Река времен (СИ) - Чи Лана

– Благодари этого воина, он спас твою никчемную жизнь! Можешь ничего не говорить, скоро я и так все выясню. Уж не знаю, чем думает старик Маарш-а-Н'мах, отдавая свою дочь такому сопляку, как ты, но поверь, я не намерен сидеть сложа руки и смотреть на это. Я займу твое место и сейчас и потом!

Глаза молодого мужчины гневно сверкнули, и он отшвырнул пленника прямо в объятия своего хмурого напарника.

– Подержите его немного, Кайлас, пока я спущусь и разведаю, что там и как. И спасибо, что остановил меня. Я твой должник.

Асмаррах начал тяжело подниматься вверх по осыпи, выбираясь на тропу.

– Не говори с теми, кто встретит тебя, и сделай все так, как они велят! – донесся ему в спину жалкий крик хоннитского мальчишки.

– Уж поверь, мальчик, я справлюсь лучше тебя! – зло бросил он в ответ и заспешил вниз по тропе.

***

Тайный храм Двоих. Юилиммин

В храме царит полумрак. Жрицы, встречавшие меня, молча указывают мне на одну из комнат, ничем с виду не отличавшуюся от остальных, открывавшихся по обе стороны коридора. Там уже ждут другие служительницы, которые разоблачают меня и совершают ритуальный обряд омовения. С этого начинаются все ритуалы.

Облачение. Наверное, никогда на мне не было столько украшений, как сегодня. Лазуритовый убор и тяжелый парик водружены на голову, плечи почти полностью закрыл плотный воротник из золотых и лазуритовых бусин. На этот наряд отец, наверняка, потратил огромные средства.

Меня, сейчас живое воплощение Иинат, вводят в полутемный просторный зал, где в дрожащем отблеске факельного огня и сладком дыму курительниц богине предстоит выполнить свой долг.

Грянули бубны и барабаны, глухим звоном рявкнули бубенцы в руках других танцовщиц, облаченных в прозрачные белые одежды. Девушки плотным кругом обступают меня. С языка словно сами собой срываются слова:

На главе моей – небесный венец,

На челе моем – жизни печать,

Я иду туда, где всему конец,

Я иду туда, чтобы жизнь начать!

Я пою заученные слова, и ноги сами начинают танец. И танец это только мой, царевна не знает его движений. Долгими вечерами Каи по памяти учила меня этому сакральному обряду.

Девушки с бубнами и тамбуринами словно бы с неохотой расступаются передо мной. Прочь, прочь, Богиня идет!

Ожерелье мое охранит от беды,

На руках моих – правда земного суда.

Небо, плачь обо мне, не жалея воды,

Кто вступил сюда – не уйдет никогда!

Длинный темный коридор открывается в скальной стене, словно по волшебству. Призрачные руки протягивают мне чашу с приторно сладким напитком. Послушно делаю большой глоток. А за спиной жрицы в белых одеждах все молят меня вернуться и не вступать на выбранный путь. Но поздно, Богиня вступает на путь мертвых.

Золотые запястья светом полны,

Груди сеткой прикрыты «Приди ко мне!»*

Но не смей, заклинаю светом Луны,

Прикасаться к ним, думать не смей обо мне.

Мои ноги несут меня по темному пути. А вокруг волнуется, неохотно расступаясь, тьма. Где-то впереди мне слышится мелодия флейты, и я спешу на зов. Где-то там, вдали, меня ждет счастье, и мое тело предчувствует это.

Бедра мои желаньем полны,

Но не смей повязки из злата снимать.

На границе света и власти тьмы

Ты сумей меня ото сна удержать.

Руки, призрачные руки тянутся ко мне со всех сторон, подобно голодным жителям иссушенной засухой Карешской земли, и я снимаю с себя богатое ожерелье из лазурных бусин и протягиваю его в темноту. «Берите, но пропустите меня вперед!» Взамен ожерелья мне протягивают еще одну чашу с питьем. Оно обжигает, как настой из перца, и сразу безумно хочется пить. Но я продолжаю идти вперед.

