Вечно жить захотели, собаки? - Фриц Вёсс

Кремер и Кнауч развели костер на улице, сжигают остатки разрубленной кровати, кипятят воду для мытья и чая. Из штабного блиндажа доносятся возбужденные голоса румын.

Майор Биндер, качнув головой, приветствует Виссе и с серьезным лицом кивает в сторону генерала, возмущенно орущего на штабных офицеров и не допускающего никаких возражений. Генерал видит входящего Виссе. Биндер переводит, что генерал приказал им немедленно отправиться на передний край.

Связные передали донесение, что румыны опять не выдержали, отступили, и русские прорвали линию фронта севернее Червленой. Южнее от нее 29-я моторизованная дивизия вновь продвинулась вперед и, кажется, удерживает позиции.

Виссе вешает на себя автомат и вместе с капитаном Станческу уезжает на вездеходе генерала.

Им не приходится ехать далеко. За холмами открывается вид на раскинувшуюся на несколько километров долину реки Червленой. На юге долина переходит в холмистую степь. По северному склону, поодиночке и группами, возвращаются румыны. «Как стадо баранов без пастуха», — свысока судит о них Виссе.

Возмущенный такой трусостью, полный решимости противостоять ей, Виссе спрыгивает с машины и бежит навстречу румынам.

Те уклоняются от него и тупо продолжают шагать дальше. Обер-лейтенант, уперев руки в бока, оглядывается и поворачивается к Станческу, подъезжающему сюда на машине.

— Противника нигде не видно, ни с какой стороны! Хотел бы я знать, почему ваши люди отступают! — от возбуждения тон Виссе оскорбителен.

Обычно такой энергичный капитан, кажется, не замечает этого. Он только устало пожимает плечами и предоставляет инициативу молодому немецкому офицеру.

— Нам надо собрать людей и снова вывести их на передний край!

Станческу кивает.

— Поезжайте наперерез бегущим, чтобы отрезать им путь!

Многие румыны волочат за собой оружие по земле, держа его за ремень. Станческу полукругом объезжает поток отступающих, и румыны безвольно позволяют согнать себя в толпу. Там, где лощина сужается, он останавливает машину и спрыгивает с подножки.

Собравшись перед машиной, солдаты останавливаются, переминаясь с ноги на ногу.

— Это ваши люди? — спрашивает Виссе какого-то унтер-лейтенанта.

Тот оборачивается, смотрит на солдат.

— Отчасти мои, господин обер-лейтенант.

— Почему вы отступаете?

— Мимо нас пробежали солдаты, они кричали, что идут русские танки!

— И вы просто решили удрать?

— Я не смог больше удерживать людей, господин обер-лейтенант, и рад хотя бы вывести их всех более или менее вместе!

— Разве у вас нет приказа оставаться на позициях?

— Со вчерашнего дня я не видел ни одного офицера из начальства и не получал никаких приказов. Я вообще не знал, что происходит и что мне делать, господин обер-лейтенант!

— Теперь я скажу вам это абсолютно точно! — Виссе кивает людям, выступает с унтер-лейтенантом вперед и поднимает руку.

— Кругом марш! Все за мной!

Солдаты послушно идут за ним. Они довольны тем, что их опять кто-то ведет.

Виссе направляется к цепочке холмов. По их гребню должны расположиться отбитые вчера у противника новые оборонительные позиции. Гоняя на машине взад и вперед, Станческу собирает разбежавшихся по лощине румын.

Вдоль высот проходит хорошо обустроенная система окопов, которую Виссе осматривает вместе с унтер-лейтенантом. По глубине окопов и тщательно вырытым стрелковым ячейкам видно, что это была русская позиция, подготовленная красноармейцами летом против немецких танков, наступавших от железнодорожной линии Сальск — Сталинград. Она превосходно подходит для обороны против наступающих теперь в том же направлении русских.

Подзывая румынских солдат, распределяя их по отделениям и взводам, он точно указывает каждому его место на позиции.

— Так, вы оба, красавчики, давайте сюда со своим пулеметом! — он первым спрыгивает в окоп, устанавливает пулемет. — Лучшего укрытия вам не найти, а перед вами прекрасный сектор обстрела. Если русские сунутся сюда, то нарвутся прямо на ваш огонь!

Он похлопывает их по плечу, видя их нерешительность, ведет их за руку, как малых детей. Для каждого у него находится ободряющее слово и, хотя говорит он по-немецки, люди понимают его. Многие годятся Виссе в отцы и все же подчиняются ему, чувствуя уверенность и решительность в его действиях.

Задыхаясь от быстрой ходьбы, Виссе и Станческу взбираются на курган перед своими позициями. На его вершине хорошая площадка для обзора.

Кажется, танки отошли назад. Русских нигде не видно.

