Преемник - Марина Дяченко

Луар улыбнулся в ответ:

– Вы тонко шутите, ваше сиятельство… Представляю, как смеялась бы моя мать!

Бургомистр погасил свою ухмылку. Звякнул колокольчиком, вызывая слугу; глухо ответил на Луаров поклон:

– Ступайте… Надеюсь, что Священное Привидение утащит вас живьем.

Пророчество Флобастера сбывалось скоро и неотвратимо. Теперь я была предоставлена самой себе, и единственный возможный путь вел в трактирные служанки, «мыть заплеванный пол».

При мне не было ни монетки. Мой сундучок со скудными пожитками достался Хааровой своре – надо полагать, в утешение. Мне и помыслить было страшно о возвращении, хоть на несколько минут. Немного развлекала та мысль, что Хаар, должно быть, в свою очередь был трагически потрясен моим бегством.

Первую бездомную ночь я провела у костра перед городскими воротами; впрочем, стражники зорко следили, чтобы теплом их огня пользовались лишь «путники», и никак не «бродяги». Я должна была на рассвете покинуть город – либо искать себе другое пристанище. Появляться у ворот второй раз было просто опасно.

День прошел в блужданиях по улицам; воду я пила из публичных источников, а вот есть хотелось невыносимо. Под вечер я набрела на харчевню «Утолись» и вызвалась за тарелку каши перемыть всю скопившуюся за вечер посуду.

Засыпая на грязной соломе, я чувствовала, как съеденная каша мечется в измученном голодом животе. Я была почти что сыта и почти что счастлива.

Среди ночи мне приснился незнакомый человек, похожий на Луара. В его лице не было ничего страшного – но я испугалась прежде, чем разглядела в полутьме застрявшие у него в груди стальные клещи.

– Не для всех, – сказал он глухо. – Для немногих… Для одного.

Я проснулась, дрожа. Я долго лежала с открытыми глазами и молила небо, чтобы следующий мой сон был о матери, о старой библиотеке, или о сцене и Флобастере, а лучше всего – о Луаре…

И мне явился сон о Луаре.

Луар стоял по колено в костре, и в груди его торчали стальные клещи.

Тяжелый молот был обернут мешковиной, но удары о камень все равно разносились по ночной площади, пугая весенних котов и тревожа покой окрестных жителей. Лейтенант стражи нервничал; Луар стоял поодаль, завернувшись в плащ, равнодушно глядя в темное небо, будто происходящее его не касалось.

Каменщик пыхтел, то и дело потирая левое плечо; кладка поддавалась с неохотой – надежная добротная кладка. Сумасшедший старик в рваном балахоне Лаш лежал с стороне на сырой мостовой, лежал, обхватив голову руками, и тихо скулил.

Люди, явившиеся к Башне, открывшие ее ворота и взявшиеся ломать кладку, произвели на несчастного старика большое впечатление – он кинулся к офицеру, что-то невнятно объясняя, выкрикивая бессвязные слова и норовя схватить его за руку. Офицер гадливо отстранился, тогда старик кинулся к каменщику и молча укусил его за плечо.

Все последующее произошло мгновенно – глухой удар, старик, подвывая, отлетел сразу на несколько шагов, офицер двинулся на него, угрожая оружием и грязно ругаясь. Старик отполз в сторону, но не ушел; Луар смотрел на него без сочувствия, но с интересом. Рука его лежала на груди, и пальцы чувствовали прорезь медальона.

Он знает, а они – нет. Бургомистр заботится о своем добром имени – а между тем у Двери Мироздания, о существовании которой бургомистр даже не подозревает, стоит некто, желающий войти. Желающий явиться в гости к бургомистру, к тысячам бургомистров в тысячах городов и что-то там учинить не просто с бургомистрами – с миром…

Он, Луар, знает нечто, в сравнении с которым сама тайна его рождения – лишь мелкая забавная деталь. Если б ему сказали это месяц назад – он подрался бы со сказавшим. А теперь он молчит и смотрит в ночное небо, пытаясь понять, чем же все-таки хорош этот мир и почему он до сих пор устоял…

– Э-э, – прохрипел каменщик, бережно поглаживая пострадавшее плечо. – Может, хватит?

Луар обернулся. С десяток камней посреди кладки провалились вовнутрь, и стена зияла черным провалом, как чей-то щербатый рот.

– Молодому человеку достаточно? – осведомился лейтенант. Этот лейтенант опасался Солля, как безумца, презирал как потрясателя основ и одновременно пытался уважать – как сына своего самого высокого начальника.

Луар подошел к пролому. Грузный человек не протиснулся бы в неровную черную дыру, но худому Луару это было вполне по силам.

– Хватит, – сказал он равнодушно. – Не возиться же тут до утра.

Каменщик обиженно засопел, лелея укушенное плечо. Старик-сумасшедший поднялся на четвереньки – офицер так глянул на него, что тот снова отполз, бормоча свои жалобы.

– Я дам вам только один факел, – сказал лейтенант Луару. – В ваших интересах успеть вернуться, пока он догорит.

Луар пожал плечами:

– Как знаете… Но столько трудов ради одного факела?

Лейтенант не удостоил его ответом; каменщик старался держаться подальше от им же проделанной дыры, и Луар скоро понял, почему.

Запах. Он стоял здесь долгие годы, такой густой, что в нем можно было плавать, как в смоле. Он был запахом тленья и смерти, затхлой сырости, осевшего дыма и еще чего-то, похожего на терпкий дух благовоний. Лейтенант отшатнулся и в ужасе уставился на Луара – ждал, вероятно, что безумец тут же и откажется от своей затеи.

– Эге, – сказал Луар равнодушно. – Пожалуй, и гореть не будет, – и он сунул в проем зажженный факел.

Осветились заплесневелые стены, потолок, поросший известковыми сосульками, коридор, длинный, как кишка. Факел пригас – но все же не угас вовсе, и Луар удовлетворенно кивнул.

Первый шаг оказался трудным – но ни лейтенант, ни каменщик, ни даже безумный старик не смогли бы заметить его колебания. Луар справился с собой не легко, но быстро; даже у декана Луаяна не было такой возможности – узнать тайну Ордена из первых рук. А ведь Луара интересует не только Священное Привидение, Первый Прорицатель и ржавчина на медальоне; у сына Фагирры есть шанс узнать, что составляло смысл жизни его отца и в чем смысл его смерти. Возможно, темнота в провале – не разрытая могила, а наследное имение, отчий дом?

Он мрачно усмехнулся, согнулся в три погибели и с факелом наперевес нырнул в пролом.

Святая святых.

Закрывая лицо рукавом, он брел в густых слоях слежавшегося воздуха, обходя тухлые лужи и пятна плесени. Коридоры двоились и троились, круглые ступени ложились веером, приглашая подняться; он двигался как заведенный, не боясь заплутать или не найти обратного пути – а боясь только остановиться, потому что очень скоро ему стало казаться, что некто невидимый следует за ним по пятам.

Не он выбирал дорогу – дорога выбирала его сама, и он почти не удивился, оказавшись перед массивной дверью из позеленевшей бронзы. Засов на двери был взломан, и у Луара не было причин, оправдавших бы его нежелание войти.