Дьявол в Лиге избранных - Линда Ли

Разумеется, Фреди Уайер ни в коем случае не собирается тонуть, можете быть уверены. Если кто-то и может выплыть на берег после такого кораблекрушения, так это я. Но пока что все это барахтанье очень утомляет.

Мне было и без того тошно, а тут еще позвонила мама. Я слишком устала, чтобы говорить по-французски:

– Здравствуй мама.

– Что случилось?

– Почему каждый раз, как ты звонишь, тебе кажется, что что-то случилось?

– Слышу это по твоему голосу. Хотя зачем я спрашиваю, я и так уже все знаю.

Ну и ладно. Конечно, нельзя было рассчитывать, что никто так и не узнает о моем пропавшем муже. Я даже почувствовала некоторое облегчение. Наконец-то мне больше не надо будет бороться с потоком в одиночку. Однако на самом деле я представить себе не могла, каким образом моя тайна раскрылась – ведь я такие усилия прилагала, чтобы сохранить ее.

– Сегодня утром мне звонила Люсиль Сэнджер. Она сказала, что, несмотря на мои предостережения, ты все еще пытаешься провести Никки Бишоп в Лигу.

Исполнение приговора откладывалось.

– Теперь ее зовут Никки Граут.

– Как будто я этого не знаю! Вышла замуж за этого отвратительного Говарда Граута. Это просто недопустимо, что он и ему подобные живут теперь в «Ивах».

– Послушай, мама...

– Не вздумай его защищать! Ты что, забыла, как твой собственный муж боролся, чтобы не допустить его в «Ивы»? Что с тобой происходит, Фредерика? Умоляю тебя, скажи, что Люсиль ошибается и ты на самом деле не пытаешься протащить Никки в наши ряды. Ты прекрасно знаешь, что она человек не того сорта.

– Мама, прекрати, хватит. – Я грубо оборвала ее, и это удивило нас обеих.

На другом конце провода установилось молчание, и несмотря на пять миль, разделявшие нас с матерью, ее напряжение чувствовалось так, будто она стояла рядом.

– Мама, прости. Но ты в самом деле относишься к Никки предвзято.

– Так, значит, это правда, что ты идешь на обед к Граутам во вторник вечером?

– Откуда ты знаешь о приеме?

– Альберта Бентли сказала.

– Она пойдет?

Моя мать пренебрежительно хмыкнула.

– Если Альберта идет, почему мне нельзя?

– Мы обе знаем, что муж Альберты – политик, и у него нет другого выбора, кроме как посещать подобные мероприятия ради получения новых взносов.

Взносов. Не денег.

– Что ж, я тоже иду. – Вот так просто. – Я пообещала, что буду там, мама.

Она повесила трубку.

Сколько себя помню, моей жизнью управляло стремление моей матери соответствовать стандартам Лиги избранных. Я никогда не придавала большого значения тому, что до тринадцати лет я виделась с семьей отца за обедом каждое воскресенье, а бабушку и дедушку со стороны матери видела только однажды.

Это случилось, когда мне было восемь лет. Я спустилась в холл и обнаружила там бедно одетую пару.

Женщина осталась стоять, гордо выпрямившись, а у мужчины при моем появлении на глаза набежали слезы.

– А ты, должно быть, маленькая Фредерика? – сказал он.

– Да. А вы кто?

Я не могла даже предположить, кто они, так как прислуга всегда приходила с черного хода, а гости – через парадную дверь, но эти двое были одеты не как гости.

– Я твой дедушка.

– Дедушка? – Так в семье Хилдебранд никто никого не называл.

– Это твой дед, – сказала женщина.

Я знала, что это не могло быть правдой.

– Вы не мой дед. – Дед Хилдебранд жил в городе, и каждое воскресенье перед обедом я сидела у него в кабинете, и он рассказывал мне обо всех поколениях великих Хилдебрандов, которые жили до меня.

– Я папа твоей мамы.

Вот это новость. У моей мамы был отец?

Нелепо, я знаю. Но моя мама не была похожа на человека, у которого есть родственники. Мне казалось, что она вполне могла появиться на свет без помощи двух родителей из плоти и крови. Как Афина, вышедшая из головы Зевса, уже взрослая, одетая в свои доспехи из жемчуга и элегантного шелка. Этот мужчина ничем не напоминал Зевса. Дед Хилдебранд и мой собственный папочка были похожи на Зевса.

Пару минут спустя вслед за мной появилась Кика, уже тогда такая же дородная и казавшаяся мне очень старой, хотя ей вряд ли было больше лет, чем мне сейчас.

– Сеньоры Уайер нет дома, – сказала она.

– То есть как это? – удивилась я.

Кика строго посмотрела на меня (одна из немногих вещей, которые могли меня успокоить – по крайней мере тогда), а потом настойчиво повторила, что моей матери нет дома.

Казалось, женщина не была удивлена, но у мужчины, претендующего на роль моего дедушки, в глазах прибавилось слез. Он был плакса, и я чуть было не сказала, что ему повезло, что мамы нет дома, так как слез она не любит. Но даже тогда я сознавала, что так говорить не следует, хотя это ему помогло бы, если он хотел поладить с моей матерью.

Они ушли, и я никогда их больше не видела.

Лишь много лет спустя я поняла, что это действительно были родители моей матери, и она не хотела их видеть. Когда я наконец догадалась об этом, я решила, что они плохо с ней обращались, но оказалось, что все иначе. Открыла мне глаза тетя Корделия, сестра моего отца, которая славилась своей несдержанностью. Она рассказала, что моя мать стыдилась своей семьи. Когда я об этом услышала, мне впервые стало стыдно за мать.

– Понятное дело, – добавила тетя, – что как бы Блайт ни изменилась, она родилась по ту сторону железнодорожных путей, и можно понять ее желание сохранить это в тайне, но отворачиваться от своей семьи...

Она больше ни слова об этом не сказала, но было предельно ясно, что моя мать поступила в высшей степени нехорошо.

Я часто задаюсь вопросом: если моя мать так легко выкинула собственных родителей из своей жизни, как она может настаивать на том, чтобы занимать так много места в моей?

В течение нескольких следующих дней, оставшихся до приема у Граутов, я помогала Никки освоить все от приветствий (в которых она все время ошибалась) до прохода по лестнице (что я в итоге запретила ей делать, опасаясь, как бы она не сломала себе шею перед знатными жителями Уиллоу-Крика), а потом перешла к экзамену по всему, чему я попыталась ее научить.

Пользуясь схемами и таблицами, мы повторили расстановку столовых приборов и размещение гостей согласно этикету, варианты меню и темы для беседы. Если бы я была директором школы, ее бы оставили на второй год.

К несчастью, приглашения уже были разосланы, и указанная в них дата неумолимо надвигалась на нас. С одной стороны, я мечтала о том, чтобы у меня вдруг возникли неотложные дела в Далласе, а с другой – тщательно продумывала наряд. Мой переставший вдруг быть геем художник ответил на приглашение согласием.

Как мне не стыдно.

Я вполне невинно разузнала о Сойере, когда Никки рассказывала мне о будущих гостях. Мы работали над рассадкой гостей, и угадайте, с кем рядом было решено посадить художника? Со мной! Не то чтоб у меня было намерение пофлиртовать. Я не флиртую, во всяком случае с мужчинами, которые предпочитают женщин. Не будем также забывать, что я все еще замужем. Но факты таковы: мой муж неизвестно где тратит мои деньги, будто он арабский шейх и у него на заднем дворе бьет нефтяной фонтан.