Между тем наступил полдень. Низко нависло однообразно серое небо, и безжизненный пейзаж в тусклом свете кажется безутешным. Тощие стебли засохшей полыни торчат из-под тонкого снежного покрова над промерзшей землей.

День кажется безнадежным и тягостным. Русские в такие дни сидят по домам перед жарко натопленными печами, неподвижно уставясь вдаль сквозь крошечные окошки, оклеенные для тепла газетной бумагой. Эта тоскливая погода угнетающе действует на людей.

Русские значительно больше, чем немецкие солдаты, подвержены перепаду настроений. Должно быть, им приходится туго, судя по тому, как они медлят, занимая позиции, оставленные румынами и немцами.

Только когда Виссе приставляет бинокль к глазам, слышится разрыв крупнокалиберного снаряда. Обер-лейтенант считает, что снаряд был калибра 120 или 150 миллиметров.

Через несколько секунд позади них почти одновременно примерно в ста метрах слева от них разрывается еще два снаряда.

Виссе указывает рукой:

— Высоты напротив нас заняты русскими. Где-то перед нами находится артиллерийский наблюдатель, который нас засек!

Он не успевает договорить, как тяжелый снаряд с оглушительным ревом проносится над их головами и разрывается почти в тридцати метрах. Но они уже прижались к земле и как раз вовремя успели уткнуться носами в снег, так как тяжелый осколок снаряда пролетает над ними и падает в пяти метрах от них.

— Вот это да! Ну и лупят же они по цели из двух человек! И все для того, чтобы их не беспокоили, не портили им прекрасного вида перед глазами.

«Батарея, огонь! Дальность та же!» — командует про себя Виссе, когда раздается очередь из шести орудийных выстрелов.

— Чертовски здорово целятся! Они хотят удержать этот холм незанятым.

Разрывы снарядов сыплют градом осколков, которые за несколько секунд со стрекотом и свистом разлетаются во все стороны и с шипением зарываются в снег вокруг офицеров. Втянув голову в плечи, прижавшись к земле, зарывшись лицом в снег, закрыв руками голову, с ужасающе ясным сознанием, фиксирующим каждый разрыв, без всякого укрытия, совершенно беззащитный, вздрагивая при каждом залпе, обер-лейтенант думает только о том, чтобы успеть почувствовать, когда острый железный осколок пронзит его тело.

Виссе облегченно вздыхает: «Пронесло!» Поднимает голову. Они лежат на переднем склоне и на снегу хорошо просматриваются вражеским наблюдателем.

— Там впереди стрелковые ячейки, — кричит Стан-ческу по-немецки и бросается туда. Пригибаясь, в несколько прыжков («Они были бы рекордными», — вспыхивает в возбужденном мозгу) Виссе оказывается примерно в трех метрах от стрелковой ячейки. Еще один прыжок, и он точно приземляется ногами в окоп, как раз когда раздаются новые разрывы снарядов.

Огневой налет как минимум целого артиллерийского дивизиона на двух офицеров.

— С ума сошли, собаки! — кричит Станческу из соседнего окопа.

— Хорошо, что у русских такие глубокие окопы. Кроме прямого попадания нам здесь ничто не грозит!

Станческу раскуривает две сигареты и одну из них бросает Виссе, попадая точно на край окопа.

«Ох и чудесная же это травка, такой вот тлеющий стебелек», — мозг сразу же опять начинает работать нормально и позволяет размышлять и делать выводы.

Хуже снарядов — внезапный панический страх смерти, с которым невозможно справиться. Многие, у кого в это время неправильно срабатывает защитный инстинкт, кидаются прямо к собственной гибели.

Раздается прерывистый треск, как серия выхлопов из глушителя при неисправном зажигании. Словно удар электрического тока пробегает по нервам Виссе.

Молниеносно втягивает он голову в плечи и прижимается к промерзшей стенке окопа. Присев в мучительно неудобном положении, Виссе еще больше стремится сжаться. Он высокого роста, и над головой остается совсем немного защитного земляного вала.

«Обстрел из «Катюш», этого еще не хватало!» — ему хорошо знаком этот звук. А вот и первый залп, точно накрывающий пространство вокруг них. Сквозь меховую шапку он лбом чувствует промерзший окоп. «Господи, благодарю тебя, что сижу в этом окопе! Если бы не укрытие, то в меня уже попали бы».

Нарастающий свист ракет и их короткие разрывы сливаются в общий гул. Он слышит первую очередь залпа из другой установки. Выстрелы следуют один за другим, снаряды падают впереди него. Он знает, что попадания из многоствольных реактивных установок всегда располагаются в четыре ряда и покрывают всю площадь обстрела тысячами осколков. Теперь они стреляют еще и из третьей установки!