Дьявол в Лиге избранных - Линда Ли

– Боже милостивый, – было последнее, что я услышала, прежде чем Никки пошла вниз по ступеням.

Неужели эти слова произнесла я?

Глава девятнадцатая

– Боже, неужели это Никки Граут? – раздался чей-то голос за моей спиной, – я не видела, кто это сказал. Я знала лишь, что моя соседка сделала это. Ей удалось шокировать относительно респектабельную публику Уиллоу-Крика – тем, что Королева Безвкусицы может оказаться такой изысканной.

На ней был наряд, который выбрала я, – бледно-голубой костюм с широкими длинными рукавами, украшенными маленькими бархатными бантами, воротник, поднятый сзади, впереди был опущен, он ничего не открывал, но эффект был более провокационным, чем если бы она выставила на обозрение свои пышные формы. Короткий жакет доходил до талии, узкая юбка в тон оторочена по низу скромной оборкой. На ней были телесного цвета чулки с легким мерцанием и темно-серые лодочки на двухдюймовом каблучке, а не голубые туфли на шпильках, которые она купила, потому что «как же я могу надеть туфли не в тон?!».

Утонченная элегантность костюма в сочетании с недавно окрашенными волосами придавали Никки великолепный, но скромный вид, а макияж делал ее похожей на фарфоровую китайскую куклу.

Даже если бы она была моей дочерью и это был ее первый бал, я бы не могла чувствовать большую гордость, когда она спускалась по изгибающейся лестнице. Затаив дыхание, я смотрела, как она идет по ступенькам, и, клянусь, даже английская королева не сделала бы этого лучше.

Должно быть, я стала сентиментальной, потому что еще большее впечатление на меня произвело выражение лица Говарда. На нем был написан откровенный ужас. Хотя, думаю, он был лишь слегка напуган. Да, акула Говард стал похож на гуппи. Дикая Никки – персонале из его Лиги. Но идеально воспитанная Никки – это нечто совсем иное, может быть, ему не доступное.

Я видела, как на его лице начинает проступать осознание этого. Наверное, раньше он никогда не задумывался, что она может покинуть его мир. Затем появилось выражение неуверенности. Но очень быстро все это ушло, и вновь передо мной был громкий невыносимый Говард, протискивающийся сквозь толпу к лестнице, чтобы встретить жену.

Супруги стояли рядом, и я заметила, что Говард тоже приоделся. На нем были темно-синий костюм от Фримэна, подходящий для большинства приличных мужчин в Техасе, белая рубашка с галстуком в синюю и серебристую полоску и черные туфли.

Дом гудел от множества голосов, и все по очереди стали подходить к хозяевам, чтобы поприветствовать их. Сенатор Дик Бентли был одет в синий блейзер, а не в костюм, как будто ожидал, что намечается летний прием у бассейна. Но политика не просто поставить в тупик. Он взял свою жену под руку и повел ее к хозяевам. Член Лиги Альберта Бентли была одета сегодня в хлопчатобумажное платье, которое подошло бы для массы других мероприятий, но не для званого вечера. Похоже, она не горела желанием приветствовать хозяев.

Я стояла в стороне и наблюдала. Нет, не потому, что мне не хотелось привлекать к себе излишнего внимания. Не думайте, слова матери не посеяли смуты в моей голове, я не думала, что мне было бы лучше вообще сюда не приходить. Я осталась в тени, чтобы все внимание досталось Никки. К сожалению, я стояла недостаточно далеко, чтобы оказаться вне поля зрения, и ко мне подошел какой-то мужчина, которого я никогда раньше не видела и, надеюсь, никогда больше не увижу.

Он был на голову ниже меня и попытался посмотреть на меня снизу вверх:

– Намажьте мою задницу маслом и назовите лепешкой, если ты не красотка, какой я еще не видал!

Да уж, публика здесь собралась разномастная.

За неделю до приема, как могла осторожно, я сказала Никки, что им с Говардом следовало бы устроить два обеда. Но Говард, услышав об этом, не согласился.

– Я всегда рад видеть друзей у себя дома, независимо от того, кто еще там находится.

Ну что же, это достойная уважения позиция, при том условии, что ваша жена не пытается стать членом ЛИУК.

– Кто же ты такая? – поинтересовался мужчина.

Он был приземистым, коренастым и краснолицым, как будто всю свою жизнь работал под палящим техасским солнцем. На нем были костюм в стиле «Дикий Запад», галстук боло[20] и рубашка с перламутровыми пуговицами. Он томно взглянул на мою грудь, будто хотел официального представления. Не будь я Фредерика Хилдебранд Уайер, я бы сказала в ответ что-нибудь резкое, но я лишь вздернула подбородок и напустила на себя высокомерный вид:

– Простите, что вы сказали?

Полагаю, вы слышите презрение в этих словах. Но этот нахал был глух к подобным тонкостям:

– О, детка, я готов повторить это еще раз.

Затем он засмеялся, громко и раскатисто. Говард Граут по сравнению с ним казался принцем Чарльзом.

– Позвольте, – сказала я с ледяной холодностью и развернулась, чтобы уйти... В этот момент он хлопнул меня по затянутому в шелк заду. Без шуток.

На секунду я замерла от неожиданности, затем с каменным спокойствием медленно повернулась к нему лицом и сказала самую не-фреди-уайеровскую вещь в своей жизни:

– Уноси-ка свою намазанную маслом задницу, пока я не сделала из тебя лепешку.

Это в немалой степени шокировало нас обоих.

Охотник до чужих задниц начал было что-то говорить; похоже, мне вряд ли было бы приятно это услышать. И тут, будто был подан сигнал к его выходу на сцену, появился «мой художник».

– Оставь леди в покое, – сказал он, высокий, темноволосый, опасный ковбой Мальборо.

Тот, казалось, и не собирался уходить, брызжа слюной от ярости, пока до него не дошло, что Сойер вдвое выше его и действительно может сделать из него лепешку.

Ну прямо рыцарь в сияющих доспехах. Это было прекрасно. И ужасно. Как я уже говорила, я не хочу, чтобы меня спасали.

К счастью, с головой у коротышки все было в порядке, и он поспешил убраться восвояси, оставив других гостей толпиться вокруг Никки и Говарда, а меня – наедине с моим художником.

Я не общалась с Сойером с тех пор, как выяснилось, что у него все в порядке с ориентацией. Он выглядел, как мистер Мачо-Все-Под-Контролем, с которым чувствуешь себя в полной безопасности. У меня по спине пробежали мурашки, как у школьницы на первом свидании; это было нелепо и занимало одну из верхних строчек в Списке неподобающих вещей.

Выражение его лица смягчилось.

– Все нормально?

Никогда раньше я не чувствовала себя такой защищенной – в его поведении ощущалась сила, ответственность и забота обо мне. Только отец вызывал у меня подобное чувство, но он всегда пытался вмешиваться в мои дела, чересчур уж беспокоясь обо мне. Забота Сойера Джексона была направлена исключительно на меня.