Темный туннель делает плавный поворот, и дорога начинает идти под гору. Внезапно из темноты возникает тонкая нить паутины и задевает мое лицо, но я не сбавляю шаг. Паутины становится все больше, и я начинаю танцевать. Взмахи бусинных нитей на поясе и острые края амулетов юбки режут нити легко и просто. Но на моем пути вырастает невидимый страж и с волшебным «оружием» приходится расстаться. «Пропусти меня! Решение мое крепко!» – произносят губы, и темный страж исчезает, оставив в моих руках напиток горький, как страх.

А туннель спускается все ниже и ниже. Холодный воздух струится по ногам, заставляя их двигаться, а вокруг появляются тени. Мужские тела льнут ко мне, хватают за руки, за плечи, но я пытаюсь вырваться. Ажурная сетка из мелких бусин, прикрывающая мои груди, рвется, но вместе с ней исчезают и похотливые руки. «Пропустите меня, я не сверну с пути!» На прощание мне остается чаша простой воды. Я жадно пью, утоляя мучительную жажду.

С каждым поворотом мне приходится расставаться с охранными амулетами. Снимаю тяжелые запястья, чтобы избавиться от навязчивых голосов. Липкие руки людской зависти стягивают с моих рук браслеты правды. От выпитых зелий начинает кружиться голова.

Внезапно коридор сужается. Теперь его можно преодолеть, лишь опустившись на колени. Острые камни в кровь режут нежную кожу, но, стиснув зубы, я ползу. «Пропустите меня!» – вырывается из моей груди отчаянный крик, и невидимые руки стаскивают с головы парик и венец.

Нагая и босая, я продолжаю свой путь во тьме.

Внезапно острое лезвие клинка легко касается моего горла. Замираю; сердце, кажется, сейчас выпрыгнет из груди. «Готова ли ты заплатить последнюю цену? – спрашивает бесплотный шепот. – Готова ли ты отдать свою жизнь за свою цель?»

Перед глазами колышется непроглядная тьма. Ни одного звука, только словно шелест невидимых крыльев за спиной и голос, бесплотный голос.

«Готова ли ты?» – звучит в моей голове.

– Да, я готова, и я не отступлю! Возьми мою жизнь, но дай желанное!

Собственный крик оглушает. Холодное острие пропадает, и я чувствую, как на пол с легким печальным звоном падает моя последняя защита – лента жизни. Теперь остается только умереть!

Солоноватый напиток касается моих губ, он пахнет словно кровь, но пьянит как крепкое вино. Сознание начинает меркнуть. Еще слышны голоса, поющие поминальную песнь по мне, но сопротивляться охватившему все тело оцепенению – нет сил.

Я существую где-то на границе яви и сна, не покинув этот мир и не имея больше сил присутствовать в нем. Мою спину холодит каменная плита, воздух пахнет сыростью и факельным дымом. Время тянется как кисель.

– Открой глаза, жена моя! Нет сил больше томиться одному! Вернись ко мне!

Знакомый голос произносит ритуальные слова. Сейчас они кажутся мне путеводной нитью. Мужской голос, голос из моих снов, зовет меня, называет любимой, клянется, что будет рядом. И я верю, но не могу пошевелить даже пальцем. Я пытаюсь очнуться, но не могу.

Моих губ касаются его горячие губы, я чувствую их страсть и нежность. Знакомый терпко-пряный аромат приятно щекочет ноздри, пробуждая воспоминания о залитой солнцем бескрайней травянистой равнине, где каждую весну расцветают тюльпаны. Как же будет хорошо, если он отвезет меня туда!

Мое тело чувствует горячие прикосновения его рук, обжигающие поцелуи его губ и слезы. Да, я чувствую, как слезы текут по его щекам! И еще я слышу слова, но разобрать их слишком трудно. Любимый клянется, что-то обещает, но я не в силах ответить ему.

Но почему ОН здесь? Разве он мог очутиться здесь? Разве не уехал, обиженный людской молвой? И если здесь он, то где же тот, с кем она обязана связать свою жизнь? Но разве в сердце я не мечтала, чтобы это был именно он?

Горячие руки ласкают мое неподвижное тело, словно пытаясь вдохнуть в него жизнь. Где-то в глубине своей души я протягиваю навстречу руки и зову, но ни звука не слетает с холодных губ.

«Согрей меня, вдохни в меня жизнь! – беззвучно молю я, цепляясь за каждое ощущение своего тела. – Спаси меня! Спаси!» Но сознание угасает, погружая меня в бесконечную пустоту