит, лишь бы не коммунисты… СССР, Россия, мы сами, весь мир — пусть всё сгорит, лишь бы коммуняки не вернулись…

В этой ненависти тоже прозревалось что-то мистическое, сродни гонению на христиан. «Меня гнали, и вас будут гнать»… Мир любит своё. Не дадут грешить, заставят работать, будут всё на всех делить…

Если живущим мирно народам предложат заново всё поделить — непременно начнутся войны. Если верному мужу каждый день показывать голых баб, он неизбежно начнёт шляться.

Вам надо что-то сказать миру? — Говорите! Но держу пари, вам нечего сказать!

Глаза у собственников стекленели. Глас вопиющего в пустыне. Иоанна ловила себя на том, что защищает Союз и советскую власть с религиозных позиций. Власть, в общем-то, не давала грешить! — не в этом ли ещё одна причина, о которой никто не говорил — ненависти к ней? Вернутся коммуняки и загонят в стойло заповедей.

— Ты что, коммунистка? — злобно спрашивали Иоанну во время этих споров. — Я — христианка, — отвечала она с вызовом.

Чем более трескалось здание, тем яснее проступал зловеще-мистический смысл происходящего.

Когда Господь хочет наказать, отнимает разум. Красный флаг опустили воровски, ночью. Давно, на сценарных курсах, им показали документальные кадры взрыва храма Христа Спасителя. Его взорвали красные, но такой же запредельный ужас она испытала, глядя ночью в Лужине, одна с Анчаром, по ящику, кадры спуска красного знамени. «Их» знамени. Нет, это было наше знамя! Её знамя, как и её храм. Иоанна не могла ещё в точности сформулировать понятие «наше», но «земля содрогнулась и завеса разодралась надвое»… Будто вырванное, истекающее кровью сердце миллионов их, живших когда-то, беспомощной красной тряпкой дрогнуло в агонии и мёртво повисло.

Вот оно, знамение на темени последнего секретаря… Прелюдия большой крови. Собственная реакция на увиденное тоже ошеломила. В таком состоянии, наверное, поджигают, взрывают, нажимают на кнопки и курки… «Что же вы, иуды, делаете?!» — казалось, молча кричала застывшая, как перед казнью, декабрьская Красная Площадь.

«Широко ты, Русь, по лицу земли в красе царственной развернулася…» «Цепи гор стоят великанами…» «Чуден Днепр при тихой погоде…» «Ташкент — город хлебный…». «Поднимает грудь море синее, и горами лёд ходит по морю…» — пульсировало в ней нестерпимой яростной болью.

«Нет, не помогут им усилья подземных и крамольных сил.

Зри: над тобой, простерши крылья, парит Архангел Михаил!» «Иль мало нас? Или от Перми до Тавриды, От Финских хладных скал до пламенной Колхиды, От потрясённого Кремля до стен недвижного Китая, Стальной щетиною сверкая, не встанет Русская земля?» Народ безмолвствовал. Будто не было великой веры, великой истории, великой культуры и крови великих мучеников тысячелетней Православной цивилизации… Они смотрели по другой программе «Рабыню Изауру».

«Есть лишь одна страна, граничащая с Богом — Россия».

Земля, где каждая пядь полита слезами, потом и кровью собравших её, отстоявших целостность и великое право не жиреть за счёт других, осознавших жизнь лежащего во зле мира как недостойную, ведущую в вечную погибель. И защитивших, казалось, навеки свои великие просторы, где человек человеку «друг, товарищ и брат», где «хлеба горбушку, и ту пополам» где «все за одного, один за всех», где «умри, но не давай поцелуя без любви»… Где верили, что человек приходит в мир не получать, а отдавать, послужить другим, а не чтоб ему служили. И что свобода не в бесконечном удовлетворении эгоистических и плотских желаний, а в освобождении от них во имя высокого предназначения человека.

Пусть назвали свои мечты «светлым будущим», «счастьем человечества» — разве не для поиска путей к этому самому «счастью» призвал нас Господь?

Пусть заблудились, пусть не раз принимали за свет в конце тоннеля прожектор встречного поезда, который крушил многих из нас… Пусть было в нас мало веры, или не было вовсе, пусть мы ещё не нашли «спасенья узкий путь и тесные врата». Но и «широкий путь погибели», куда нас сейчас так неистово тянут… узаконенная страна Вампирия, Вожделения, Сребролюбия — эта ВВС не для нас. И если сказано, что нельзя одновременно служить Богу и Мамоне, то мы, по крайней мере, не служили мамоне — мы строили города и заводы, возделывали землю, учили детей, лечили больных, защищали Родину, писали книги и верили, каждый по-своему, в Небо.

Мы победили хищников и угнетателей, но не разглядели их оскал в нас самих. Падшее человечество перманентно беременно вампиризмом. О, как мы теперь это хорошо поняли, когда взлелеянные и призванные беречь нас охранники нас же стали пожирать, заражая «святую Русь» «болезнью к смерти».

Ну и что же теперь? Приятного им аппетита?.. «Вампиры всех стран, объединяйтесь?» Большинство, как известно, идёт широким путём погибели. А демократическим путём был приговорён к распятию безвинный Иисус. Народ в массе своей предпочитает земные дары небесным и распинает Истину…

Вдохновение, Воздержание, Восхождение. Против Вампирии, Вожделении и Вакханалии.

Что-то глобально изменилось в мире, как после убийства, старухи-процентщицы для Раскольникова. Иоанна не убивала свою страну, но после уничтожения Союза, даже не территориального, нет, — а будто душу вынули у Родины — что-то зловеще изменилось в мире. Всё вокруг стало мертвым, катастрофически распадающимся, всё гнило и тлело, всё пахло мертвечиной. И её мучил страшный комплекс вины, как, наверное, их, стоявших когда-то в бездействии у распятия.

Данная Богом земля-мать. Святая Русь — где душа твоя? Воскреснешь ли на третий день, или так и будешь на коленях вымаливать зарплату, заглатывать мыльные сериалы и рыть себе могилу, требуя лишь, чтоб выдали поострей лопату, да накормили перед тем, как туда спрыгнуть…

Иль, судеб повинуясь закону Всё, что мог, ты уже совершил?

Создал песню, подобную стону, И духовно навеки почил?

«Не обманывайтесь, братие: ни блудники, ни идолослужители, ни прелюбодеи, ни малакии, ни мужеложники, ни воры, ни лихоимцы, ни пьяницы, ни злоречивые, ни хищники царства Божия не наследуют».

«Ни хищники, ни воры, ни блудники, ни лихоимцы»…

Нам были дарованы Небом просторы, чтобы враг ими подавился, не смог проглотить.

Знамя цвета крови… Куликово поле, Бородино, Севастополь, Прохоровка, Сталинград… Дмитрий Донской и Александр Невский, Сусанин, Зоя, Матросов, Неизвестный солдат и ещё миллионы неизвестных.