Как художники придумали поп-музыку, а поп-музыка стала искусством - Майк Робертс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поэтому притягательность, которую представляли New York Dolls для Макларена, вполне закономерна. Хотя ему не удалось побывать на их выступлении на Уэмбли в 1972 году, когда они приехали поддержать группу The Faces, в статье в Guardian, написанной по случаю воссоединения группы в 2006-м, Макларен упомянул о том, как в свой тот самый визит в Лондон New York Dolls нагрянули в магазинчик Let it Rock. Они были абсолютно очарованы всей рок-н-ролльной атрибутикой, Макларен же был очарован ими. «Спустя месяцы мы снова встретились во время моей первой поездки в Нью-Йорк, – вспоминает он, – мы выпили вместе в баре Max’s Kansas City на Парк-авеню, практически в шаге от „Фабрики“ Энди Уорхола». Соответственно, тогда же Макларен впервые познакомился с музыкой группы: «Я был поражен, насколько это было ужасно. Как было больно моим ушам! А потом я рассмеялся – рассмеялся над собственной глупостью. Они были ужасны. Настолько ужасны, что это было даже хорошо. К четвертой или пятой песне я уже думал, что они до такой степени ужасны, что просто восхитительны. Я был сражен наповал».
Это показывает не только невысокое мнение Макларена о музыке New York Dolls, но и его презрительное отношение к музыкантству в целом. Во время учебы в Хэрроу у него завязались приятельские отношения с преподавателем истории искусств Теодором Рамо-сом, будущим портретистом королевы. Когда Макларен только начал брать уроки фортепиано, Рамос высказал ему свое мнение, что «занятия музыкой – это удел более недалеких художников». Также известен случай, когда Рамос публично унизил одного из своих наименее талантливых студентов, одарив его работу сомнительным комплиментом: «Нечто столь ужасное просто обязано иметь успех».
Когда в 1973 году New York Dolls приехали выступить в известной «радужной комнате» Biba, Макларену, который оказался среди прочих приглашенных, отмеченных за «рокерскую» репутацию, довелось лицезреть, можно сказать, комедийный беспорядочный перформанс группы. Во время той же поездки в Великобританию «куколки» выступили на канале BBC Two в решительно постхипповском шоу «Old Grey Whistle Test», чем весьма взбудоражили чувства юных поклонников, которые едва успели отойти от сенсации Зигги Дэвида Боуи на «Tops of the Pop», чтобы тут же увлечься тем, что ведущий передачи Боб Харрис проницательно окрестил «псевдорок» – именно по этой причине. Моррисси, например, тут же основал британский фан-клуб. Макларена «фееричное фиаско группы вдохновляло на любые подвиги», и теперь, когда Макларен и Вествуд открыли для себя гораздо более возбуждающий и смелый мир манхэттенской сцены, они находили «одинаковых суррогатных провинциальных пижонов, понаехавших бог знает откуда» и весь рок-н-ролльный ривайвл в целом всё более скучными.
Они несколько расширяют ретро горизонты магазина и дают ему новое имя: Too Fast to Live, Too Young to Die; с ним в его стиль пришло больше фетиша в виде заимствованных из британской рок-культуры кожаных и байкерских модных элементов, а уже в следующем воплощении место предстало в своем истинном дерзком образе. Над входом расположились три гигантские заглавные буквы, обернутые телесно-розовой резиной, похожие на надувные инсталляции Класа Олденбурга, которые складываются в слово «SEX». Позади вывески виднелось граффити, выполненное баллончиком с краской, с глубокомысленным афоризмом XVII века: «Хитрость всегда красиво наряжена, а правда любит быть голой». Этот манифест высотой в пять футов – сочетание идеи о развращенности общества и высоконравственной политической эстетики – задал тон месту, которое можно описать как бутик одежды с претензией на художественную инсталляцию; каждый день гостей в этом пугающем заведении встречала молодая девушка в образе доминатрикс по имени Джордан.
Уникальный в своем роде и необычный магазин, как магнит, притягивал к себе неприкаянные души субботнего утра, таких как подростки По Кук и Стив Джонс, которые недавно основали свою группу под названием The Strand в честь сингла со второго альбома Roxy Music. Стив Джонс оказался весьма настойчивым, и вскоре Макларен сам не заметил, как стал номинальным менеджером недоукомплектованной группы с сомнительными шансами на успех.
В ноябре 1974 года Макларен вновь отправился в Нью-Йорк. Всё еще увлеченный New York Dolls, которые уже были на грани распада, он на короткий период взял на себя роль их менеджера и организовал для группы неформатное музыкальное представление с коммунистическими мотивами: нарядив участников группы в эксцентричные костюмы из красной лакированной кожи, он и Вествуд отправили их выступать на фоне красных советских флагов. Аналогично тому, как они создали свой магазин SEX с целью подразнить английские правящие круги, так и здесь их главным намерением было затронуть уязвимые места американцев. Но публика не заглотила наживку, и представление вызвало лишь недоумение со стороны зрителей.
Когда, несмотря на все усилия Макларена реабилитировать группу, тонкие шпильки «куколок» согнулись под давлением алкоголя и наркотиков, внимание Макларена привлек один из их ярых фанатов – харизматичный поэт-рок-н-ролльщик из Нижнего Ист-Сайда. Вне всякого сомнения, Ричард Хелл – яркий представитель новомодного поколения нью-йоркских безработных мечтателей-аутсайдеров – мог бы стать прекрасным эксцентричным кандидатом на роль фронтмена в собственной британской версии New York Dolls Макларена по возвращении в Лондон.
19. Бит-панки Нью-Йорка
Помню, как, вернувшись в Нью-Йорк и встретившись однажды вечером с Патти, я спросил у нее: «Привет, тебе, должно быть, нравится Эгон Шиле?»
Эгон Шиле – венский экспрессионист с выдающейся шевелюрой, арестом за порнографию в послужном списке, и умер он в двадцать восемь. Ну, знаете, идеально. А Патти в ответ: «О да, я от него совершенно без ума!»
Данкан Ханна, художник (и бывший президент фан-клуба группы Television), в интервью Легсу Макнилу и Джиллиан Маккейн
На первый взгляд, знаменитая нью-йоркская богемная тусовка на заре расцвета панк-культуры по большей части состояла скорее из поклонников литературы, нежели из художников визуального искусства, – по крайней мере, если судить по интересам ее ключевых фигур. Но границы между разными видами искусства долгое время претерпевали изменения, и пренебрежительное отношение Дюшана к стереотипу «немого» художника частично способствовало тому, что фокус мирового искусства всё больше смещался к словам – которые способны выражать философские взгляды – в противовес бессловесным визуальным образам. Кроме того,
